Сью Кид - Тайная жизнь пчел
— Когда ты неуверена в себе, — сказала она, — когда ты предаешься сомнениям и страдаешь, именно она говорит тебе изнутри: «Сбрось с себя это все и живи, как подобает прекрасной девочке — такой как ты». Она — это твоя внутренняя сила, понимаешь?
Ее руки оставались там, где и прежде, но давить уже перестали.
— И если ты почувствуешь, что твое сердце становится больше, это тоже Мария. Она — не только сила, но и любовь. А любовь, Лили, это единственная цель, достаточно великая для человеческой жизни. Не просто любить — но любить, несмотря ни на что.
Она замолчала. Жужжание пчел разносилось в воздухе. Августа убрала свои руки с моей груди, но мои руки оставались на месте.
— Эта Мария, о которой я рассказываю, постоянно находится в твоем сердце, говоря: «Лили, ты — мой вечный дом. Никогда ничего не бойся. Меня достаточно. Нас достаточно».
Я закрыла глаза и в утренней прохладе, стоя среди пчел, наконец почувствовала то, о чем она говорила.
Когда я открыла глаза, Августы рядом не было. Я поглядела в сторону дома и увидела, как она идет через двор, сверкая своим белым платьем.
* * *В два часа дня раздался стук в дверь. Я сидела в гостиной и писала в новом блокноте, который Зак оставил у входа в мою комнату. Я описывала все, что произошло со мной со Дня Марии. Слова выливались из меня так быстро, что я за ними не поспевала. Мне некогда было думать о чем-то еще, так что я не обратила внимания на стук. Позже я вспоминала, что это не было похоже на обыкновенный стук в дверь. Скорее, на удары кулаком.
Я продолжала писать, ожидая, что Августа откроет. Я была уверена, что это человек из Гуз-крик, который привез новую пчелиную матку.
Снова послышались удары. Июна уехала куда-то с Нейлом. Розалин была в медовом домике, где мыла новую партию банок — это входило в мои обязанности, но она сама вызвалась, чтобы дать мне возможность немедленно все записать.
Оглядываясь назад, я недоумеваю: как можно было не догадаться, кто там?
Когда постучали в третий раз, я встала и открыла дверь.
На меня смотрел Т. Рэй, гладко выбритый, в белой рубашке с короткими рукавами, из расстегнутого ворота которой топорщились волосы. Он улыбался. Но это не было любящей улыбкой, а было самодовольной ухмылкой человека, который целый день провел в охоте на зайца и вот сейчас обнаружил свою жертву в пустотелой колоде, откуда не было выхода. Он сказал:
— Так-так-так. Кого я вижу!
В моей голове пронеслась паническая мысль, что вот сейчас он вытащит меня из дома, затолкает в свой грузовик и на всех парах доставит прямо на персиковую ферму, и никто и никогда обо мне ничего не узнает. Я отступила на шаг в глубь коридора и, удивляясь самой себе и, похоже, сбив Т. Рэя с толку, неестественно вежливо произнесла:
— Не хочешь зайти?
Что же мне делать? Я развернулась и заставила себя спокойным шагом пройти в гостиную. Его башмаки протопали вслед за мной.
— Ладно, черт это все подери, — сказал он, разговаривая с моим затылком. — Если хочешь притворяться, что я совершаю визит вежливости, притворяйся. Только это не визит вежливости, слышишь меня? Я пол-лета провел в твоих поисках и теперь намерен забрать тебя отсюда тихой и спокойной или брыкающейся и вопящей — мне без разницы.
Я указала на кресло-качалку:
— Присаживайся, если хочешь.
Я пыталась придать себе скучающий вид, тогда как внутри была близка к полной панике. Где же Августа? Мое дыхание участилось и превратилось в пыхтение, как у собаки.
Он плюхнулся в кресло и стал раскачиваться. Ухмылка не сходила с его лица.
— Значит, все это время ты была здесь, с цветными женщинами. Боже мой.
Не осознавая того, что делаю, я отступила к скульптуре Нашей Леди. Я стояла совершенно неподвижно, пока он ее осматривал.
— Что это еще за хреновина?
— Статуя Марии, — сказала я. — Ну, ты знаешь, мать Иисуса. — Мой голос звучал легкомысленно, но на самом деле мозг уже почти дымился, пытаясь найти выход.
— А выглядит она так, словно ее принесли с помойки, — сказал он.
— Как ты меня нашел?
Он сполз на край кресла и принялся рыться в кармане, пока не вытащил оттуда свой нож, тот, которым обычно чистил ногти.
— Ты же сама и навела меня на это место, — сказал он, довольный собой.
— Ничего подобного я не делала.
Он раскрыл нож, воткнул кончик лезвия в подлокотник кресла и принялся там что-то вырезать, отнюдь не торопясь с объяснениями. Наконец он сказал:
— Да нет, именно ты меня сюда и привела. Вчера я получил телефонный счет, и угадай, что я там обнаружил? Один звонок из адвокатской конторы в Тибуроне. Конторы мистера Клейтона Форреста. Было большой ошибкой, Лили, звонить за мой счет.
— Ты пошел к мистеру Клейтону, и он сказал тебе, где я?
— Нет, но у него есть старушка-секретарша, которая была более чем счастлива ввести меня в курс дела.
Старая дура.
— А где Розалин? — спросил он.
— Она давно уже уехала, — соврала я. Он может похитить меня и увезти в Силван, но ему незачем знать, где Розалин. По крайней мере, от этого я могу ее избавить.
Он никак это не прокомментировал. Похоже, Т. Рэй был доволен, что ему не придется возиться еще и с ней. Как же я буду жить в Силване? Без Розалин.
Внезапно он прекратил раскачиваться, и тошнотворная улыбочка сошла с его лица. Он глядел куда-то в сторону моего плеча, прищурив глаза так, что их стало совсем не видно. Я опустила взгляд, чтобы узнать, что привлекло его внимание, и поняла, что он смотрит на брошку в форме кита на моей рубашке.
Он поднялся на ноги и подошел ко мне, остановившись в четырех или пяти футах, словно бы брошь была заколдованной и не позволяла ему подходить ближе.
— Откуда у тебя это? — спросил он.
Моя рука непроизвольно поднялась и коснулась маленького фонтанчика из горного хрусталя.
— Это дала мне Августа. Женщина, которая здесь живет.
— Не ври мне.
— Я не вру. Она дала мне это. Она сказала, что брошка принадлежала… — я боялась это произнести. Он ничего не знал об Августе и моей маме.
Его верхняя губа побелела, как это обычно случалось, когда он бывал действительно вне себя.
— Я подарил эту брошку твоей матери, когда ей исполнилось двадцать два, — сказал он. — Сейчас же отвечай, откуда она взялась у этой Августы?
— Ты подарил эту брошку моей маме? Ты?
— Отвечай, черт бы тебя подрал.
— Мама приехала сюда, когда убежала от нас. Августа сказала, что брошка была на ней, когда она здесь появилась.
Он подошел к креслу и бессильно в него опустился. Похоже, он был потрясен.
