Александр Проханов - Идущие в ночи
Приветливый, не переставая улыбаться, он пожимал руки друзьям, нежно целовал пальцы их женам, был без галстука, с распахнутым воротом, в мягком джемпере. Болезненный на вид, сгорбленный, заметно лысеющий, с неопрятными клочками волос на восковом желтом черепе, он был ярок в речах, подвижен, ласково и зорко блистал черными умными глазами. На его пальце, покрытом черными волосками, сиял золотой перстень с тяжелым алмазом. Каждый, кому он пожимал руку, на секунду попадал в сверкающие лучи, получал сладкий ожог, словно хозяин прижимал драгоценный алмаз ко лбу вошедшего, оставляя невидимый сверкающий оттиск.
На вилле был «вечер открытых дверей», как в шутку объяснял свои приглашения Парусинский. Сюда без всякого повода, а лишь для того, чтобы пообщаться и повеселиться, сзывались влиятельные и известнейшие люди Москвы, каждый из которых был значим и почитаем в определенном кругу московской знати. Был «агентом влияния», как весело шутил Парусинский. Это влияние было необходимо использовать в канун президентских выборов, чтобы согласованной в этих кругах кандидатуре, принятой в результате множества переговоров, обещаний, посулов, была оказана на выборах широкая поддержка. Представители деловых кругов, художники и артисты, военные и разведчики, церковные иерархи и журналисты, каждый находя свой личный и групповой интерес, должны были поддержать человека, которого уже выбрал Парусинский и который обещал посетить сегодняшний вечер.
Гости, беседуя, обмениваясь новостями и сплетнями, разошлись по широкой деревянной гостиной, в которой жарко пылал камин, горели узорные светильники, и за огромными, во всю стену, окнами синели сумерки, лежали на древних черных елях пласты свежего снега, и в деревьях, удаляясь вдоль расчищенных тропок, туманились, словно белые луны, шаровидные фонари.
Хозяин расхаживал среди гостей, улыбаясь, раскланиваясь, почти не вмешиваясь в разговоры, давая этим разговорам завязаться, сплестись в тесную ткань, чтобы гости ощутили себя частью единого сообщества, связанного дружбой, интересами, близким будущим, где каждый найдет свое блистательное место, окружая нового властителя. Его приезд ожидался, гости нет-нет да и взглядывали на парадную дверь, не появится ли там маленькая ладная фигура загадочного, стремительно вознесшегося человека.
Парусинский любовался гостями, как мастер любуется своими изделиями. Гостиная, обитая сухим душистым деревом, светильники, со вкусом развешенные под толстыми потолочными балками, камин, сложенный из гранитных, слабо отесанных валунов, с чугунной решеткой, за которой пылало несколько огромных поленьев, – все это напоминало ему декорации, среди которых двигались большие, в рост человека, куклы, искусно сконструированные средневековым механиком, облаченные в пиджаки и бальные платья, с лицами телесного цвета, с моргающими глазами и говорящими ртами. Однако внутри, под одеждами, были спрятаны колеса, рычаги, маленькие шестерни, металлические мембраны с записанными звуками, пружины, нуждавшиеся в постоянном подкручивании. И если Парусинский видел, что какая-нибудь беседующая группа умолкала, в ней кончались темы или назревало разногласие, он тут же подходил, вставлял несколько острых фраз, давал разговору иное, дружелюбное направление. Подкручивал в изделии ослабевшие пружины. Бросал на каждого пучок разноцветных алмазных лучей, заряжая этим облучением невидимые батареи, вмонтированные в каждую говорящую и думающую куклу.
У пылающего камина он остановился ненадолго с секретарем американского посольства, худощавым, улыбающимся, с неопрятной богемной бородкой, в толстых очках, сквозь которые смотрели внимательные холодные глаза. Они чокнулись тяжелыми стаканами виски и оба посмотрели сквозь золотистый напиток и прозрачные кубики льда на рыжее, жаркое пламя.
– Как вы полагаете, насколько сместится вектор российско-американских отношений при новом президенте? Ведь он, как я слышал, германофил, а это в любом случае означает, что он тайно недолюбливает Америку, – тщательно выговаривая русские слова, произнес секретарь.
– Когда Америку начнут любить, это будет значить, что она перестала быть сверхдержавой, – ответил Парусинский, дружески трогая собеседника за рукав и посылая ему в глаза волну алмазного света. – Уверяю вас, Майкл, наши отношения не ухудшатся. Полагаю, даже улучшатся. Новый президент будет тверд, предсказуем. От него будет исходить осмысленная политика. Америка наконец вместо больного капризного старца, все больше впадающего в паранойю, получит твердого, понятного партнера. Что касается обстрелов вашего посольства из гранатометов, я уверен, это не повторится.
– Верно ли, что у будущего президента развит комплекс Наполеона? Вы с ним часто видитесь. Он действительно держит на своем столе рядом с бюстом Петра Великого также бюст Наполеона?
– Как знать, быть может, он даже является тайным поклонником Сталина. В любом случае, свое правление он посвятит строительству новой России, контуры которой лишь слабо заявлены в его первых публичных выступлениях. Сущность будет открыта только после победы на выборах.
– Вы уверены, что сохраните на него свое влияние и после победы на выборах? – Секретарь направил на Парусинского наблюдающие, увеличенные стеклами глаза, желая увидеть за ответом истинный, глубоко замаскированный смысл. – Не станет ли он постепенно менять свое окружение?
– В политике все возможно. – Парусинский старался быть абсолютно прозрачным для собеседника, как стакан виски для рыжего каминного пламени. – Наши отношения строятся не на корысти и не на симпатии, и даже не на тех услугах, которые я ему оказал. А на общности стратегии, на единстве государственной философии, где мы являемся единомышленниками и соратниками. Я полагаю, наши отношения будут только укрепляться. – И, переходя к другой, интересующей его теме, Парусинский снова доверительно тронул локоть собеседника: – Могу я вам напомнить, Майкл, о моей просьбе? Вы обещали поговорить с директором московского бюро «Нью-Йорк таймс», чтобы они снизили критику моей скромной персоны. Быть может, организовали публикацию, смывающую с меня хотя бы часть грязных пятен той дурной репутации, которой я обязан моим врагам в Америке. Я в этом нуждаюсь, Майкл.
– Я говорил с моими друзьями в бюро. Это будет непросто. Но мы что-нибудь сделаем. Найдем для этого повод.
– Прекрасным поводом будет поездка на медвежью охоту. Приглашаю вас и директора бюро. Там, в непринужденной обстановке, перед сковородкой со свежей, зажаренной медвежьей кровью мы найдем общий язык.
Они чокнулись и с поклонами разошлись. С каминной полки смотрели им вслед черные африканские маски, мексиканские идолы, вырезанные из темного обсидиана, китайские болванчики, выточенные из зеленой яшмы.
