Ирвин Ялом - Проблема Спинозы
— Нет, Франку, здесь, — он показал на живот, — всего пара царапин, зато настоящая рана — здесь, — и прикоснулся ко лбу.
— Я как увидел тебя, у меня просто камень с души свалился!
— Я тоже очень рад тебя видеть. Ну, давай присядем, — Бенто указал на кровать, и они оба сели, а Франку продолжал говорить:
— Сначала по общине разнеслась новость о том, что ты мертв, что тебя поразил Бог. Я ходил в синагогу, и настроение там было приподнятое: люди говорили, что Господь услышал их вопли и свершил свое правосудие. Я был вне себя от тревоги и, только когда поговорил с полицейскими, которые проводили в окрестностях обыск, ища убийцу, узнал, что ты ранен — и, конечно, вовсе не Богом, а безумным евреем.
— Кто он?
— Никто не знает. Или, по крайней мере, никто не говорит, что знает. Я слышал, что это какой-то еврей, только недавно приехавший в Амстердам.
— Да, он португалец. Он выкрикнул «Herege!», когда напал на меня.
— Я слыхал, что всю его семью убили инквизиторы. И, возможно, у него какие-то особые счеты с бывшими евреями. Некоторые выкресты в Испании и Португалии стали злейшими врагами евреев: это священники, которые получают быстрое продвижение, помогая инквизиторам выводить обманщиков на чистую воду.
— Что ж, тогда причинная связь становится яснее…
— Что еще за причинная связь?
— Франку, я очень рад снова тебя видеть! Мне нравится, как ты меня останавливаешь и требуешь разъяснений. Я просто имею в виду, что все имеет свои причины.
— Даже это нападение?
— Да вообще всё! Всё послушно законам Природы, и, прибегая к разуму, можно уловить эту цепь причинности. Я теперь думаю, что это верно не только для материальных объектов, но и для всего человеческого, и начинаю исследование человеческих поступков, мыслей и потребностей так, словно они линии, плоскости или тела.
— Ты хочешь сказать, что мы можем познать причину каждой мысли, потребности, каприза, мечты?
Бенто кивнул.
— Значит ли это, что мы не вольны просто решить: вот, у меня будут такие-то мысли? И мы не можем сказать себе: вот, я поверну голову направо, а потом налево? И что у нас нет простой свободы выбора?
— Я не совсем это имею в виду. Человек — часть Природы, и поэтому он подчинен действию природных причинных связей. Ничто в Природе, включая нас, не может просто так, по собственному капризу, начать какое-то действие. Внутри одного государства не может быть другого отдельного независимого государства.
— Не может быть государства в государстве? Что-то я опять ничего не понял.
— Франку, прошло больше года после нашего последнего разговора — а я сразу начинаю философствовать, вместо того чтобы разузнать все о твоей жизни!
— Ты не прав! Для меня нет ничего важнее, чем вот так вот говорить с тобой. Я словно умирающий от жажды, который наконец-то добрался до оазиса. Все остальное может подождать. Расскажи мне о государстве в государстве.
— Я имею в виду, что поскольку человек во всех отношениях — часть Природы, то неверно думать, будто он противостоит законам Природы, а не следует им. Неверно делать вывод о том, что он (или любая природная сущность) обладает свободой воли. Все, что мы делаем, предопределено либо внешними, либо внутренними причинами. Помнишь, как я тебе раньше доказывал, что Бог, или Природа, не делал евреев избранными?
Франку кивнул.
— Так же верно и то, что Бог не делал избранным род людской, чтобы он стал особенным, стоял вне законов Природы. Эта идея, полагаю, никак не связана с естественным порядком, но происходит от нашей глубокой потребности быть особенными, быть бессмертными.
— Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду — и это интереснейшая мысль. Думаешь, свободы воли не существует? Сомневаюсь! Я хочу это обсудить. Видишь, я свободно могу сказать: «Я хочу это обсудить»! Однако у меня нет аргументов. Ну, ничего, к следующей нашей встрече я пару штук придумаю… Но ты говорил об убийце и о причинной связи, когда я тебя перебил. Пожалуйста, продолжай, Бенто!
— Думаю, это закон Природы — реагировать на целые классы раздражителей одним и тем же образом. Этот убийца, возможно, обезумевший от скорби по своей семье, услышал, что я — бывший еврей, и отнес меня к той же породе бывших евреев, которые уничтожили его семью.
— Твоя цепь рассуждений имеет смысл, но она также должна включать и влияние других людей, которые могли подбивать его сделать это.
— Эти «другие» также подвержены действию причинной связи, — возразил Бенто.
Франку немного помолчал, качая головой.
— Знаешь, что я думаю, Бенто?
Бенто вопросительно поднял брови.
— Я думаю, что ты придумал себе занятие на всю жизнь.
— Тут я с тобой полностью согласен. И согласен, даже очень рад посвятить этому делу свою жизнь. Так что ты собирался мне сказать о влиянии других на убийцу?
— Я думаю, что раввины науськивали того, кто на тебя напал, и руководили его мыслями и действиями. Ходит слух, что сейчас он прячется в подвале синагоги. Думаю, раввины хотели, чтобы твоя смерть послужила предостережением конгрегации: мол, вот как опасно подвергать сомнению авторитет раввинов. Я собираюсь известить полицию о том, где он может прятаться.
— Нет, Франку! Ни в коем случае не делай этого! Подумай о последствиях. Круговорот скорби, гнева, мести, наказания, воздаяния будет бесконечным и, в конце концов, поглотит тебя и твою семью. Выбери религиозный путь.
Франку оторопел.
— Религиозный? Как ты можешь говорить такое слово — «религиозный»?
— Я имею в виду нравственный путь, путь добродетели. Если ты решишь разорвать круг несчастий, просто встреться с этим убийцей, — пояснил Бенто. — Утешь его, успокой его скорбь, постарайся просветить его.
Франку некоторое время сидел молча и переваривал слова Бенто, а потом промолвил:
— Бенто, давай вернемся немного назад, ты сказал, что рана — у тебя в голове. И как, серьезная рана?
— Честно говоря, Франку, я просто парализован страхом. У меня настолько стеснена грудь, что такое ощущение, будто она вот-вот взорвется. Я никак не могу успокоиться, хотя занимался этим все утро.
— Занимался — это как?
— Так, как я тебе описывал: напоминая себе, что все имеет свои причины, и что произошедшее случилось по необходимости.
— Что значит — «по необходимости»?
— Учитывая всё, что произошло прежде, это тоже должно было случиться. Избежать этого было нельзя. И одна из самых важный вещей, которые я усвоил, — неразумно пытаться управлять такими событиями, над которыми мы не властны. Я убежден в этом, однако переживание нападения возвращается, преследуя меня, снова и снова… — Бенто на мгновение умолк, а глаза его метнулись к разорванному плащу. — Знаешь, до меня только что дошло, что зрелище этого плаща на стуле может усугублять мою проблему! Держать его здесь — большая ошибка. Я должен избавиться от него навсегда. Я думал, уж не подарить ли его тебе, но тебя, конечно, не должны видеть в нем. Это плащ моего отца, и его легко узнают.
