Игорь Данилевский - Сессия: Дневник преподавателя-взяточника
– Пришлось сказать Сережке, что у нас сегодня встреча с коллегами из Нижнего Новгорода, и директриса, как всегда, поручила мне их приемку и сдачу.
– Он поверил? Не поздновато для конференций?
– Я сказала, что это не конференция, а просто как бы прием делегации. У нас такое уже было один раз, так что отчего бы ему и не поверить?
– М-да! Делегация, значит. Последняя в нынешнем сезоне…
– Именно! Так что сегодня в принципе необязательно торопиться на электричку – можно поехать и к тебе. Отворачивайся!
Я с улыбкой исполняю ритуал, которому, как и приключению в Парке, уже почти пятнадцать лет, то есть поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов в ожидании момента, когда можно будет вернуться в исходное положение и обнаружить на столе заботливо приготовленные «гостинцы». Я пытаюсь представить, что мне будет подарено на этот раз, и примерно через полминуты, после сигнала «Можно!», убеждаюсь, что почти угадал. Во-первых, это почти пол-метра в высоту современный фолиант из серии «Столько-то красивейших видов планеты» (в прошлом году были «200 красивейших мест», на сей раз – «100 красивейших храмов»). Во-вторых, это футболка с моим изображением у замка Шенонсо (первые две части нательной трилогии – «Я на фоне Шамбора» и «Я на фоне Пюилоранса» – она мне уже дарила на четырнадцатое и двадцать третье февраля соответственно. Вначале эффект был потрясающий – моими оставленными в компьютере по ее просьбе французскими фотографиями она распорядилась весьма неожиданно, – но и сейчас впечатление совсем даже неплохое. Тем более, что фотки для такого дела выбирал я лично). И, в-третьих, это солидный ежедневник с надписью на обложке «Федеральная служба по надзору в сфере…», явно выданный ее мужу профкомом по случаю какого-нибудь праздника вроде Дня защитника Отечества и свидетельствующий о том, что на третьем подарке ей удалось сэкономить.
– С Днем рождения! – ласково улыбается она мне, еще раз целуя в губы.
– Спасибо! – говорю я вполне искренне (книга и футболка мне действительно очень нравятся), поддаваясь ее любовному напору.
– Садись – чай пить будем! – смеется Гала.
– Рюмочку чая, ты хочешь сказать?
– Скорее бокал. Но чур открывать бутылку будешь ты!
Она вынимает из стоящего рядом небольшого холодильника (предмета общего пользования с коллегами из соседних отделов) запотевшее «Абрау-Дюрсо», блюдо с нарезанными ломтиками колбасы и ветчины и с легким стуком опускает их на стол. Затем, позвенев бокалами, вынимает их вместе с тарелкой с фруктами и в завершение достает украшенный кремовыми завитушками «Наполеон».
– Я сейчас порежу торт, а ты займись пока шампанским, ладно? – говорит она.
Я киваю и довольно проворно, почти профессионально, откручиваю проволочный капюшон и, не допуская оглушительного выстрела, почти неслышно откупориваю бутылку: раздается всего лишь легкий хлопок.
– Хорошо у тебя получилось! – улыбается Гала, кивая на выложенную на стол пробку.
– А ты разве не помнишь, как я открыл бутылку, когда мы сидели в «Мулен Руж»? В полной темноте, с кучей расфуфыренных дамочек вокруг? Если бы я их тогда залил пеной, это было бы покруче шоу. Но они, по-моему, только тогда заметили, что я всё сделал, когда я стал им уже разливать.
– Хорошее все-таки представление было, да?
– Угу… Правильно люди говорили – идите обязательно…
Я наполняю ее фужер золотистым напитком, потом делаю то же для себя. Мы поднимаем бокалы; Гала произносит тост, смотря мне в глаза, как она это умеет – своим особенным, не таким, как у других, взглядом:
– За то, чтобы твои проблемы побыстрей исчезли!
Мы чокаемся, и каждый из нас отпивает пару глотков. Потом мы почти синхронно ставим бокалы на стол и сплетаем пальцы наших рук.
– Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но все-таки постарайся поверить, что всё именно так и будет: твои проблемы быстро кончатся, и начнется новая светлая полоса. Еще светлее, чем прежде.
– Угу… – я невесело улыбаюсь. – Знаешь: только что общался с одной студенточкой-хабалочкой из Академии художеств. Она мне рассказала, какие у них там художества творятся. Обидно проваливаться на таком фоне, однако…
– Ты давно её знаешь?
– Ага.
– Клеил её, что ли?
– Да ну, брось ты. Еще таких я не клеил. Ну, у них там дела…
– Ладно, забудь…
– …Чё – забудь-то? В местах, о которых вообще ни слуху, ни духу – вон какие цены. А у нас с промкибернетики один погорел, у которого всего лишь тысяча двести за пятерку. И это по кибернетике, а не по какой-нибудь гуманитарной херне. На нас жалуются, нас арестовывают…
– Становись гаишником, – смеется Гала.
