Нацуо Кирино - Нежные щечки
— Я так не думаю. И даже в глубине души так не думаю.
— Ну, этого я не знаю, — бросила в ответ Касуми.
Этого Исияма не ожидал от нее услышать.
— Я приеду и буду искать Юку вместе с тобой, — решительно произнес Исияма; Касуми молчала. — Ты почему молчишь? Я работу брошу.
— Не надо, уже не надо! — Голос Касуми доносился откуда-то издалека. — Я весь этот месяц думала, что умру. Юку было ужасно жалко, спать не могла. Как подумаю, что она где-то одна-одинешенька, так станет на душе тяжело, что хочется сорваться с места и бежать, бежать. Но не знаю, в какую сторону бежать. Поэтому сердце все время так и бьется, так и бьется. Тук-тук-тук-тук. А еще в груди твердый, тяжелый ком: сгусток печали и тревоги. И никак от него не могу избавиться. Такого со мной никогда в жизни не было. Боялась, что сойду с ума. Это тебе понятно?
— Понятно.
— Нет, тебе этого не понять. Тот, кто не спит со мною рядом, не прижимает меня к своей груди, — тому не понять.
— У тебя есть Митихиро.
— Ему надо деньги зарабатывать. А ты чужой муж. Ничего уж тут не поделаешь. Поэтому я и должна искать Юку в одиночку. Но…
— Что «но»?
— Мне было так тяжело. Я больше не могу.
— Мне тоже было тяжело.
— Я сломлена. Легче было бы умереть, но как подумаю, что Юка вернется, так и не могу умереть.
— Я приеду. Прямо сейчас.
— Нет, не надо. Я завтра возвращаюсь.
Оставив Исияму не столько в унынии, сколько в глубоком разочаровании, Касуми повесила трубку. Неужели на то, чтобы отказаться от нее, ему потребовался всего лишь месяц? Этот месяц был для нее сплошным адом, в котором она была одна. И с этим ничего нельзя было поделать. Он отправил свою любимую женщину в этот ад. Исияма оглянулся в прошлое. Что же было между ними? Они, взявшись за руки, смотрели нескончаемый сон. Любовь сделала их пленниками друг друга, сделала свободными. Свободными в мире, где они были вдвоем. Когда же пришло время разногласий и борьбы с внешним миром, любви оказалось недостаточно, чтобы сделать их сильнее. Требовалось что-то еще. Касуми протянула ему руку, собираясь бороться, но он струсил. Исияма, еще принадлежащий внешнему миру, был не в силах порвать с былыми привязанностями. Мир, который они создали в поисках того, чего не могли получить от своих супругов, оказался иллюзорным и хрупким. Протяни он тогда руку Касуми, вдвоем они могли бы укрепить свой мир, но Исияма эту возможность упустил. Он остался один. Впервые в жизни он понял, что значит, когда твой мир рушится у тебя на глазах.
Через год Исияма наконец-то подал заявление об уходе с работы. Казалось бы, он просто осуществил давно принятое решение, но в глубине души Исияма знал, что сделал это, стремясь порвать тяготившие его отношения с «Мориваки-сэйхан». Он ощутил разочарование, когда до него дошли слухи, что Касуми увлеклась каким-то подозрительным религиозным деятелем. С одной стороны, Исияме было все равно, как именно Касуми в погоне за бесследно исчезнувшей Юкой старается найти душевный покой, но с другой — ему казалось, что это как-то не вяжется с той Касуми, которую он знал. Касуми тем самым ясно давала ему понять, что больше не рассчитывает на него. Он ощутил пропасть, лежащую между ними, и ему стало грустно.
Деньги, которые он получил при уходе с работы, плюс деньги, вырученные от продажи дачи, плюс накопления, — все это сложилось в значительную сумму. Никаких особых планов в отношении этой суммы у него не было. Несколько месяцев он пробездельничал дома. Однажды заявился отец Норико. Тесть был серьезным человеком, служил в банке, и потому, видимо, переживал за зятя.
— Ты собираешься работать как независимый дизайнер?
— Да нет, — промямлил Исияма. — Хочу попробовать что-то новое.
— Сейчас?
Тесть был в явном недоумении. Исияма на это ничего не сказал, но ответом своим был удовлетворен. На самом деле ему было все равно, чем заниматься, лишь бы не тем, что он делал до сих пор. Подойдет любое занятие. Исияма чувствовал себя свободным. Когда тесть ушел, Норико, убирая поднос и не глядя ему в глаза, поинтересовалась:
— Ну как прошел ваш прощальный разговор?
— Прощальный с кем?
— Ну ты даешь! Со мной, конечно! — засмеялась Норико, поглядев ему в глаза. Взгляд был торжествующим. — Ты что, забыл? Сам же говорил.
— А, ты про тот разговор на даче? Когда я сказал, что все равно собираюсь расстаться с тобой, чтобы быть вместе с Касуми-сан?
Исияма понизил голос, беспокоясь, что в соседней комнате его могут услышать дети.
— Ну да. Я не забыла.
Исияма тоже не забыл. Он обходил эту тему, думая, что Норико не хочет говорить, ведь она ни разу об этом не заикнулась. К тому же он больше не встречался с Касуми, так что проблема потеряла остроту. Возможно, именно потому Норико и завела этот разговор. Исияма был раздосадован.
— Вот оно как. Что будем делать?
Норико гордо приосанилась, делая вид, что размышляет. Ее немного отросшие волосы блестели в электрическом освещении. Она смотрелась красавицей.
— Я хочу расстаться с тобой. Я ведь сказала, что не прощу. Поэтому все это время просто ждала.
— Ждала, когда я уйду с работы?
— Да. Скажем так, я ждала, когда твое положение станет более шатким, непрочным. Я не собираюсь тебя в этой ситуации поддерживать, давать тебе советы и не хочу никаких обнадеживающих совместных решений.
— Ненавидишь меня?
— Не сказала бы, что ненавижу, просто никак не возьму в толк, что может чувствовать человек, решивший пригласить на дачу, где находится его семья, свою любовницу. У меня когда-то был однокурсник Ёхэй, близкий мне человек, а теперь передо мной кто-то совершенно посторонний. И я не могу ему доверять. И Касуми-сан не могу. Я ее презираю. Я ведь тебе это тогда сказала. Это правда. И я никак не могу избавиться от этого чувства. Наверняка мои слова покажутся тебе жестокими, но я скажу то, что думаю. Это вы виноваты в том, что случилось с Юкой.
«Вот оно как! Обвинитель нашелся!» Его не столько задел разговор о разводе, сколько эти слова, сказанные женой напоследок.
— Я знаю, мне нет прощения за то, что я сделал по отношению к Касуми-сан и тебе.
— И по отношению к Юке-тян тоже, — добавила Норико. — Касуми-сан страдает потому, что ты поступил так по отношению к Юке-тян. И ты это как-то упускаешь из виду.
Естественно, что Касуми, как мать, думала о своей дочери. Значило ли это, что она совсем не думала о нем? Значило ли это, что она не страдала от расставания с ним? Он знал, что рассуждает как эгоист, но от слов Норико ему неожиданно стало ужасно грустно. Глотая слезы, он с трудом выдавил:
