Сергей Пономаренко - Я буду любить тебя вечно
Езжайте в Яму, и там творите, что хотите, а здесь не позволю! - Это создание толкнуло остановившегося Ивана в грудь, тот сразу сник и пошел на свое место.
Водка снова и снова обжигала горло, и, наконец, в голову пришла щемящая пустота, вытеснив все мысли. Я отказал Насте в ее услугах, твердо заявив, что хочу только Варю, а к этому присовокупив пять рублей. Вскоре вместе с ней поднимаюсь в верхние комнаты и мучаю ее тело, удовлетворяю свое. На ее слезы кричу: «Ты не Аника! Не Аника! Не смей себя так называть!
Через час, с друзьями, также отведавших продажной любви и заплатив за нее по три рубля с каждого, покидаем заведение.
Мы торжественно несли тело упившегося чиновника с перемазанной холодцом физиономией, мирно почивавшего и готового для путешествия на всю эту ночь. Попрежнему моросил мелкий дождь, но нам он был ни по чем. Вскоре они грянули во все горло старинную студенческую песню на мертвой латыни: «Edite, bibite, post mortem nulla voluptas!»*
__________________________
* (лат). Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения!
***
Глеб открыл глаза и облизал пересохшие губы.
- Я что-нибудь говорил вслух? - спросил он.
- Очень много! - обнадежила Алина. - Я все записала на кассету. Завтра ты ее получишь, а себе я сделаю копию.
- Нет. Я возьму ее сейчас. Достаточно, что ты слышала, - с вызовом, жестко заявил Глеб и зло посмотрел ей в глаза. Ее зеленные глаза смеялись, она снова ему кого-то напоми нала. Она вытащила кассету из магнитофона и передала Глебу. - Возьми, мне чужого не надо!
Он схватил кассету и выскочил за дверь. Вечером, дома, успокоившись, он вставил кассету в магнитофон, чтобы прослушать запись. Пленка кассеты шелестела первозданной чистотой, отсутствовали какие-либо звуки. Он упрямо прослушал всю кассету, обе стороны, и убедившись, что там ничего не записано, начал звонить Лине. Трубку никто не брал. Взял машину и поехал к ней домой. За окнами царил мрак отсутствия жизни, и на трезвонящий бесконечно долго дверной звонок никто не откликнулся, только на своих рабочих местах возле глазков застыли любопытные соседи.
Вернувшись домой, Глеб немного успокоился, хотя чувствовал легкое недомогание.
«Спать и только спать, а завтра я снова буду здоровым и сильным», - дал он себе установку перед сном. Но не всегда желания совпадают с обстоятельствами, которые бывают сильнее нас. С трудом забывшись на пару часов полудремотой, насыщенной какими-то событиями, чужими лицами, он проснулся после полуночи с позывами сильнейшей рвоты. И началось. Его стало периодически выворачивать наизнанку, вплоть до желчи. Во рту стояла страшная горечь, из глаз текли слезы, и он боялся покинуть надолго унитаз, который стал его самым необходимым предметом. Когда, отчаявшись, решился вызвать скорую помощь, то обнаружил, что телефонная трубка безмолвствует. Телефон был на блокираторе с соседом с седьмого этажа, и, возможно у того с аппарата трубку сбросила собака, как уже не раз бывало. Но не было сил и желания среди ночи, в таком плачевном состоянии, идти к соседям и объяснять, что они не правы.
Вспомнив, что при отравлениях требуется пить много воды, он поставил чайник на огонь, и вскоре выпил слабый чай. Его снова вывернуло. Так Глеб промучился бесконечное количество часов, и, только когда в лежащей рядом радиотрубке раздались гудки, он понял, что настало утро, хозяин повел балованного пса на прогулку, а заодно и поправил трубку.
Скорую помощь вызывать не стал, посчитав, что самое страшное позади, - позывы рвоты прекратились. Вскоре он провалился в глубокий тяжелый сон без сновидений. Проснулся поздним вечером, чувствуя себя полностью разбитым, вялым, не способным ни к какому действию.
Все же достал телефонную книжку и обзвонил по ожившему телефону нескольких клиентов, извинился и сообщил, что заболел, и два дня приема не будет. Пережитые события подавили его волю, не давая однозначного ответа, что же на самом деле с ним произошло?
Если принять за правду то, что ему, похоже, пытаются навязать, тогда он некий Михаил, который в прошлой жизни был изрядным подлецом, и из-за которого невинно погибла девушка. А если привязать сюда бредни Романа, то эта девушка возродилась в новой жизни в образе Юльки, которой он, мягко говоря, симпатизирует. Но при чем здесь прошлая жизнь? Ведь если она даже и существует, то не имеет ни малейшей связи с нынешней жизнью! Решил успокоиться и все обдумать. Время от времени на него что-то находило, и он порывался позвонить Юльке, но в последний момент шел на попятную. Так Глеб пролежал до тех пор, пока не раздался звонок в дверь.