– Да, кстати: а этих упырей вообще никто не трогает!
– Гаишники – особая песня, сам понимаешь. Вон мне Фархад рассказывал: его знакомый год назад где-то иномарку продавал, а покупатель был гибэдэдэшник как раз. Ему двадцать тысяч не хватало. Он сказал этому фархадовскому знакомому: жди до завтра, у меня сегодня дежурство ночью. И чё ты думаешь…
– Утром привез недостающую сумму?…
– Привёз!
– Понятно… Просто места, где можно делать левые деньги, делятся на блатные и все остальные. На всех остальных работа индивидуальна и непредсказуема. Но всё равно досадно. Блин, почему большие деньги достаются всяким уродам, а не нам?! Уж мы бы с тобой нашли им применение!
– Это точно! Ты бы, конечно, сразу рванул в Мексику…
– …Или в Бирму. Помнишь «Духлесс»?
– Помню, конечно.
– Когда Минаев в Казань приезжал, он давал интервью «Вечерке». Его спросили: «Если вы на самом деле так ненавидите тусовку, чё вы там делаете?». И он знаешь, что сказал? «Альтернативы-то всё равно нет!» Представляешь! Мне бы пятнадцать тысяч долларов в месяц, как у его топ-менеджера…
– …Каждые выходные можно куда-нибудь ездить!
– Да вот именно! Уик-энд в Риме, уик-энд в Токио. А у кого-то детишки такие деньги имеют на карманные расходы!
– Знаю…
– …В клубе посидеть! Зла не хватает! Ладно – оставим эту тему… Как у тебя дома? Вы сейчас все на фазенде живёте? У Сергея отпуск?
– Да. Ну, Ленка у бабушки иногда бывает, но в основном, конечно, она с нами. А ты на родительскую дачу так и не выбираешься?
– …Не-а! Не уважаю я дикий отдых. Знаешь, как Брюс Уиллис в «Герое-одиночке» говорил: «Сам-то я парень городской – люблю чувствовать асфальт под ногами и видеть огни большого города». Вот это моё ощущение один в один!
Про себя думаю: «Надо бы съездить туда разочек хотя бы для того, чтобы спрятать там компру. Все эти флэшки с диктофонными записями, вопросы старост, списки с фамилиями и суммами держать дома больше нельзя. Точнее, не стоит».
– Хотим, кстати, в «Идее» раскладной диванчик купить, чтобы на фазенде поставить. В эту субботу, наверное, съездим, чтобы подобрать.
– Валяйте. А ты знаешь, что в «Идее» на выдаче мебели работает девчонка с именем «Аксана»? Через «А»?
– Нет. А почему она через «а»?
– Потому что какая-то шибко грамотная регистраторша так ее записала. Она до сих пор «Аксана» – по паспорту.
– Могла бы уж сменить давно. Или теперь сама не хочет – это ее бренд?
– Наверное.
– Ты немного отошёл? – улыбается Гала.
– Начинаю! – улыбаюсь я в ответ.
– Ты тогда не очень обидишься, если я тебе скажу, что мы с Ленкой скоро поедем в Чехию? Я ей это обещала за успешную сдачу экзаменов.
– Да нет, о чем ты говоришь! Езжайте, конечно. Это и недорого, и очень красиво.
– Я тоже так думаю. А насчет Германии – я не сомневаюсь, тебе еще повезёт. Нет, в самом деле – у тебя просто произошел досадный срыв. Такое бывает, когда ты уже поверил, что у тебя все под контролем. Но ты всё равно поднимешься. Ты как Бог из анекдота!
– Как кто?
– Бог! Мне Фархад один анекдот рассказал – ох, я долго смеялась! Очень он мне понравился.
– Расскажи!
– Сейчас! Там, знаешь, последнее слово имеет два значения – в этом весь эффект. Но итоговый смысл как раз твой.
– Давай!
– В общем, начинается он так: «И сотворил Бог в первый день Небо и Землю. Смотрит – хорошо получилось!». Дальше перечисляются все эти дни – «сотворил Бог то-то и то-то», зверей и птиц всяких, человека и каждый раз говорится, что Богу это понравилось. Потом, значит: «На седьмой день сел Бог, огляделся по сторонам и говорит: «Эх, зае…ись!»
Моя Любовь иногда поругивается, что я ей охотно прощаю – слишком много у нее достоинств, чтобы обращать на это внимание. Сейчас она делает театральную паузу и смотрит на меня, покусывая губы, чтобы не рассмеяться.
– И чё дальше? – спрашиваю я.
– И всё зае…лось! – декламирует моя Ненаглядная, как Евтушенко.
Мы падаем друг другу в объятия от хохота. Отсмеявшись, Гала говорит, что анекдот уже старый – во всяком случае, по данным Фархада. «Но узнал он его только сейчас?» – интересуюсь я для полноты картины и получаю утвердительный ответ. «Вот и мне его раньше не приходилось слышать, – замечаю я. – Но надо будет запомнить обязательно».
