Джонатан Коу - Какое надувательство!
— Но понимаете, в чем все дело, — начал было объяснять я, — у нее на шее этот комок, и мы думали, не связано ли это как-то с…
— Самое главное — найти кровать, — перебил доктор Бишоп, — И самое трудное. Если мы найдем вам кровать, нам сразу станет очень весело.
— А это долго? Мы ждем уже…
— Сегодня здесь — уж как повезет.
И с этим тревожным замечанием он испарился. Через пару минут в комнату просунулась голова медсестры:
— У вас все в порядке?
Фиона кивнула.
— Тут у нас некоторые наверху отмечают. Безалкогольными напитками то есть. Ну, просто Новый год встретить. Может, вам чего-нибудь принести?
Фиона подумала:
— Какой-нибудь сок, если можно. Апельсиновый или что-нибудь.
— Похоже, как раз апельсиновый у них кончается, — с сомнением ответила медсестра. — Я посмотрю, что осталось. А „фанта“ подойдет?
Мы дали ей понять, что „фанта“ подойдет, и нас снова оставили в покое — судя по всему, надолго. Я не мог придумать, что бы сказать Фионе, лишь спрашивал, как она себя чувствует. Она очень устала. Жаловалась только на это — очень устала. Ни двигаться, ни садиться ей не хотелось — она только лежала на столике и держала меня за руку. Сжимала ее, если точнее. Ей было очень страшно.
— Почему же так долго? — Это все, что я мог выжать из себя в смысле светской болтовни.
За несколько минут до полуночи я вышел в коридор — посмотреть, что происходит. Озираясь в поисках знакомой фигуры, я заметил в отдалении дежурного травматолога. Он бежал к приемному покою. Я ринулся за ним с криками „извините“, но тут он встретился с группой медсестер — они везли на каталке кого-то без сознания. Я остановился невдалеке, а врач принялся расспрашивать их. Человека, судя по всему, доставили только что — полумертвым нашли в машине. Серьезно и тихо говорили что-то об отравлении выхлопными газами, сомневаясь, выживет ли. Я бы не обратил внимания, но тележка проехала мимо, и я бросил взгляд на лицо человека — почему-то оно показалось мне отдаленно знакомым. Какой-то миг я даже был уверен, что где-то видел его раньше. Но такое ощущение могло возникнуть от чего угодно: мы несколько раз могли встречаться на улице, — и я сразу же забыл о нем, когда меня кто-то похлопал по плечу. Я обернулся: на меня смотрела сияющая медсестра.
— Мистер Оуэн? У меня для вас хорошие новости.
Сначала я не понял, но постепенно ум прояснился — я думал только о Фионе, о том, как срочно найти для нее кровать, — и я беспомощно, с облегчением просиял тоже. Но улыбка моя застыла, как только я понял, что сестра вталкивает мне в протянутые руки две пластмассовые мензурки.
— Оказывается, у них остался апельсиновый сок, — сказала она. — И послушайте. — Из приемника на стойке донесся перезвон Большого Бена. — Двенадцать. С Новым годом вас, мистер Оуэн. С новым счастьем.
Марк
31 декабря 1990 г.
Когда стало ясно, что война с Саддамом Хусейном неизбежна, Марк Уиншоу решил отпраздновать это событие, закатив на Новый год особо изощренную вечеринку. Как таковых друзей у него не было, но ему все равно удалось собрать больше ста пятидесяти гостей: отчасти их привлекло обещание блистательного общества друг друга, отчасти — слухи о неумеренном гостеприимстве, которым славился дом Марка в Мэйфере. Присутствовала кучка политиков и акул пера (включая его родственников Генри и Хилари), а также несколько знаменитостей, но основу списка приглашенных составляли люди средних лет, чья тускло-серая пузатость мало выдавала принадлежность к клану богатейших и влиятельнейших воротил промышленности и торговли. Марк бродил среди гостей, время от времени останавливаясь поздороваться, несколько реже — переброситься парой слов, по преимуществу оставаясь таким же индифферентным и непостижимым, как обычно. Тем временем его юная жена-немка (повторно женился он не так давно), казалось, настолько занята гостями, что весь вечер никто не замечал, чтобы она обратилась к мужу хоть раз. Атмосфера была приподнятой, однако в общем веселье Марк участия не принимал. Почти ничего не пил; танцевал только раз; даже приблизившись к кучке моделей, что по очереди сталкивали друг друга в бассейн в подвале дома, наблюдал издали, без малейшего трепета.
