Дафна дю Морье - Не позже полуночи
Блэк потушил окурок.
— Первый случай в жизни — и ты смошенничал, — проговорил он. — Какую дорожку выбрал — по такой и покатишься. И не стыдно тебе?
— Стыдно, когда за руку схватят, — ответил Том Смит и неожиданно улыбнулся. Улыбка осветила бледную хищную мордочку, сделала ярче светло-голубые глаза. Исчезло хитрое настороженное выражение, и на лице подкупающе засияла неизвестно откуда взявшаяся невинность.
— Теперь, вижу, номер не прошел, — проговорил он. — В другой раз попробую что-нибудь другое.
— Попробуй спасти человечество, — сказал Блэк.
— Чего? — не понял Том Смит.
Блэк попрощался, пожелал ему удачи и зашагал по улице, спиной ощущая, что малый стоит на пороге и смотрит ему вслед.
В тот же вечер Блэк отправился отчитываться перед сэром Джоном, но прежде, чем проследовать за дворецким в библиотеку, он высказал желание перемолвиться с ним наедине. Они зашли в гостиную.
— Вы провели коммивояжера в эту комнату и оставили одного с леди Фаррен, затем минут через десять леди Фаррен позвонила, и вы проводили молодого человека к выходу. После чего принесли для леди Фаррен стакан молока. Правильно?
— Абсолютно правильно, сэр.
— Когда вы вошли с молоком, что делала ее светлость?
— Стояла, сэр, вот примерно где вы стоите, и просматривала каталог.
— Она выглядела как обычно?
— Да, сэр.
— А потом что? Я уже спрашивал вас прежде, но хочу еще раз все проверить, прежде чем докладывать сэру Джону.
Дворецкий задумался.
— Я отдал ее светлости стакан. Спросил, есть ли распоряжения для шофера, она ответила, что нет, она поедет кататься позже с сэром Джоном. Упомянула, что выбрала два садовых кресла, и показала мне их в каталоге. Я сказал, что они пригодятся. Потом она положила каталог на стол, отошла к окну и, стоя, выпила молоко.
— И больше она ничего не говорила? Ни слова о коммивояжере, который доставил ей каталог?
— Нет, сэр. Она не сделала никакого замечания. Но, помнится, я сделал замечание, когда выходил из комнаты. Но я уверен, что ее светлость не расслышала, она ничего не ответила.
— Какое замечание?
— В шутку — ее светлость любила посмеяться — я сказал, что, мол, если агент явится еще раз, я сразу его узнаю по волосам. «Чистый Рыжик, вот он кто», — сказал я. Потом затворил дверь и пошел в буфетную.
— Спасибо, — поблагодарил его Блэк, — больше вопросов нет.
Он постоял у окна, выходившего в сад. Вскоре вошел сэр Джон.
— Я ждал вас в библиотеке. Вы здесь давно?
— Да нет, пару минут, — ответил Блэк.
— Итак, каков ваш вердикт?
— Тот же, что и был, сэр.
— То есть мы вернулись к тому, с чего начали? Вы не отыскали никаких причин, по которым моя жена могла покончить с собой?
— Ровно никаких. Я пришел к выводу, что доктор прав. Внезапный импульс, обусловленный ее состоянием, побудил леди Фаррен пойти в оружейную комнату, взять ваш револьвер и застрелиться. Она была счастлива, спокойна и, как известно вам, сэр, и всем окружающим, прожила безупречную жизнь. Не было никаких видимых причин.
— Слава богу, — произнес сэр Джон.
До сих пор Блэк не считал себя сентиментальным. Теперь у него такой уверенности не было.
Алиби
The Alibi
пер. Е. Фрадкина
1
Фентоны совершали свою обычную воскресную прогулку по набережной Виктории.[58] Они дошли до моста Альберта[59] и, как всегда, остановились, решая, перейти ли через него и зайти в парк или отправиться дальше за плавучие дома. И тут жена Фентона сказала, подчиняясь какому-то своему, одной ей ведомому ходу мыслей:
— Когда будем дома, напомни мне позвонить Альхузонам и пригласить их на коктейль: сегодня их черед прийти к нам.
Фентон рассеянно наблюдал за уличным движением. Вот по мосту прошел грузовик, слишком сильно раскачиваясь, за ним — спортивный автомобиль с громкими выхлопами, вот нянька в сером форменном платье толкает коляску с близнецами, круглые лица которых похожи на голландский сыр, и, перейдя через мост, сворачивает налево, в Баттерси.[60]
— Куда пойдем? — спросила жена, и он взглянул на нее, не узнавая, во власти непреодолимого, просто кошмарного чувства, что и она, и все люди, которые прогуливаются по набережной или переходят через мост, — крошечные марионетки, раскачивающиеся, когда их дергают за ниточки. А как они передвигаются — неровно, какими-то судорожными толчками. Что за жуткая пародия на настоящие шаги — такие, как в жизни. Да и лицо его жены — голубые глаза, слишком сильно накрашенный рот, новая весенняя шляпка, небрежно сдвинутая набок, — всего лишь маска, второпях намалеванная рукой кукольника, управляющей марионетками, на куске безжизненного дерева, из которого он их мастерит.
Он поспешно отвел взгляд и устремил его вниз, торопливо очерчивая тростью квадрат на тротуаре и точно попадая в выбоину в центре этого квадрата. Вдруг он услышал свой голос: «Я больше не могу».
— Что случилось? — спросила жена. — У тебя закололо в боку?
И тут он понял, что надо быть начеку, так как любая попытка что-то объяснить вызовет недоуменный взгляд этих больших глаз и столь же недоуменные настойчивые вопросы. И тогда придется повернуть обратно по ненавистной набережной Виктории, и ветер, к счастью, будет дуть им в спину, тем не менее неумолимо увлекая их вперед к бездарной гибели часов, точно так же, как течение этой реки увлекает крутящиеся бревна и пустые ящики к какой-то неизбежной зловонной илистой отмели под доками.
Чтобы успокоить ее, он ловко перефразировал свою мысль:
— Я хотел сказать, что мы не можем идти дальше за плавучие дома: там тупик. И потом твои каблуки… — он взглянул на ее туфли, — на таких каблуках долго не проходишь — они не для прогулки по Баттерси. Мне нужен моцион, а ты будешь отставать. Почему бы тебе не пойти домой? Погода так себе.
Жена взглянула на темное небо, и, к счастью для него, порыв ветра заставил ее поежиться в слишком тонком пальто и придержать весеннюю шляпу.
— Пожалуй, так я и сделаю, — сказала она и добавила с сомнением: — У тебя действительно не колет в боку? Ты побледнел.
— Нет, все нормально, — ответил он. — Без тебя я пойду быстрее.
Тут он заметил, что к ним приближается такси с поднятым флажком,[61] и остановил его, помахав тростью. Он сказал жене: «Садись, ни к чему простужаться», и не успела она возразить, как он распахнул дверцу и дал шоферу адрес. Ей не оставалось ничего другого, как позволить ему усадить себя в такси. Когда машина отъезжала, Фентон увидел, как жена пытается открыть окно и крикнуть, чтобы он не опаздывал и еще что-то об Альхузонах. Он стоял на набережной, глядя, как такси скрывается из виду, и ему казалось, что целый отрезок жизни уходит навсегда.
