Джон Апдайк - Супружеские пары
— Ты очаровательна, Анджела, — сказала Фокси.
— Она это умеет, — сказал Пайт и вздохнул. Им давно следовало уйти.
— Расскажи нам о самообмане, Фредди, — повторила Терри.
Фредди, закутавшийся в шаль, смахивал на безумную старуху с отвратительными пальцами нок вросшие, омертвелые ногти, исковерканные обувью.
— Ко мне все время приходят люди с безнадежно испорченными зубами, начал Фредди. — С абсцессами, которые они ради самоуспокоения предпочитают считать невралгией. Они месяцами терпят страшную боль, не могут ни жевать, ни даже закрыть рот, а все потому, что подсознательно боятся потерять зуб. Потеря зуба символизирует для человека смерть; это классический символ кастрации. Лучше член, причиняющий нестерпимую боль, чем никакого члена. Меня они до смерти боятся — ведь я могу сказать им правду. Им ставят протезы, я говорю им, что так гораздо лучше, и они охотно мне верят. Все это брехня. Лишившись зубов, вы уже не получите назад свою улыбку. Вообразите, сколько приходится врать онкологу! В прошлом году я был в медицинском колледже и наблюдал там скелеты, болтающие о выздоровлении, женщин без лица, по-прежнему делающих себе завивку. Самое забавное, им не становится лучше, и всем на это наплевать. Ты рождаешься, чтобы перепихнуться и подохнуть — чем быстрее, тем лучше. Кэрол, ты права насчет хитроумной машины, от которой все пошло, но вся штука в том, что она едет в одну сторону: под уклон.
— Неужели мы так ничего и не добиваемся? — спросила Фокси. — Ни сострадания, ни мудрости?
— Если мы не сгнием, то кому нужна мудрость? — сказал Фредди. Мудрость нужна для борьбы со зловонием.
— Фредди, — заговорил Пайт ласково, надеясь спасти хотя бы частицу себя от затягивания в воронку под названием «Фредди», — по-моему, у тебя профессиональное помешательство на гниении. Все не только гниет, но и растет. Жизнь — это не только движение под уклон, но и езда вверх и вниз. Возможно, в последнюю секунду траектория меняется. Разве младенец, находящийся во чреве матери, способен представить внешний мир? Неужели ничто вокруг не кажется тебе чудом? Меня поражает не столько наш самообман, сколько изобретательность в создании несчастья. Несчастье — вот во что все мы верим. Несчастье — наша сущность. С самого Эдема мы избираем его. Мы множим невзгоды и кормимся отравой. Но из этого еще не следует, что сам мир не чудесен.
— Хватит барахтаться, дружище Пайт, — сказал ему Фредди. — Все мы неудачники. Жить — это терпеть неудачи. — Он показал свой листок. — Вот он, ваш чудесный мир!
Ноготки младенца
Женщина
(…)
Бах
Причаст.
Способ, к самообману.
— Не верю! — отрезала Фокси. — Все, что люди ни делают, ты, Фредди, превращаешь в ничто.
— Я просто делаю свою работу, — молвил он. — Я бы выбрал что-нибудь другое, но так уж вышло: каждый день — белый халат, и вперед.
Белый халат. Антисептическая истина. Он научился в ней существовать, а Пайт — нет. Он лучше Пайта. Сам Пайт чувствовал, как проваливается в мерзлую зубастую пропасть — душу Фредди. Фокси молча протянула руку, желая его удержать. Терри обернулась к нему и провозгласила:
— Надежду нельзя обрести при помощи логики. Она — добродетель, как смирение. Она дается свыше. А мы решаем, принять ее или отвергнуть.
Анджела встала.
— По-моему, мы все похожи, неважно, во что мы верим. Муж, я пьяна. Вези меня домой.
В прихожей, вдыхая слоновий запах зонтов, Пайт шутливо ткнул Фредди пальцем в живот и сказал:
— Передай Джорджине, что нам ее не хватало.
Фредди отреагировал без всякой игривости. Физиономия под маской пошла пятнами.
— Она решила не ехать. Хочешь что-то ей передать? На Пайта дохнуло холодом: Фредди все знает.
— Просто скажи, что мы все передаем ей привет, — смиренно отозвался Пайт, скользя по поверхности, чтобы остаться на том уровне, где имеют значение действия и не требуется покорность смерти. Он, правда, сомневался, что Фредди знает хоть что-нибудь. Попритворявшись невинной, Джорджина снова захотела грешить с Пайтом, но он уже проверял ее силу и знал, что она способна сопротивляться любому горю, любому соблазну признания. Угрожающий тон Фредди был блефом, типичным хватательным движением в темноте. Пайт не удержался и наподдал ему еще:
— Почему бы тебе не поехать домой, к ней? — Фредди как будто не собирался отчаливать вместе с четырьмя другими.
— Она спит, — сказал Фредди.
Спящая женщина. Ужасно и чудесно. Появлению на вечеринке, в обществе любовника, она предпочла сон. Сон как взращивание печали. Пайт чувствовал, что она не находит выхода из тьмы, в которую ее погрузил муж, и сожалел, что снова у нее побывал.
Кэрол молчала, дожидаясь возвращения Эдди. Она и Фредди, оба в нелепом для этого времени суток купальном облачении, махали уезжающим с тускло освещенной веранды. Узкий дом Солцев стоял неосвещенный, не считая одной включенной лампочки внизу. Тарбокс уже улегся спать. Водопад у игрушечной фабрики негромко подавал голос. За полем для гольфа раздался визг автомобильных шин. Среди звезд летел невидимый авиалайнер, издавая скрип ногтя по стеклу. Поспешный обмен прощаниями. Фокси и Терри, две подпрыгивающие тени на грустной сентябрьской улице, удалялись к галлахерскому «мерседесу». Фокси, не обернувшись, пошевелила пальцами левой руки — «до следующего прикосновения».
— Бедная Фокси, — тихо сказала Анджела, — почему Терри не догадалась увезти ее несколько часов назад?
— Думаешь, ей хотелось домой? — спросил оскорбленный Пайт.
— Конечно, она очень утомилась. Кажется, ей уже через месяц рожать?
— Я-то откуда знаю?
— Посередине этой бесконечной игры — между прочим, вам с Фредди не стоило бы решать взаимные проблемы в присутствии дам: это неинтересно и не эстетично — я посмотрела на нее и увидела, что она в полном отчаянии.
— Не заметил.
— Она приехала в наш город такой красоткой, а мы превращаем ее в ведьму.
Булыжная мостовая под фонарями имела цвет осадка на дне рюмки. Пайт заметил маленького круглого жучка, похожего на припозднившегося горожанина вид с верхушки колокольни. Никто не звал этого торопыгу домой. Ни отца у него, ни матери. Вино расфокусировало оптику Пайта: он поднял глаза и увидел свою церковь — громадную, бесформенную. Величественное, но безликое пятно.
О том, что Бен потерял работу, Пайт узнал от трех людей, в том числе от Анджелы. Ей сказала об этом сама Айрин в детском саду, где она работала по вторникам и пятницам, хотя Нэнси уже стала первоклассницей. Новость была сообщена бесстрастным тоном.
