Юлия Латынина - Там, где меняют законы
Спустя пять минут Аня сидела в крошечной кухоньке, за круглым столом, покрытым слипшейся от старости клеенкой. Кот грелся рядом на подоконнике. Стены кухни были завешаны авторскими свидетельствами и патентами, а на небольшом импортном телевизоре стояли фотографии в рамках. С одной из фотографий на Аню смотрел ее отец, еще живой, улыбающийся, — вместе с двумя черноглазыми мужчинами лет сорока-сорока пяти.
Ане пришлось несколько раз повторить свою историю, и в конце концов старик ее понял.
— Значит, убили Семена? — спросил старик, хлопоча над чайником.
— Да.
— Давно?
— Три дня назад.
— А мне никто и не сказал-то, — вздохнул старик, — на похороны даже не позвали. Жаль. Хороший человек был Семен. Пенсию мне платил, тысячу рублей, Мишка-то, бывало, месяцами не заглядывал, Семен чаще заглянет.
— Семен Собинов приезжал к вам после смерти сына? — спросила Аня.
— Ну да, вот и я то же говорю. Редкой души человек. Памятник-то… памятник он ставил… деньги платит, представляете, я бы уж и не знаю, что бы я без него делал…
— А как вы думаете, — спросила Аня, — почему убили вашего сына?
— Так этта… долги… Бизнес… у меня ж раньше, деточка, другая квартира была… Мишка… он на Садовой рос. Генеральская квартира… За двигатели… Первый реактивный двигатель для гражданских самолетов я разрабатывал… вот…
Старик повернулся и трясущимися руками принялся заваривать чай. К чаю явились щербатые чашки и порезанный хлеб.
— Это я о чем? — спросил старик.
Аня глядела в чашку. Снизу доверху чашка была покрыта коричневым немытым налетом, и в чае плавали белесые соломинки.
— О квартире, — сказала Аня.
— Да. Продал я квартиру. Это Мишин пай получился… вот…
Старик поднялся и принялся рыться в комоде. Из верхнего ящика явилась куча видеокассет, старых и без обложек. Аня вынуждена была ему помочь. Кассеты были без надписей, а иногда и разломанные. Старик бестолково совал их в видеопроигрыватель и нажимал на все кнопки подряд. Бывший конструктор одного из лучших советских двигателей больше не разбирался в технике; если бы Аня была врачом, она бы наверняка обратила внимание на очевидные симптомы болезни Альцгеймера.
Наконец одна из кассет сработала. Аня увидела изображение Мишиного дня рождения. Была весна и пикник. Вместе с Мишей был ее отец, улыбающийся, синеглазый, и еще какой-то человек, видимо третий компаньон, Веригин.
— Вот он-то и убил, — сказал старик, тыча пальцем в экран. Аня на мгновение решила, что он показывает на отца, но потом увидела, что палец упирается в физиономию Веригина.
— Он… — повторил старик, — он… больше некому… он и сюда звонил…
— Когда?
— За день… как Мишка погиб. Звонит, говорит: Александр Викторович, я предупреждаю, Мишу убить могут, пусть уезжает из города, я вам все потом объясню… Это он Мише угрожал, а я, дурак, тогда не понял…
— А когда поняли?
— Так Семен объяснил.
— И после этого вы написали заявление в прокуратуру?
— Написал. Вот как Семен просил, так и написал. Там у Семена еще такой приятный парень… только с пальцами что-то…
Старик неуверенно, как бы соображая, что было с пальцами, пошевелил левой рукой.
— Стас, — сказала Аня.
— Ой, не помню. Они вместе были, этот, который с пальцами, тоже все очень правильно объяснял…
Аня смотрела в телевизор. На экране ее отец, обнявшись, пил с Кудаковым, на заднем плане загорали девицы, и чуть в стороне два паренька разделывали шашлык.
— А это кто? — спросила Аня, показывая пальцем на экран.
— А это водитель Миши. Не помню, как фамилия. Хороший парень. Веснушчатый такой… На могилу меня возил…
Аня опустила глаза, чтобы не видеть щербатые чашки и авторские свидетельства на стенах. У кота Тараса была редкая и тусклая от недокорма шерсть.
— Значит, вы, говорите, продали квартиру, чтобы ваш сын внес свой пай в «Авиарусь»?
— Да.
— И Семен Собинов был так щедр, что после смерти сына каждый месяц платил вам по тысяче рублей и даже иногда вас навещал?
— Да я б без него совсем пропал, — сказал старик, — а так все соседи завидуют. К ним внуки так не относятся, как ко мне Семен…
— Отдайте мне эту кассету, — попросила Аня.
