Юрий Поляков - Гипсовый трубач, или конец фильма
– Ноль чего? - удивилась она.
– Населения. Никого. Пустая земля.
– Минуточку. Андрей Львович! Вы собираетесь писать художественное сочинение или статистическое? - подозрительно спросила грант-дама.
– Разумеется, художественное!
– Тогда посидите здесь!
Она встала и, по-балетному выворачивая мыски, скрылась за большой полированной дверью, рядом с которой была прикреплена золотая табличка:
Борис Леонидович Альбинин (Альбатросов),
Председатель Российского отделения «Фонда Сэроса».
Альбатросов, кстати, был видным писателем, обласканным советской властью. Его шеститомное собрание сочинений пылилось во всех книжных магазинах, а пятикомнатная квартира на Неглинной поражала своими размерами даже заезжих прогрессивных западных литераторов. И вот к какому-то славному юбилею ему за неутомимую литературную и общественную деятельность полагался орден Ленина. И все уже было решено, как вдруг его сынок, редкий дебил и студент Института международных отношений, попался на спекуляции валютой. От тюрьмы отец его, разумеется, избавил, сбегав на поклон в ЦК и напомнив о том, как по просьбе руководящих товарищей бодал Солженицына. Альбатросова пожалели (у самих росли те еще обалдуи), но решили все-таки немножко прижучить за существенные недостатки в деле воспитания подрастающего поколения. В последний момент орден Ленина ему заменили на Трудовое Красное Знамя, каковое у него уже имелось в количестве двух штук. И все бы ничего, но его одногодок, тоже писатель и, можно сказать, литературный супостат, из рук Брежнева в те дни получил именно орден Ленина. Такого унижения Альбатросов не стерпел:
– Позор! В какой стране мы живем? - кричал он жене, плотно притворив дверь спальни и выдернув из розетки телефон. - Даже изверг Сталин говорил: «Сын за отца не отвечает!» А они? Ну, как жить в этой стране? Ненавижу!
Ночью ему приснились две аптеки в Харькове, отобранные в 1925-м году, несмотря на то, что его отец, провизор, снабжал большевиков кое-какими химикалиями (не бесплатно, конечно!) для изготовления метательных снарядов. На следующий день Альбатросов, всегда сочинявший свои книги с утра пораньше, встал с постели небывало поздно, зато убежденным антикоммунистом, о чем благоразумно помалкивал до девяносто первого года. Узнав о крахе ГКЧП и победе демократии, он собрал пресс-конференцию и на глазах потрясенных западных журналистов сжег свой партбилет. Эта картинка обошла все мировые агентства, а «Вашингтон пост» напечатала статью под названием «Альбатрос новой русской революции». И нет ничего удивительного, что знаменитый финансист Сэрос позвонил ему через месяц и предложил возглавить российское отделение своего фонда, назвав при этом такой оклад жалованья, что писателю пришлось вызывать «неотложку»…
Грант-дама вышла из-за глянцевой двери и направилась к Кокотову походкой Одетты, измученной артрозом.
– Вот, Андрей Львович, еле спасла ваш проект!
– Да что вы? Спасибо… Не знаю даже, как вас…
– Потом, потом, - потупилась сэросиха. - Слава богу, Борису Леонидовичу очень понравился ваш замысел. А то ведь могло случиться самое худшее. Вот все, что я смогла для вас сделать…
Она положила перед Кокотовым синопсис, где цифра 100 миллионов была исправлена на 36,6 миллионов, а на полях, как это делается в бухгалтерских документах, появилась надпись «Исправленному верить» и летучая подпись Альбатросова, действительно напоминающая птицу, реющую над волнами.
…Получив солидный аванс, равнявшийся годовой учительской зарплате, Кокотов немедленно сел за работу, ибо завязку-то он придумал, но о том, чем закончится вся эта история с Тимуром и его командой, собравшимися убить Сталина, понятия не имел.
…Итак, полковник Александров укатил на своем бронепоезде, оставив дома потрясенных дочерей Олю и Женю. Но недолго довелось ему слушать мерный колесный перестук: в ста километрах от Москвы «литерный» задержали и отогнали в тупик. Выглянув в окно, бывший корниловец увидел у насыпи черную арестантскую «марусю» и угрюмых кожаных людей вокруг автомобиля. «Да здравствует Учредительное собрание!» - громко крикнул он перед тем, как застрелиться из именного браунинга, полученного из рук маршала Тухачевского за успешное подавление Тамбовского крестьянского восстания. Чтобы не поднимать лишнего шума, самоубийство героя Испании объявили результатом неосторожного обращения с оружием и похоронили полковника со всеми полагающимися воинскими почестями.
Немногим дольше светила удача майору Гараеву. Едва он завел с подчиненными речь о том, что династия Романовых заботилась о народе уж получше большевиков, на него сразу донесли. Когда в домик, где он квартировал, шурша хромовыми тужурками и скрипя портупеями, вошли чекисты, Георгий крепко спал. В итоге: неправый классовый суд и пятнадцать лет лагерей за попытку организовать монархическое подполье.
Тимура тоже поначалу заподозрили в измене Родине, но мудрый мальчик, дабы усыпить бдительность врагов, выступил на комсомольском собрании и громогласно отказался от своего контрреволюционного дяди. Он хотел также отречься и от мамы, но добрый старичок из райкома, которого расстреляют через полгода за дружбу с Бухариным, объяснил: это совсем не обязательно - достаточно дяди. Мать и сына Гараевых оставили в покое, прогнали только с казенной дачи. Приняв любезное предложение осиротевших Оли и Жени, они поселились в доме у сестер.
Отведя от себя подозрения, Тимур начал думать о том, как выполнить волю дяди, спасти народ от тирана и вернуть власть законной династии? Конечно, он понимал: совершить это в одиночку невозможно, и после долгих колебаний посвятил в свои планы сестер Александровых. Оказалось, ради созыва Учредительного собрания девушки готовы на все! Сообща они стали прощупывать остальных членов Тимуревой команды, и результат превзошел самые смелые ожидания. Коля Колокольчиков тут же согласился вступить в организацию, так как его дедушка, тайный сторонник Троцкого, ненавидел Сталина за то, что этот марксистский невежда предал дело Ленина, свернул Мировую Революцию, дал послабление попам и начал строить социализм в одной (вы только подумайте!) отдельно взятой стране. Вскоре к ним примкнул и Симка, сын бывшего крупного профсоюзного руководителя Викжеля, брошенного ныне на клубную работу. «Они низвели рабочий класс до положения бессловесной рабочей скотины и смеют еще называть этот строй диктатурой пролетариата!» - горячо повторял темпераментный мальчик вслед за своим оппозиционным батькой.
Но и это еще не все! Догадавшись о замыслах Тимура, к нему пришел с повинной бывший враг Мишка Квакин. Оказалось, его отец был кулаком и активным участником тамбовской Вандеи, где и сгинул, отравленный боевыми газами, пущенными в леса продвинутым извергом Тухачевским. Потому-то Мишка и лютовал по садам да огородам, ведь поселок, где жили Оля, Женя, Тимур и его команда, был не обычной деревенькой. Здесь получили дачи активные большевики и спецы, пошедшие в услужение к богопротивному режиму. Вот им-то и мстил крестьянский сын Квакин. Ненависть к тирану Сталину объединила вчерашних врагов в порыве справедливого возмездия.
