Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла
При таком обилии насущных дел и животрепещущих событий у людей оставалось слишком мало времени для воспоминаний об Уильямсе.
– После всего этого, – говорила Миллисент Мериленд, – можно сказать только одно: «Бедный Джим!»
Но кто мог думать о Джиме, когда на стенах домов в центре, на тротуарах и мусорных контейнерах появились устрашающие надписи: «ПОМЕШАННАЯ ДЖЕННИФЕР». Повсеместное появление надписи свидетельствовало о том, что поврежденная умом женщина бродит по городу, грозя причинить вред себе и окружающим. Месяц прошел в тревоге – горожане запирали двери на двойные засовы, пока «Помешанная Дженнифер» не материализовалась в виде рок-группы, состоящей из четырех зеленоволосых студентов Саваннского колледжа искусств и дизайна. Разрешение загадки положило конец страхам, но отнюдь не уменьшило недовольство саваннцев самим учебным заведением.
Саваннский колледж искусств и дизайна – сокращенно СКИД – открыл свои двери в 1979 году с благословения всей Саванны. Под учебное заведение был отдан давно закрытый арсенал на Медисон-сквер – здание переоборудовали под классы и кабинеты для семидесяти одного студента. Через два года прием возрос до трехсот человек, и колледж прибрал к рукам и реставрировал несколько более старых пустовавших строений – складов, общественных школ и даже старое здание тюрьмы. Молодой президент СКИД, Ричард Роуэн, объявил, что со временем доведет число студентов до двух тысяч.
Нельзя утверждать, что жители центра были вне себя от радости, узнав об этой новости. Студенты, конечно, несколько оживляли экономику города и сонные улицы, Но для большинства горожан эти создания с выкрашенными в зеленый цвет волосами, носившие неприличную одежду, гонявшие по тротуарам на роликовых коньках и слушавшие по вечерам на улице громкую музыку, являлись лишь раздражающим пятном ландшафта. Надо было что-то делать, и группа обеспокоенных граждан создала Комитет качества жизни, чтобы как-то справиться со сложившейся ситуацией. Возглавлявший комитет Джо Уэбстер каждый полдень, опираясь на трость, чинно вышагивал от своего банка до Оглторпского клуба, где он обедал. Минуя Булл-стрит, он неизбежно проходил мимо главного входа в СКИД, проталкиваясь сквозь стайки студентов и молча указывая тростью на каждый беспорядок – брошенные на тротуар конфетные обертки или работающий вхолостую мотоцикл, оставленный кем-то на пешеходной дорожке. В один прекрасный день мистер Уэбстер и его комитет в полном составе нагрянули к мистеру Роуэну, чтобы выразить свою озабоченность. Комитет полагал, что хрупкая человеческая экология центрального района Саванны не выдержит нашествия двух тысяч студентов. Тревога не была беспочвенной, поскольку численность населения центральной части города составляла всего десять тысяч человек. Роуэн пообещал членам комитета, что постарается утихомирить любителей громкой музыки и что со временем надеется, учтя обстоятельства, довести число студентов до четырех тысяч.
Ради справедливости надо отметить, что, несмотря на нарушения тишины и спокойствия, колледж не нанес Саванне никакого физического ущерба, наоборот, все купленные колледжем здания были с большим вкусом и тщательностью восстановлены в первозданном виде и отремонтированы. Саванна продолжала получать комплименты от почитателей со всего мира. «Монд» назвала Саванну «la plus belle des villes d'Amerique du Nord».[25] Национальный трест сохранения исторических памятников обратил свое благосклонное внимание на Саванну и оказал ей высшую почесть – наградил Ли Адлера премией Луиса Кроуниншильда за выдающийся вклад в реставрацию и восстановление Саванны. Адлер съездил в Вашингтон, получил награду и по возвращении был встречен горожанами, которые вели себя в своей обычной манере: они поздравили Ли с получением очередной премии. Но стоило ему повернуться к ним спиной, как они тут же начинали поносить его за то, что он опять присвоил себе плоды той работы, которую выполнял отнюдь не он один.
Однако в Вашингтоне отмечали не только красоты Саванны. Оттуда же пришла новость, повергшая в уныние горожан своей постыдностью и распространившаяся с легкой руки ФБР по всему миру: за прошедший год в Саванне побит рекорд по числу убийств на душу населения – 54 убийства, или 22,6 убийства на сто тысяч населения. Саванна стала столицей Соединенных Штатов по убийствам! Ошеломленный мэр Джон Русакис, увидев эту цифру, пожаловался, что Саванна пала жертвой статистической ошибки. Числа отражали количество убийств в городах с пригородами, но поскольку у Саванны их практически не было, то число убийств не разбавлялось их несуществующим населением в сравнении с другими городами, где число людей, живущих в пригородах, было весьма значительным. После пересчета оказалось, что Саванна в действительности занимает в этом позорном списке лишь пятнадцатое место, что также удручало, потому что по численности жителей Саванна не входила даже в первую сотню американских городов.