51.
Роман пришел с опозданием на пять минут, и, не увидев возле парадного Глеба, разволновался и побежал наверх, в квартиру. Когда ему дверь открыла Лариса, он обомлел и чуть было не лишился дара говорить. Та, нисколько не удивляясь, обожгла взглядом и предложила войти.
- Наверное… - проблеял он, намереваясь выяснить номер квартиры, - туда ли он попал, хотя перед тем как звонить, его увидел.
- Рома, ты попал, куда нужно, - прервала она его. - Меня предупредили, и я ожидаю тебя. Проходи.
Роман зашел, смущаясь, словно и не разыскивал ее все это время, надеясь найти у нее ответы на вопросы, которые его до сих пор мучили.
- Глеб Леонидович сказал, что здесь проживает его одноклассница Алина, с которой он договорился о встрече. Сюда он пригласил и меня, - промямлил он, осматриваясь по сторонам.
- Глеб звонил, сказал, что будет попозже, - сообщила она. - Придется нам с тобой поскучать, - и выстрелила в него взглядом, от которого тот покраснел, вспомнив ту ночь.
- Лара, хорошо, что я тебя встретил, - забубнил он, пряча глаза. - Я тебя разыскивал, очень долго. Не знаю, с чего начать…
- Не знаешь, не начинай, - прервала его Лариса. - Присаживайся в это кресло, отдохни, пока все соберутся, а тогда поговорим. Вот, выпей вина. - Он послушно сделал глоток и поставил фужер на рядом стоящий столик. Лариса зажгла три черные свечи, стоящие на столике, от них пошел смрад.
- Закрой глаза, - властно сказала она. - Чувствуй себя комфортно, - Роман закрыл глаза.
***
Жара в тот день, как и в предыдущие, стояла небывалая, совсем несвойственная для начала лета. Недавняя снежная зима канула в забвение, словно и не было ее никогда. Молниеносно расправившаяся с ней капризная весна лишь на краткий миг заявила о себе, раньше времени уступив трон лету. Воздух был тяжелый и густой, предупреждающий о надвигающейся грозе, как и куры, самозабвенно ныряющие в пыли. Приближение стихии сеяло раздражение и нервозность в отношениях между людьми, беспричинно вызывая ссоры и подавленное настроение, исподтишка подталкивая к простейшему решению: напиться и забыться.
Наконец бесконечно длинный день пошел на убыль, сгоняя с небосклона раскаленный солнечный диск. Приняв на себя бразды правления, вечер, кроме сумерек, не принес ничего нового, подобно незаметной смене правительств на политическом Олимпе. По-прежнему было жарко, душно - надвигалась гроза.
Весь этот день меня не покидала тревога, периодически принимающая конкретные очертания в виде образа коротко стриженной зеленоглазой девушки, отправившейся в последний путь с Северного бастиона Лысогорского форта. Проявляющиеся наваждения, создавали иллюзию ее близкого присутствия, словно она незримо все время находилась рядом.
Не выдержав этой пытки, отпросился у начальства, чтобы посетить церковь. Моя просьба была крайне негативно встречена, но, в итоге, все же удовлетворена.
Город тысячи церквей, каким был Киев в начале двадцатого века, подавлял своим духовным многообразием, но я, кликнув извозчика, направил свой путь на окраины. Целью моего путешествия был Новый Афон, который включал в себя часть Голосеевского леса, между Китаевской и Голосеевской пустынями. Я был много наслышан об отце Алексии, - чудотворце, лекаре и прозорливце. Знаменитый старец, большую часть своей долгой жизни проживший в лаврских пещерах-кельях, теперь значительную часть времени проводил в скиту Нового Афона. Однако поездка оказалась неудачной, престарелый святой отец занедужил.
Поэтому заехав в Китаевский монастырь, щедро одарил убогих возле входа, поставил свечку за упокой души Аники Мозенз, заказал поминовение, затем проследовал в недавно построенную церковь святого Пантелеймона, возле девичьего монастыря, повторил свои действия.
Когда возвращался в город, на Йосифатову долину уже опустились сумерки.
Поездка не принесла облегчения, и я прибегнул к собственному средству: напиться до умопомрачения - и в бордель. Начав с увеселительных заведений парков «Аркадия», «Тиволи», до ночи, с помощью водки, успел прийти в соответствующее состояние, когда вспомнил, что давно не посещал заведение мадам Лятушинской, а также, почти месяц тому назад данное обещание коротко остриженной проститутке взять ее на содержание. Решил больше не откладывать, этой же ночью договориться обо всем с мадам, но перед этим еще выпить водки. Дальнейшее я помнил смутно, в отдельных картинках, прорывающихся в сознание.
