Януш Вишневский - Любовь и другие диссонансы
Веснушчатая Мария Андреевна села за письменный стол, директор, не попрощавшись, вернулся к своим делам. Я не мог понять, почему должен ждать какую-то бумажку до понедельника. И понятия не имел, что писать в запросе. В особенности о том, для чего мне нужна эта информация. Женщина, видимо, заметила мою растерянность. Она подошла и на отличном немецком сказала:
— Поймите, все не так просто. У нас нет списка посетителей в компьютере. Если вы думаете, что Маше достаточно вписать слово «Дарья», как это делается в поисковике Гугл, и компьютер мгновенно выдаст результаты, вы ошибаетесь. В нашем распоряжении только записи в регистрационной книге, сделанные от руки. Так требуют инструкции. Рукописные записи за подписью должностного лица. Книга за этот год находится здесь, наверху, а за прошлые годы — в подвале. Чтобы сделать для вас список всех женщин по имени Дарья, Маше нужно будет просмотреть все записи в книгах. Возможно, для этого ей даже придется выйти на работу завтра, в субботу. Но вы не беспокойтесь, — добавила она с улыбкой, — она охотно это сделает. Правда, Маша? — крикнула она по-русски в сторону веснушчатой девушки.
Маша с наушниками в ушах смотрела на экран компьютера и не отвечала. Воцарилось молчание. Женщина покраснела, развязала шейный платок и пригладила прическу. На вид ей было лет тридцать пять. Она была высокая и худая. Длинная белая блузка, перехваченная на талии широким черным кожаным ремнем с серебряной пряжкой, подчеркивала округлость бедер. И никаких украшений, кроме кольца на пальце правой руки.
— Благодарю вас, — сказал я, протянув руку к ее руке.
— Не за что, — ответила она с улыбкой. — Нужно помогать мужчинам, которые ищут женщин.
Потом она рассказала о своем недавнем визите в Берлин. О какой-то выставке, о сердечности немцев, о своеобразном чувстве свободы и колорите берлинской улицы, а еще о гостеприимстве.
— Мы жили с подругой в небольшой гостинице в Панкау или Панкове, точно не помню.
— Этот район называется Панков. Он в Восточном Берлине, — ответил я удивленно.
— Хозяйка, весьма пожилая дама, специально для нас приготовила бигос. Она думала, мы из Польши, — добавила женщина со смехом. — Ее сбило с толку сходство языков. А вы из Польши или только родились там? — вдруг спросила она.
— Я поляк. И не так давно поселился в Берлине. А бигос терпеть не могу. Из-за запаха вареной капусты.
Теперь уже я рассказал о московском гостеприимстве. О профессоре университета, о милиционере, который меня сюда привел, а еще о том, как огромна Москва, которая словно наваливается на тебя.
— Можно ли полюбить этот молох? — спросил я собеседницу.
— У каждого из нас есть и маленькая Москва, — ответила она после короткого раздумья, — которую он любит. Иначе здесь можно сойти с ума.
— А вы покажете мне свою Москву? Когда-нибудь?
— А вы хотите? Правда? — удивилась она. Посмотрев на часы, подошла к веснушчатой девушке, сняла с нее наушники и прошептала что-то, перегнувшись через барьер. Я взглянул на ее бедра, потом на профиль. Он напомнил мне профиль женщины в маршрутке, на которой я ехал от родителей Дарьи в гостиницу. Но тогда я был не совсем в себе, поэтому мог ошибиться. Женщина тем временем подошла и сказала:
— Подождите меня, я сейчас вернусь. Заберу только плащ из кабинета, а потом отведу вас в свою Москву. Кстати, меня зовут Анна…
Она стояла слишком близко, чтобы я мог взять ее руку, поцеловать и представиться. Я слегка прикоснулся к ее щеке и сказал:
— А меня друзья зовут Струна. Я подожду вас здесь, Анна…
АннаЭто была обычная пятница. Она собиралась уладить текущие дела, громко посетовать, что работы слишком много, дождаться, пока все разойдутся по домам и сторож громко щелкнет ключом в замке решетки перед входной дверью, выпить вина, послушать музыку, почитать книгу, посмотреть альбомы и так дотянуть до позднего вечера. Анна изображала, что загружена работой, не для директора — он был ей безразличен, — для мужа. Анна доказывала мужу, что работает не ради денег, а ради самореализации. Он, скорее всего, не понимал значения слова «самореализация», но оно вызывало у него уважение. Он не понимал многих слов из тех, что она произносила в последнее время. Вероятно, поэтому их брак продолжал существовать. По пятницам она старалась приходить домой как можно позже, чтобы оправдать свою холодность, сослаться на усталость — в этот день недели ей особенно не хотелось, чтобы муж к ней прикасался, потому что он по пятницам он приходил навеселе, возбужденный бюстами и бедрами своих секретарш и сослуживиц. Усталость в конце рабочей недели казалась Анне куда более убедительным аргументом, чем банальная головная боль. Умный мужчина давно бы сообразил, что означают эти ее пятницы. Но в умственных способностях своего мужа она все больше сомневалась. И потом — день ото дня он становился все более чужим.
Нет, нынешняя пятница обычной не была. В этом красивом наглом поляке из Берлина было что-то загадочное и привлекательное. У него были мягкие ладони, пахло от него каким-то знакомым ароматом, а говорил он необычно. И был таким грустным. И внимательно слушал. Анну давно уже никто так не слушал…
Она и сама не знала, зачем вернулась в кабинет. Ведь пальто оставила в машине…
СтрунаАнна ушла, а веснушчатая Маша попросила у меня паспорт и сделала ксерокопии нескольких страниц. Потом протянула мне бланк запроса. Я вздохнул с облегчением, увидев, что должен всего лишь вписать от руки свои данные и расписаться. Больше всего проблем вызвал адрес моего проживания в Москве: я не помнил адрес гостиницы, к тому же у меня не было так называемой регистрации. Каждый прибывающий в Россию иностранец обязан зарегистрироваться в течение двадцати четырех часов. Иначе, несмотря на действующую визу, можно нарваться на серьезные неприятности. Россия желает знать, где проживают люди, прибывающие на ее территорию. Собственно говоря, это обычная практика во многих странах. При пересечении границы Соединенных Штатов чиновник иммиграционной службы тоже интересуется адресом проживания на территории США. Но он верит человеку на слово. В России регистрацией постояльцев обычно занимаются сотрудники отеля. Но у меня не было никаких доказательств, и я пообещал, что принесу их в понедельник. В разделе «цель получения архивной информации» я, недолго думая, написал по-немецки «данные срочно нужны пациентке психиатрической лечебницы в Берлине» и дал точный адрес клиники в Панкове.
Мой запрос исчез в ящике письменного стола, и наступила неловкая пауза. Анна не возвращалась, и веснушчатая девушка сочла себя обязанной меня развлекать. Она говорила о том, что московская погода в последнее время такая переменчивая, и невозможно угадать, как одеваться, что теперь здесь слишком часто идут дожди. И все в таком духе. Между делом она пыталась напоить меня кофе, чаем и минеральной водой одновременно. Когда вернулась Анна, мы оба вздохнули с облегчением.