Пытаясь прояснить ситуацию, один из городских уполномоченных Дон Мендонса объявил, что имеющиеся данные показывают: преступность в Саванне – «черная проблема». Почти половину населения Саванны составляют чернокожие, утверждал он, но в 91 проценте случаев убийца оказывается черным, причем, жертва бывает черной в 85 процентах. То же самое касается изнасилований (89 и 87 процентов соответственно), 94 процента нападений и 95 процентов грабежей совершили черные. Уполномоченный не был расистом. Он выразил искреннюю озабоченность корнями такого положения – среди негритянского населения безработных 12,1 процента, а среди белого только 4,7. Такое же несоответствие касается бросивших школу, беременных несовершеннолетних, матерей-одиночек и семейных доходов.
Хотя расовое неравенство в Саванне было больше, чем в других южных городах, черные в этом городе практически не выказывали никакой враждебности к белым. На поверхности, по крайней мере, отношения были весьма корректными и даже душевными. Черный, проходя по улице мимо белого, обычно кивал головой и говорил что-нибудь вроде: «Доброе утро», «Как жизнь?» или просто «Привет!» Казалось, в этом отношении в Саванне ничего не изменилось с тех пор, как там побывал в 1848 году Уильям Мейкпис Теккерей, который описал Саванну, как «тихий старый город с широкими, обсаженными деревьями улицами, на которых то там, то сям попадаются счастливые негры». Теккерей был не единственным иностранцем, заметившим улыбки на лицах рабов. В своей книге «Водяная ведьма», написанной в 1863 году, Пирсон писал: «[рабы], как это ни странно, ведут себя, как самые счастливые люди в Конфедерации. Они поют, в то время как их белые хозяева все время либо ругаются, либо молятся». Некоторые наблюдатели полагали, что оптимизм чернокожих во время рабства был обусловлен надеждами, что в загробном мире все станет наоборот – черные будут хозяевами, а белые – рабами. В шестидесятые годы борьба за гражданские права несколько обострила межрасовые отношения, но в целом интеграция прошла относительно мирно. С тех пор Саванна управлялась по большей части умеренными белыми, которые стремились сохранить хорошие отношения с негритянской общиной. В результате был достигнут расовый мир, и чернокожее население осталось политически консервативным, то есть пассивным. В Саванне не было заметно какой-либо общественной или политической активности со стороны черных. Однако, было совершенно очевидно, что под внешне холодной оболочкой бушует вулканическое пламя злобы и отчаяния, которые укоренились в них так глубоко и выражались такими вспышками насилия, что Саванна не без оснований могла считаться общенациональной «столицей убийств» Америки.
Кроме духовных, экономических, художественных, архитектурных и юридических проблем, которые одни не были в состоянии отвлечь людей от воспоминаний Джиме Уильямсе, существовали проблемы общественные, и их было великое множество. Ходили слухи, что наступили черные дни для карточного клуба замужних женщин, в котором возникла вакансия. Однако, конкуренция за попадание в заветный круг избранных была столь яростной, что за два года клуб отверг все кандидатуры. В клуб не попал никто, и впервые за много лет число его членов стало меньше шестнадцати. Уныние, царившее в клубе, было рассеяно однажды страхом перед пищевым отравлением, охватившим членов клуба во время одного из собраний. Женщины направились домой, как всегда, ровно в шесть часов и, выходя, обнаружили на улице труп любимой кошки хозяйки дома. Кто-то припомнил, что незадолго до этого кошка с аппетитом ела крабовую запеканку. Женщины опрометью бросились по машинам и дружно ринулись в Кэндлеровский госпиталь – промывать желудки. На следующее утро в дом хозяйки зашел сосед и, извинившись, сообщил, что накануне случайно задавил ее кошку.
Ни кризис в карточном клубе, ни катастрофа с кошкой не нашли достойного отражения на газетных страницах. Именно в это время газета объявила о закрытии светской колонки. Собственно, и до этого все светские новости ограничивались списками гостей, приглашенных на то или иное мероприятие, однако, ее исчезновение вызвало резкое недовольство одной из светских львиц Саванны – миссис Веры Даттон Стронг. В своем письме главному редактору – а это было самое длинное письмо, когда-либо опубликованное в газете – миссис Стронг выразила «потрясение и недоверие» по поводу закрытия рубрики, назвав решение издателей «истинно позорным». В словах этих заключалась определенная ирония, поскольку в то время самой животрепещущей темой светских сплетен было состязание характеров самой миссис Стронг и ее мятежной дочери Даттон.
