Карен Уайт - Танцующая на гребне волны
Я поднялась и, скинув плед с колен, взяла музыкальную шкатулку. Я открыла ее, и нежные звуки донеслись сквозь пространство и время.
– Теперь ты мне веришь? – спросила я.
– Верю чему? Тому, что сегодня ты впитала в архивах большое количество информации? Что у тебя блестящее воображение, породившее тонкие подробности из жизни людей, живших две сотни лет тому назад? Да, этому я верю. Но могу ли я поверить, что это воспоминания о жизни, прожитой тобой когда-то? Нет. Это просто не логично.
Я захлопнула крышку музыкальной шкатулки.
– Тогда как ты это объяснишь? Откуда мне было знать эти слова, когда их не знала моя собственная мать? И откуда я знаю имя Памела?
Он откинулся в кресле, давая плечам отдохнуть. Мне было известно, что он практиковал это с пациентами, когда не желал, чтобы те догадывались, что он не настолько спокоен, как им бы хотелось.
– Ты нашла доказательство сегодня в старой книге стихов. Слова были написаны двести лет тому назад, так что они уже давно известны. Мелодия дошла до нас еще из Средневековья, так что и она широко известна. Это логично, не так ли? Ты слышала слова когда-то, раз или два – в школе, или по телевидению, или где-то еще. Твое подсознание их запомнило. И ты сама говорила мне, что Тиш упоминала акушерку по имени Памела – что значит, что ты читала где-то об этом раньше. Разве это имеет не больше смысла, чем твой сценарий о прошлой жизни?
Я поставила музыкальную шкатулку на стол между нами и постаралась говорить спокойно – чему я научилась от него.
– Я все время вижу Памелу в лодке или на пляже, и она любит воду. И я чувствую ту же любовь. Я чувствую, как будто я всю жизнь жила на берегу, вместо того, чтобы испытывать страх. – Я глубоко вздохнула, прикидывая, верю ли я сама в то, что я собиралась сказать. – Я хочу, чтобы ты взял меня покататься на лодке. Я не могу сказать, что когда-нибудь полюблю воду, как любишь ее ты, но я не думаю, что все еще ее боюсь.
Он начал отрицательно качать головой, прежде чем я договорила. Я подошла к нему и примостилась у него на коленях, пристроив голову между его щекой и плечом.
– Разве ты не знаешь, как я тебя люблю? Что я доверяю тебе свою жизнь? Да, гипноз в какой-то степени изменил меня – быть может, он уменьшил мой страх, и я действительно смогла бы выехать с тобой на лодке.
Я подняла голову. Он дышал так тихо, что я подумала, что он заснул. Наконец он сказал:
– Что-то не нравится мне эта идея.
– Вспомни, как перед моим первым интервью по поводу работы ты показал мне дыхательные упражнения, так что я могла пройти одна по дамбе в Брунсвик? Если я испугаюсь, я знаю, что делать. Но в этом не будет необходимости, я уверена. Ты же будешь со мной.
– Ты уверена?
Я кивнула, почти что ощущая брызги воды у себя на лице.
– Мне это нужно.
Наши губы встретились, и под закрытыми веками я увидела звезды. Кровь стремительно бежала у меня в жилах, как река, стремившаяся в океан. Он держал меня, и я ничего не боялась.
При звуке, с каким распахивается парадная дверь, мы отпрянули друг от друга. На пороге стояли Мими и Глория. В руках у каждой было по нескольку пакетов с покупками.
Мы бросились избавлять их от ноши. Пакеты были с игрушками – дамы здорово потрудились, обеспечивая развлечениями будущего малыша.
– Не смотри! – чуть не подскочила Мими, загораживая от меня верхушку пакета, откуда виднелось что-то похожее на очаровательную медвежью башку.
– Мы работали над детской, – объяснила моя мать. – Но это еще далеко не все. – Ну еще бы! – Так что мы продлим срок аренды жилья еще на несколько недель. Боюсь, времени нам потребуется значительно больше, чем мы рассчитывали. – Вид у нее был отнюдь не извиняющийся.
Мими выпрямилась, потирая рукой поясницу.
– Я надеюсь, Ава, ты ничего не имеешь против, но сегодня звонили из рамочной мастерской, и я ответила на звонок. Они сказали, что твой заказ уже месяц как ждет тебя. Поскольку я привезла фотографию, которую нужно было поместить в рамку, я решила, что мы можем убить двух зайцев…
И не успела я ей возразить, как она показала пальцем на один из пакетов в руках Мэтью.
– Они тут.
Мэтью тут же достал из пакета четыре отдельно упакованные рамки.
– Что это? – спросил он, взглянув на меня.
Сейчас я не знала, что и ответить ему… Сюрприз для мужа? Вряд ли… Очень хотелось сказать, что Адриенна желала их спрятать, и потому мне чесалось выставить их напоказ. Или что я хотела иметь какое-то доказательство, что переживаемое все мною существовало не просто в моем воображении.
– Я хотела сделать тебе подарок, но вот теперь не уверена…
Наши взгляды встретились, он разорвал первую упаковку и долго смотрел на рисунок, прежде чем обратить ко мне вопросительный взгляд.
Это был портрет женщины, стоявшей на берегу, с развевающимися на ветру темными волосами.
– Я нашла их за рамой с рисунком дома. Тиш говорила мне, что когда она видела Адриенну последний раз, та была в мастерской, где заказывала раму и просила спрятать эти рисунки внутри.
Мими и моя мать попадали в кресла, и я понимала, что надо бы дать им воды или еще как-то помочь им прийти в себя. Но я не могла оторваться от лица Мэтью и его выражения – как у человека, получившего удар, который выбил воздух из его легких.
– Последний раз, когда она видела ее?..
Было видно, что он не мог закончить.
– Перед тем, как она умерла. – Я дотронулась до рамы. – Я думаю, это жена Джеффри Фразье.
– Почему? – спросил он резко.
– Подобный рисунок есть в книге по истории, которую я нашла на распродаже, где ее называют неверной женой и предательницей. Художник, вероятно, воспроизвел его с того же портрета, что и Адриенна. – Я помолчала, глядя на развевающиеся на океанском ветру темные волосы, чувствуя, как будто их пряди бьют меня по губам. – Я думаю, это Памела.
– Потому что это ее ты видишь под гипнозом?
Я покачала головой:
– Нет. – Я искала слова, чтобы объяснить, почему я ее узнала. – Потому что когда я смотрю на ее портрет, у меня такое чувство, словно я смотрюсь в зеркало.
Глаза его расширились.
Ничего больше не сказав, он вскрыл следующий пакет – написанные каллиграфическим почерком слова колыбельной. Он пробежал глазами текст и опять вопросительно посмотрел на меня.
– Эти слова я нашла в книге стихов в архиве. Я их знала, вот только не знала, откуда они. Адриенна тоже, наверное, их нашла. И они ей понравились так, что она их записала. – Я помолчала. – Или потом… так что они тоже имели для нее особое значение.
Он опустил глаза и вскрыл третий пакет, где был рисунок дома. Мы оба смотрели на него молча.
– Он отличается от того, что висит у нас на стене. Я до сих пор не могла сообразить чем.
