Александра Стрельникова - Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
— Мне нужна твоя помощь, птичка…
Алене не нравится весь этот разговор, она пытается освободиться от агрессивных объятий своего знакомого. Он грубо толкает ее на диван. Алена борется с ним. Таким она его еще никогда не видела. И это пугает ее.
— Пусти… Я не хочу… Пусти меня.
В какой-то момент московский татаромонгол перебарывает свои эмоции. Отпускает Алену.
— Если хочешь со мной дружить, то забудь слово «нет». И это касается не только постели. Но сегодня ладно, я тебя прощаю.
Он хватает за руку вставшую с дивана подружку и насильно сажает ее рядом с собой.
— Любишь примерять на себя чужие имена и кофточки, дурить мужиков, шляться ночью по кабакам… А теперь послушай меня внимательно, птичка, если хочешь выйти отсюда невредимой…
В вагоне московской подземки едет Алена. У нее поникший вид. Когда она закрывает глаза, то явственно видит напугавшее ее лицо Тимура и слышит угрожающий голос: «И не вздумай от меня улизнуть».
Из оцепенения ее выводит звонок мобильного телефона.
— Мы летим в Турцию через Москву, — слышит Алена голос матери. — Будем с отцом в столице через пять дней. Как ты решила — поедешь домой или дождешься нас в Москве?
— Дождусь. Тем более, за общежитие уплачено, — вяло ответила дочь.
— Ну, вот и договорились. Как у тебя дела?
— Все хорошо, — заторможено ответила Алена.
А в это время на окраине мегаполиса московский татаромонгол сидит у себя дома за кухонным столом и делает «дорожку», насыпая на небольшой листочек бумаги белый порошок из того пакетика, что дал ему Ринат. Какое-то время смотрит на «дорожку» завороженно. И перед тем, как «расслабиться», делает телефонный звонок по мобильному телефону.
— Толик, это я. Дело есть…
Комната в студенческом общежитии. Алена, одетая в джинсы и молодежную футболку розового цвета, сидя на кровати, красит ресницы.
Катерина, одетая в халатик, сидя на тахте, гладит после стирки голубой топик с вышитыми цветочками.
— Не отстиралась, беря в руки свою кофточку, говорит девушка. — Странно, никак не пойму, откуда взялось это красное пятно…
При этих словах Алена вздрагивает.
— Я смотрю, твоя японская подружка уже домой укатила? — переводит она разговор в другое русло.
— Да, я Куронэко вчера проводила на вокзал, она близко от Москвы живет.
— Ну, вот видишь, комната наша оказалась счастливой, все поступили. И номерок не надо было отдирать…
Катя отставляет утюг, от которого ей жарко. На нее накатывает вдруг какая-то дурнота. Она обмахивается журналом. Подходит к столу, наливает из литровой пластикой бутылки воду в чашку, пьет.
— Как душно у нас в комнате. Извини, Алена, я скоро всю твою воду выпью.
— Да, жарко, сегодня плюс тридцать обещали, — отвечает та, с опаской глядя на соседку по комнате.
Катя садится на тахту, звонит по мобильному телефону.
— Это почта? А вы не подскажите, пришел телеграфный перевод на имя Сошиной Екатерины Владимировны? Хорошо, я подожду… Пришел? Да, спасибо.
Катя опять звонит, на этот раз домой.
Алена отлучается ненадолго. Она идет в самый конец коридора и кому-то звонит, все время озираясь на двери своей комнаты. Возвращаясь назад, роняет телефон в коридоре на пол.
Она входит в комнату, когда Катерина уже заканчивает разговор с матерью.
— Я только что звонила на почту, мам, деньги пришли. Сейчас еду туда, потом — в бухгалтерию института. И после — за билетом. Хочу домой, соскучилась. Вечером позвоню.
Катерина снимает халатик и облачается в джинсы и голубой топик. Садится на тахту и начинает причесывать волосы. Она смотрит на себя в зеркальце: ее собственное изображение почему-то временами расплывается. Она встряхивает головой. Изображение восстанавливается.
— По-моему, у меня кружится голова. И вообще, я себя как-то странно чувствую, а у меня столько важных дел сегодня, — сказала огорченно девушка.
— Пройдет, это, наверное, от жары, — успокоила ее Алена.
Катерина встает с тахты, ее заносит в сторону. У нее шум в ушах, и очертания предметов она видит несколько искаженными. Голова Алены ей кажется увеличенной в несколько раз, а глаза соседки — огромными, и почему-то, с застывшим в них ужасом.
— Может, мне сегодня вообще никуда не ездить? — вдруг как-то совсем безвольно сказала девушка.