В подъезде пятиэтажки пахло близостью свежего воздуха, и жизнь Москвы была разделена на две неравные половинки тонированными стеклами бронированных «Мерседесов»: по одну сторону стекла жил пенсионер Кудаков со своим котом, а по другую — Стас и ее отец.
Как сказал Стас, глядя ей прямо в глаза: «Отец, отец убитого, он же не станет врать?»
Аня долго глядела на заснеженную Москву, а потом набрала телефон.
— Маша? Это Аня… я тут… хочу заехать.
* * *Был уже поздний вечер, и минуло четыре часа после неприятного разговора между главой авиакомитета Михаилом Зварковичем и его куратором из ФСБ. Зваркович стоял на пороге итальянского ресторана «Габриэлла».
— У меня здесь встреча, — сказал господин Зваркович, — в отдельном кабинете.
Столик был заказан на фамилию «Смирнов», но на самом деле Михаил Зваркович встречался не со Смирновым. Через посредников он договорился об ужине с одним из нефтяных королей России. Королю рассказали об идее федерального авиаузла, и король заинтересовался идеей.
Вежливый официант проводил Зварковича в небольшой кабинет с белыми стенами и круглым столом. В кабинете еще никого не было. Зваркович, явно волнуясь, сделал несколько звонков, а потом принялся листать винную карту.
— Бокал «Шато де Фер», — сказал Зваркович подошедшему официанту. — И дорадо на гриле.
— Не стоит, — сказал чей-то насмешливый голос, — «Шато де Фер» здесь паршивое. Принеси-ка нам, голубчик, новенького божоле.
Зваркович в изумлении обернулся. Позади официанта, улыбаясь и сложив руки на груди, стоял Стас. Официант вышел, Стас улыбнулся еще шире и уселся на кожаный диванчик напротив чиновника.
— Станислав Андреевич, — сказал Зваркович, — я… я очень рад…
— Вы ждете кого-то другого?
— Да, собственно…
— Он не придет.
— А?
— Человек, которого вы ждете, не придет. Его ваше предложение не заинтересовало. Что касается меня, то я готов его выслушать.
Зваркович поднялся из-за стола.
— Я не уполномочен вести переговоры с вами, Станислав Андреевич.
* * *Маша в полном одиночестве сидела в ресторане «Сальваторе». На ней был обтягивающий коричневый костюм, перекрещенный поясом в ладонь толщиной. Брюки книзу были такие широкие, что напоминали юбку. Почему-то теперь ее вид не вызывал у Ани исступленной ревности.
— Вот твои вещи, — сказала Аня.
— Спасибо.
Аня села рядом.
— Не возражаешь?
— Нет. К двум девочкам скорее подойдут, чем к одной.
— Ты знаешь, — сказала Аня, — у меня правда нет двух миллионов.
Маша усмехнулась.
— А я пошутила. У меня нет никакой пленки.
Обе девушки долго-долго молчали. Официант принес Маше коктейль с кокетливо изогнутой соломинкой и принял заказ у Ани. Когда он отошел, Аня потерла лоб и сказала:
— Ты знаешь, я себя очень по-дурацки повела вчера. Отец… он действительно был такой плохой человек?
— Нет. Ну… только если сильно напьется… Он никого не замечал. И он всегда мог объяснить, почему он прав. И еще… говорят… он всех своих партнеров кинул. Почти.
— А кого не кинул?
— Те, кого он не кинул, мертвы.
— И Веригин тоже мертв?
— Да.
— А… кто его убил?
Маша опустила глаза. Она долго сосала коктейль через соломинку, а когда стакан опустел, вытерла губки и спросила:
— Стас вчера тебя нашел?
Аня поколебалась.
— Да.
— Я не видела, чтобы Стас так вел себя с девушками, как с тобой. Никогда.
Голос Маши стал внезапно глуше. Еще глуше, чем тогда, когда она говорила о Веригине. Она искоса взглянула на Аню.
— Знаешь, — вдруг сказала она, — к этой кофточке не идет такая бледная помада. И кофточка тебе не идет.
— Наверное. Я как-то… не умею выбирать вещи…
— Давай поедем завтра выберем.
Аня заколебалась. Ездить по магазинам у нее никогда не было времени. Правда, раньше у нее для этого не было и денег.
— Не знаю. У нас завтра еще один суд.
Аня полезла в сумочку и протянула Маше большой офисный конверт.
— Это что?
— Ну… если бы отец решил с тобой расстаться, он, наверное бы, дал тебе денег… или должен был дать…
В конверте было сорок тысяч долларов. Те самые, которых просил глупый Арлазов.
Аня уже сидела в машине, когда раздался звонок. Это была Маша.
— Анюта… — сказала она, — я тут… У меня правда уже нет того, о чем мы говорили. Давай завтра съездим по магазинам. Прямо с утра.
Аня стиснула мобильник так, что пальцы ее побелели.
