Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 2
— Бедная Марго, может быть, уже умерла или мучается в концлагере, а Мэри не сегодня-завтра убьет бомбой, — причитала Нелли.
Если Джона Уэста и тревожила судьба дочерей, он все равно не сознался бы в этом. Они сами виноваты, вот теперь и расплачиваются за свое упрямство.
В белом особняке было уныло и пусто. В сорока комнатах жили только Джон Уэст, Нелли и Джо да трое слуг. Джон и Нелли почти не разговаривали друг с другом. Джо относился к отцу, как к постороннему человеку, и только смеялся, когда тот советовал ему вступить в армию. Старший сын редко приезжал из Сиднея и во время своих коротких посещений часто выпивал, был угрюм и молчалив, а чтобы не встречаться с отцом, вставал поздно и возвращался домой уже после семейного обеда.
В начале 1941 года Джон, не посоветовавшись с отцом, вступил в армию рядовым. Сперва Джон Уэст рассердился, потом в нем зашевелились патриотические чувства, и он стал гордиться мундиром сына. Приехав в отпуск, Джон сказал матери, что играет на корнете в полковом оркестре. Джон Уэст расщедрился и, купив полный набор духовых инструментов, пожертвовал их воинской части, в которой служил его сын. Однако, к великой досаде Джона Уэста, Джона вскоре демобилизовали, признав его негодным для военной службы по состоянию здоровья — рядовой Уэст так дурно вел себя, что начальство радо было избавиться от него.
Джон Уэст видел, что война благоприятствует бизнесу: безработица исчезла, обороты увеличились; многие фирмы, где он состоял пайщиком, получили выгодные военные заказы. Никогда еще Джон Уэст не богател так стремительно, но это не радовало его — им часто овладевал какой-то смутный гнетущий страх — страх перед будущим. Ход войны беспокоил его. Он отлично знал, что его власть и богатство неразрывно связаны с английским и австралийским крупным бизнесом: мало-помалу он начал ненавидеть и бояться немцев не меньше, чем в первую мировую войну.
Как и в прошлую войну, политическая власть его уменьшилась, а конца войне не видно, да и победа сомнительна. Премьер Дэвисон хоть и нуждался в поддержке лейбористов, оплачиваемых Джоном Уэстом, однако не прочь был послужить и другим сильным мира сего, помимо Джона Уэста. В лейбористской партии прямое влияние Джона Уэста теперь ограничивалось штатом Виктория; правда, и в других штатах, особенно в Куинсленде, он все еще вносил щедрую лепту в фонд лейбористской партии, что и обеспечивало ему невмешательство судебных властей в его спортивные предприятия. Внутри лейбористской партии зашевелились группы Католического действия. Джон Уэст поддерживал эти группы в их крестовом походе против коммунизма и против пункта о социализации в программе их собственной партии; но это были не его подручные, а пособники папы; они пускались на любые махинации, чтобы продвинуть своих кандидатов на выборах, и в некоторых округах они могли рассчитывать на победу над кандидатами Джона Уэста. План, впервые пришедший ему на ум во время ирландского восстания 1920–1921 годов, — объединить в личных целях свою испытанную политическую машину с новым поколением лейбористов-католиков — грозил обернуться против него. К тому же после вступления в войну России в лейбористской партии чувствовалось явное полевение, что отнюдь не радовало Джона Уэста. В довершение всего среди его собственных агентов появились признаки бунта.
В это время в правительстве штата Виктория назревал кризис. Ловкач Алфи Дэвисон сумел предотвратить падение кабинета, но кризис отразился на кампании по выдвижению кандидатов от лейбористской партии. Результаты баллотировки расстроили Джона Уэста. Прошло несколько представителей левого крыла, правда, в тех округах, в которых он не имел влияния. Но прошли и кандидаты Католического действия, и хотя кое-кто из них держал руку Джона Уэста, все же большинство заботилось только о процветании церкви и о своем собственном благе. А хуже всего было то, что в районе Керрингбуша, в самом сердце империи Джона Уэста, Рон Ласситер и его сын Колин провели своего кандидата, одержав победу над Коттоном, ставленником Джона Уэста, уже четверть века переизбиравшемся в этом округе. Это был явный бунт со стороны Ласситеров, и отца и сына. Дело в том, что на последних выборах в профсоюзе строителей кандидаты левого крыла одержали победу над стариком Ласситером и его кликой, несмотря на то что баллотировка была подтасована по испытанной системе Джона Уэста. Рон Ласситер, который, невзирая на свои семьдесят лет, по-прежнему швырял деньгами, очутился на мели; когда он обратился за помощью к Джону Уэсту, тот отказал наотрез, а Колин Ласситер, хоть и «работал» еще в ролстонском муниципалитете, так и не простил Джону Уэсту, что тот не оставил его на посту мэра. И вот отец и сын решили в отместку соорудить собственную избирательную машину, и притом в самой вотчине Джона Уэста.