— А мне, кажется, тебе надо быстрей на свежий воздух выйти, — отозвалась соседка. — Если хочешь, я могу с тобой поехать.
— Правда? — обрадовалась Катя.
— Ты только паспорт не забудь, — по-деловому напомнила Алена.
— Да я его все время с собой ношу.
Пока Катя рассеянно перебирает содержимое своей сумки, Алена быстро прячет бутылку минералки со стола в целлофановый пакет, берет свою сумочку и ключ.
Девушки выходят из комнаты. И Алена закрывает дверь.
По коридору навстречу им идут женщина — комендант общежития и столяр — с молотком и табличкой, на которой написаны цифра «4».
По пустынной улице бредут две девушки. Алена поддерживает Катю под руку. Ей явно не лучше, а даже хуже под обжигающими лучами жаркого солнца. Она и на улице продолжает видеть окружающий мир сквозь какую-то странную пелену, которую ей хочется смахнуть с глаз.
На конечной остановке трамвая пустынно. Возможно, отчасти потому, что проводится профилактика путей. Неподалеку видны рабочие-путейцы, на которых надеты безрукавки оранжевого цвета.
Полуденный зной выходного дня в разгар дачного сезона…
Чуть поодаль — остановка маршрутного такси. Здесь топчется под палящим солнцем одна-единственная толстая тетка, которая ждет — не дождется, когда же ее пригласят, наконец, в «маршрутку». Маршрутное такси стоит уже давно. Эта старая, очень давнего выпуска разбитая машина, с прозрачной пластиковой перегородкой, отделяющей водителя от пассажиров, с небольшим окошком для передачи денег.
За перегородкой в распахнутые двери видны двое мужчин в солнцезащитных очках и бейсболках, прикрывающих их лица. Это — Тимур в яркой, цвета апельсина, шелковой рубахе, и Толик — в темно-синей футболке.
— А я вот начальству вашему нажалуюсь. Трамваи не ходят и маршрутки сократили.
Из окошка водителя высовывается искаженная ненавистью физиономия Толика.
— Заткнись, ты, старая сука. Надоело твой треп слушать. — И обращаясь к напарнику, зло сказал, — ну, где твои подружки? Сколько мы уже тут светиться будем?
Оскорбленная женщина быстро приходит в себя.
— Ах, ты скотина. За хамство ответишь. Я твой номерной знак уже на память выучила, пока ты тут отдыхаешь с приятелем…
— Досиделись, — заерзал на сиденье Толик.
— Вон они идут, — тихо сказал московский татаромонгол.
Вскоре к маршрутному такси подходят Катя с Аленой.
Алена узнает Тимура и Толика, но не подает виду. Обращается к ним, как к посторонним.
— Вы скоро поедете?
— Садитесь в машину, — сухо ответил Толик.
При этих словах, ругавшаяся с водителем грузная женщина, опережая девушек, загородила собой проход, поднимаясь на ступеньку и втаскивая сумку.
Тимур переглянулся с напарником.
— Пусть, — цедя сквозь зубы, сказал Толик. — Я ее прокачу по полной программе.
Наконец, все трое пассажирок усаживаются, и маршрутка трогается с места.
— Ты подумай, что эти шоферюги творят, — как бы ища сочувствия, обратилась к девушкам женщина. А в окошко водителю громко крикнула, — мне на втором повороте, у гастронома останови…
В зеркале водителя мелькает зловещая ухмылка.
Случайная попутчица смотрит на Катю.
— Твоей подружке плохо, что ли? — спросила она у Алены.
— Она спит, — буркнула Алена.
Женщина посмотрела в окно и всплеснула руками.
— Что ж это он шпарит без остановок порожняком? Вон люди машут ему… Ой… Куда это он свернул?
Попутчица начинает стучать в пластиковую перегородку, с некоторым удивлением, а потом и недоверием, глядя на странно спокойных в такой ситуации девушек.
— Выпустите меня, выпустите меня, — истошно завопила толстая тетка…
Маршрутка, попетляв безлюдными переулками, заехала в какой-то тупик, с прилепившимися вплотную друг к другу гаражами.
Из кабины, зло сплевывая, выходит Толик. Он озирается по сторонам, обходит машину, открывает дверцу.
Перепуганная пассажирка онемела.
Водитель выволакивает женщину, бьет ее в лицо. Та падает. Он вышвыривает ее сумку.
Пока он меняет номер, Тимур пересаживается в салон. В руках у него бутылка с водой. Он протягивает ее Алене.
Девушка смотрит недоверчиво.
Тимур откручивает крышку, и сам пьет.
— Такая жара, у меня в горле все пересохло, — говорит девушка, все еще с тенью недоверия беря у Тимура бутылку с минералкой.
Катя в это время находится в полудреме.