Ничего необычного никто не отметил: знавшие Марка привыкли к его сдержанности. Никакого удовольствия от происходящего он явно не получал, но, с другой стороны, вероятно, он так и не научился получать удовольствие от чего бы то ни было, а уж расслабляться точно никогда себе не позволял. Вечная бдительность была одним из основных условий его благосостояния. В десять тридцать пять, исключительно по заведенной привычке, он поднялся наверх проверить систему безопасности. В хозяйской спальне рядом с единственной (односпальной) кроватью в стенной панели имелась дверца — она вела в комнатку без окон, где всю стену занимали телевизионные экраны и пульт управления. Он терпеливо включил один за другим мониторы и проверил, все ли в порядке. Столовая, кухни, оранжерея; бассейн, спальни, лифты. Кабинет.
Если у Марка и вызвало паническую тревогу то, что он увидел в кабинете, в его глазах опять ничего не отразилось. Он вгляделся в экран пристальнее, убеждаясь, что все понял правильно. Но изображение и так было предельно четким. Над его столом склонился человек в смокинге. Ему удалось взломать замок, и на столе теперь лежали какие-то документы. В руках у человека была компактная видеокамера, которой он медленно водил над столом, записывая содержание каждого документа.
Закончив, человек сложил бумаги в стол, а миниатюрную видеокамеру сунул себе в брючину. Выглядел он чуть ли не воровато, когда поднял голову и огляделся, хоть и не заметил камеру наблюдения, скрытую за бра на стене и следившую за каждым его движением. Тут-то Марк и узнал его. Это был Пакард.
Марк вышел из караульного помещения и спустился на лифте в цокольный этаж, спокойно переваривая новую информацию. Он был зол, но не удивлен. Чего-то подобного он ожидал и раньше: чего-то подобного всегда ожидаешь. В каком-то смысле это даже было естественно, поскольку Марк припомнил теперь одну деталь: когда они только познакомились с Пакардом, у того и тогда была видеокамера.
1983–1990
Грэм закончил колледж, сохранив все свои идеалы, но семь лет спустя его студенческий радикализм, судя по всему, остался в прошлом: теперь Грэм занимал менеджерскую должность в „Мидландских железных изделиях“ — компании под Бирмингемом, поставлявшей на международный рынок прецизионные механические станки. У него были дом, жена и служебная машина, добрую часть года он проводил в зарубежных командировках за счет работодателей и был на „ты“ с кучкой самых влиятельных предпринимателей и промышленников Британии. По всем признакам его карьера выглядела хорошо продуманной и целенаправленной; однако соратников по совету директоров шокировала бы ее подлинная цель.
В Бирмингем он приехал вскоре после выпуска и устроился программным директором небольшого элитарного кинотеатра, который вскоре после его приезда обанкротился — прямо посреди месячника фильмов Джона Кассаветиса. Грэм записался на пособие для безработных и несколько месяцев не занимался вообще ничем, но потом один из новых соседей по квартире решил жениться и попросил Грэма снять свадьбу на видео. Результат сочли настолько профессиональным, что Грэм решил воспользоваться одной из „предпринимательских ссуд“ миссис Тэтчер и войти в мир бизнеса. Сначала он ограничивался свадьбами, затем расширил сферу действий и принялся снимать рекламные ролики для местных компаний. Не совсем так он представлял свою роль подрывного визионера, но деньги были приличные, а совесть он врачевал тем, что бесплатно работал на лейбористскую партию и различные кооперативы, союзы и женские инициативные группы в том районе. Все вечера он просиживал над номерами „Скрин“, „Трибьюн“, „Сайт-энд-Саунд“ и „Морнинг стар“ и мечтал о документальном фильме, который когда-нибудь снимет: полнометражный шедевр, где использует все умопомрачительные возможности кинематографа и призовет всемирный заговор капиталистов к безжалостному, неопровержимому ответу. В частности, мечтал он снять фильм о рынке вооружений — в нем объединятся политика Кена Лоуча или Фредерика Уайзмена[100] и скандальность сюжета и соблазнительная блистательность фильма про Джеймса Бонда.
Казалось, в ближайшее время мечте сбыться не суждено; однако началось все раньше, чем он воображал, причем появилось, откуда не ждали. В „Пакард-Промо“ — как теперь называла себя компания, состоявшая из одного человека, — весной 1986 года обратились „Мидландские железные изделия“. Более солидных контрактов Грэму прежде никогда не предлагали: фирме хотелось получить получасовой видеофильм обо всех этапах их производственного процесса. Бюджет был сравнительно велик, снимать следовало на пленку с высоким разрешением и стереозвуком. Грэм не отступал от полученных инструкций ни на шаг, и когда представил рабочую копию директорам, те приняли ее с немалым воодушевлением. За просмотром последовала оживленная дискуссия: его безжалостно выспрашивали, что он думает об упаковке и дистрибуции конечного продукта, и Грэму стало быстро понятно, что он столкнулся с новичками, на которых его банальные предложения производят какое-то чрезмерное впечатление. На следующий день управляющий директор мистер Райли пригласил его к себе в кабинет и предложил возглавить отдел маркетинга. Грэм не имел никакого намерения переселяться в этот район и предложение вежливо отклонил.
