Кадзуо Исигуро - Погребённый великан
— Хорошо, друзья мои. Тогда говорите потише, ибо зачем нам её будить?
Сэр Гавейн повёл спутников вверх по насыпи и, дойдя до камней на вершине, подал знак остановиться. Потом осторожно заглянул через край и тихо сказал:
— Встаньте здесь, и вам будет хорошо её видно.
Аксель помог жене взобраться на уступ рядом с собой и перегнулся через один из камней. Яма оказалась шире и не такой глубокой, как он ожидал, больше напоминая высохший пруд, чем вырытый котлован. Она была почти вся залита бледным солнечным светом, дно было сплошь из серого камня и гравия — почерневшая трава резко обрывалась у кромки, — и единственным живым созданием, кроме самой драконихи, был одинокий куст боярышника, кое-как пробившийся сквозь камень у центра ямы.
Что же до самой Квериг, то с первого взгляда было трудно сказать, жива она или мертва. По её позе — ничком, голова свёрнута набок, лапы в стороны — можно было предположить, что дракониху сбросили в яму, уже убив. Было трудно понять, дракониха ли это вообще: Квериг была настолько истощена, что больше походила на червеобразную рептилию, привыкшую к воде, которая по ошибке выбралась на сушу и теперь страдает от обезвоживания. Кожа, вместо того чтобы лосниться и отливать бронзой, была желтовато-белёсая, как рыбье брюхо. От крыльев остались только ошмётки кожи, которые при беглом осмотре можно было принять за прилипшие к драконьим бокам сухие листья. Голова на серой гальке была повёрнута набок, и Акселю был виден только один драконий глаз, с перепонкой на манер черепашьего, который апатично открывался и закрывался, подчиняясь своему внутреннему ритму. Это движение вкупе с едва заметным вздыманием и опаданием кожи вдоль хребта служило единственным признаком того, что Квериг ещё жива.
— Неужели это она, Аксель? — тихо спросила Беатриса. — Эта бедная тварь, от которой остался только лоскут плоти?
— Взгляните сюда, госпожа, — раздался за спиной голос Гавейна. — Пока у неё есть чем дышать, свой долг она выполняет.
— Она больна или, может, уже отравлена? — спросил Аксель.
— Она просто состарилась, сэр, как и все мы. Но она пока ещё дышит, и дело Мерлина продолжается.
— Теперь мне что-то припоминается, — сказал Аксель. — Мерлин сотворил здесь какое-то чёрное дело.
— Чёрное, сэр? — переспросил Гавейн. — Отчего же чёрное? Это был единственный выход. Задолго до победного исхода битвы мы, пятеро добрых товарищей, отправились укротить эту тварь, в те дни могучую и яростную, чтобы Мерлин смог наложить на её дыхание великие чары. Может, он и был дурным человеком, но этим он осуществил волю Господа, а не одного лишь Артура. Разве настал бы когда-нибудь мир без дыхания драконихи? Посмотрите, как мы теперь живём! Старые враги — словно родня, от деревни к деревне. Мастер Вистан, это зрелище лишило вас дара речи. Я спрошу ещё раз. Неужели вы не позволите этой несчастной твари дожить свои последние дни? Её дыхание уже не то, что раньше, но чары в нём ещё остались. Подумайте, что может пробудиться на этих землях, стоит ему прерваться, пусть даже прошло столько лет! Да, мы убивали без счёту, признаюсь, и не разбирали, сильных бьём или слабых. Может, Господь нам и не улыбнулся, но мы избавили свою страну от войны. Сэр, уходите отсюда, умоляю. Может, мы и молимся разным богам, но ваши боги бесспорно благословляют дракона так же, как и мои.
Вистан отвернулся от ямы и взглянул на старого рыцаря:
— Какому же богу угодно, чтобы зло оставалось забытым и безнаказанным?
— Хороший вопрос, мастер Вистан, и я знаю, что моему богу неловко за то, что мы сотворили в тот день. Но это уже давно в прошлом, и кости укрыты красивым зелёным ковром. Молодёжь ничего не знает о них. Умоляю, уйдите и позвольте Квериг потрудиться ещё немного. Год или два, больше она не протянет. Но даже этого может хватить, чтобы старые раны окончательно затянулись и меж нами установится вечный мир. Взгляните, как она цепляется за жизнь! Будьте милосердны и уйдите отсюда. Пусть эта страна покоится в забытьи.
— Глупости, сэр. Как могут старые раны затянуться, если они кишат червями? И как может мир держаться вечно, если он построен на кровопролитии и колдовском коварстве? Я вижу, как искренне вы хотите, чтобы ваши давние кошмары рассыпались в прах. Но они белыми костями лежат в земле и ждут, чтобы с них сдёрнули покрывало. Сэр Гавейн, мой ответ неизменен. Я должен спуститься в яму.
Сэр Гавейн хмуро кивнул:
— Понимаю, сэр.
— Тогда я тоже спрошу вас, сэр рыцарь. Оставите ли вы это место мне и вернётесь ли к верному старому скакуну, который ждёт вас внизу?
— Вы знаете, что я не могу этого сделать, мастер Вистан.
— Так я и думал. Отлично.
Вистан прошёл мимо Акселя и Беатрисы и спустился по грубо высеченным ступеням. Снова оказавшись у подножия насыпи, он оглянулся вокруг и сказал совершенно другим голосом:
— Сэр Гавейн, земля здесь выглядит странно. Может ли быть, чтобы её выжгла дракониха, когда была поживее? Или сюда часто бьёт молния, каждый раз выжигая землю и не давая взойти новой траве?
Гавейн, последовавший за Вистаном вниз по насыпи, тоже спустился по ступеням, и они вдвоём принялись расхаживать из стороны в сторону, словно товарищи по походу, выбирающие место для палатки.
— Для меня это всегда было загадкой, мастер Вистан. Ведь даже когда Квериг была помоложе, сюда она не спускалась, поэтому не думаю, чтобы эту землю выжгла она. Наверное, так было всегда, даже когда мы только принесли её сюда и опустили в яму. — Гавейн испытующе постучал пяткой по земле. — Тем не менее место хорошее.
— Несомненно. — Вистан, повернувшись спиной к Гавейну, тоже постучал в землю ногой.
— Хотя, может, чуть маловато в ширину? — заметил рыцарь. — Видите, как обрывается склон? Если упасть здесь, то вниз не скатишься, но вот кровь быстро растечётся по горелой траве и закапает через край. Не стану говорить за вас, сэр, но мне вовсе не улыбается, чтобы моё нутро сочилось с утёса, словно птичий помёт!
Оба рассмеялись, и Вистан сказал:
— На этот счёт беспокоиться не стоит. Видите, земля чуть приподнимается перед обрывом? Что до противоположного края, то он слишком далеко, и по пути хватает иссохшей земли.
— Верно подмечено. Ну, значит, место нам подходит! — Сэр Гавейн поднял взгляд на Акселя с Беатрисой, которые всё ещё стояли на насыпи, повернувшись, однако, к яме спиной. — Мастер Аксель, — весело позвал он, — вы всегда были искусны в дипломатии. Не угодно ли вам прибегнуть к своему красноречию, чтобы мы смогли уйти отсюда друзьями?
— Простите, сэр Гавейн. Вы были к нам очень добры, и мы вам за это благодарны. Но мы пришли сюда увидеть, как придёт конец Квериг, и, если вам угодно встать на её сторону, ни мне, ни моей жене нечего сказать в вашу защиту. В этом деле мы согласны с мастером Вистаном.