Вечером после выборов Пэдди Келлэер явился в белый особняк и, заикаясь пуще обычного, доложил:
— С-сукин сын Л-ласситер со своей сволочью провалили К-коттона!
— Как же так? Почему вы не пустили в ход профсоюзные билеты?
— П-пустили, н… н… но у них билетов оказалось еще больше, чем у меня.
— Тогда свезите урну в комитет, как всегда. А там уж ваше дело.
Келлэер засмеялся. — Б-больше бюллетеней совать нельзя, не то их окажется больше, чем жителей в Ролстоне. Н-но если бы я добрался до урны, я бы устроил, чтобы Коттон прошел большинством одного голоса.
— Ну и забирайте урну.
— Пробовал. Н-не дают. Ее увезли в городской клуб.
— Ступайте и заберите ее.
Недолго думая, преисполненный отваги, Келлэер один отправился в клуб, где торговали спиртным после положенного часа. В баре он застал Колина Ласситера, его брата Джима, старика Рона и их приятелей за выпивкой в честь одержанной победы.
Урна лежала на диване; Пэдди ринулся к ней, подхватил ее одной рукой и пустился наутек, успев, однако, крикнуть: — И не стыдно оставлять урну в з-злачном месте!
Выбегая в коридор, он услышал голос Колина Ласситера: — Не пожалею пяти фунтов, лишь бы получить урну обратно!
Келлэер выскочил на улицу и бросился к своей машине; урну он поставил на сиденье рядом с собой. Но тут он услышал за спиной топот ног, а когда машина тронулась, грузный мужчина прыгнул на заднее сиденье и захлопнул дверцу.
Келлэер сказал не оборачиваясь: — П-прошу без глупостей!
— А ты лучше отдай урну, Пат. На этот раз мы тебя перехитрили.
Когда Келлэер, увидев красный свет, остановил машину, он почувствовал на затылке холодное прикосновение револьверного дула.
— Отдай урну, Пат, — сказал угрожающий голос, — или я выпущу тебе мозги.
— Б-брось дурить… — начал было возражать Келлэер, нажимая на стартер, так как красный свет сменился зеленым.
— Так на ж тебе! — сказал человек на заднем сиденье. Келлэер почувствовал удар по черепу, и из глаз его посыпались искры. Непрошеный седок, пользуясь тем, что оглушенный ударом Келлэер не проявлял признаков жизни, схватился за руль, не без труда подвел машину к тротуару и вышел. Потом он спрятал револьвер, взял урну под мышку и бросился бежать через парк.
На другое утро об этом случае кричали все газеты. Келлэер заявил, что урна украдена неизвестным лицом и что баллотировку кандидатов нужно признать недействительной. Розыски полиции не дали ничего. Джон Уэст вызвал Колина Ласситера и пригрозил, что выкинет его из ролстонского муниципалитета, если он еще раз сунется. Назначили новые выборы кандидатов, и Коттон с легкостью одержал победу благодаря несравненному искусству Келлэера подтасовывать бюллетени.
В том же году лейбористы пришли к власти в федеральном парламенте; пост премьера занял Джон Кэртен. Джон Уэст остался доволен; он считал, что для военного времени лучшего лидера не подберешь, но он не связывал с новым премьером грандиозных планов, как в 1929 году, когда эту должность занял Саммерс. Его влияние в федеральном правительстве было невелико: он мог опираться только на горсточку людей, преимущественно депутатов от штата Виктория; он знал, что федеральный парламент будет защищать интересы миллионеров, а значит, и его, Джона Уэста, интересы; большего он не ждал.
Война, естественно, по-прежнему занимала его мысли, и он, сидя в удобном кресле, внимательно следил за положением на фронтах.
Когда Гитлер вторгся в Россию, Джон Уэст присоединился к тем, кто предсказывал, что Россия продержится только шесть недель; а когда Россия продержалась не шесть недель, а уже шесть месяцев и погнала гитлеровцев обратно на запад, он начал восхищаться Советской Армией и, к великому негодованию архиепископа Мэлона, заявил однажды: — Видно, русские довольны своим режимом; они хорошо защищают его.
Ответ Мэлона, что, если они не пойдут в бой, их расстреляют, не разубедил его.
Джон Уэст относился к Советскому Союзу, как утопающий, которого спасает ненавистный враг: он был благодарен России, восхищался доблестью ее воинов, но можно было не сомневаться, что, как только из его легких выкачают всю воду, он тотчас же преисполнится прежней враждой и злобой.
