Виктория Morana - ПОКОЛЕНИЕ «NET»
Это понимаешь не сразу, раз за разом подходя к полицейским, не желая осознавать, что придется умолять их что-то сделать: подойти к избирательной урне, принять заявление, пропустить через рамку с бутылкой воды. Мы же молодые, никто из нас ни разу не хватал за руку подозрительного вида мужика, у которого бюллетени торчат из рукава застиранной куртки, а на участке идет голосование по выбору президента. Вера в то, что именно в такой момент к нам на помощь прибегут (обязательно должны прибежать!) представители власти, охранники на участке или члены избирательной комиссии, была практически нерушимой. Такая вера впоследствии подвела многих, понадеявшихся на поддержку, гарантированную по закону и по любой человеческой логике. Они получили вбросы на своих избирательных участках в присутствии председателей, по трое суток ареста для своих друзей от полицейских и по ссадине на ребрах для самих себя, ни смотря на то, что «скорая» в полной готовности стояла от них в пяти метрах.
Такие молодые, мы стали надеяться сами на себя. Идущий на митинг раньше брал с собой только телефон. Теперь у него в рюкзаке бинты и перекись, копия паспорта и три зарядных устройства, чтобы друзьям, если что, тоже дать ими воспользоваться. Идущий на митинг больше не берет с собой хрупкую технику, потому что знает, что она может разбиться, а ущерб ему никто не возместит. Ценные вещи могут изъять без описи в полицейском участке, так что потом не докажешь, что именно этот предмет твой, и назад уже не вернешь.
Долгое время мы думали про себя: «Ну и пусть, что они ничего не делают. Мы сами сделаем все за всех, только не мешайте». Мы, такие молодые, немного повзрослели, осознав внутри себя готовность предпринимать активные действия. Мы хотели сделать это одни, за себя и за всех тех, других, которые считали, что мы занимаемся ерундой. Нам это было совершенно не жалко и очень казалось исключительно благородным.
И опять осознание пришло не сразу, а только когда ты раз за разом пятишься от наступающего на тебя ОМОНа, понимая, что придется просить кого-то что-то НЕ делать: не пихать, не заламывать руки, не забивать в зарешеченный автозак, не отбирать телефон. Мы же молодые, мы просто пришли, чтобы мирно постоять. И вера в то, что мирный протест не может стать поводом для задержания, рушится на глазах. Мы молодые, как же долго до нас доходил весь смысл того, что на самом деле происходит, когда мимо тебя уводят скрученную пенсионерку, когда в черной перчатке бойца ОМОНа появляется баллончик с газом. А ты просто туда пришел, у тебя вообще дома голодный кот и на шее пресс-карта от газеты твоего района, в котором ты уже третий месяц фотографируешь горы не вывезенного мусора и асфальт, который сходит клочьями вместе со снегом.
Как же было страшно в первое время нам, молодым, откликаться на призывы в интернете: «Все на Гостинку!», «На Чистых прудах всего 30 человек, приходите поддержать!», «На Триумфальной площади людям нужна смена, они хотят кушать и спать!». Страшно, потому что еще на подходе к месту, куда, исходя на крик, зовет весь Twitter, стоят отряды особого назначения, в амуниции и в касках, в один момент готовые схватить любого, кто подвернется под руку, потому что он теперь нарушитель общественного порядка, мешающий проходу граждан по тротуару. За их спинами, уже отгороженные от общего потока людей, собираются те самые активисты, которые свой страх не показывают. Теперь их называют «оппозиционерами», «революционерами», «хипстерами», «заразой», смотря, кто дает оценку событиям. И ты идешь вперед и боишься лишний раз посмотреть на этих ребят, ведь полицейские могут счесть это за знак солидарности.
Поэтому в начале народа было так мало. Мы приходили, видели, что на месте сбора на одного митингующего приходилось по 5–6 полицейских, и разбегались при первом же сигнале опасности. Нам было очень страшно. Это был самый страшный мирный протест из всех, что можно представить. Ты не знаешь, чего тебе ожидать. Можно просто стоять, держа в руках связку воздушных шаров, которые тебе подарили на день рождения, а через минуту ты уже в автозаке, пытаешься спросить «за что?», но из-под пластиковых шлемов отвечать никто не спешит. Кто-то уже решил все за тебя, приписал тебе образ мышления, поступки и вынес вердикт — оппозиционер.
Просто проходил мимо? А это, ведь, неважно. Сиди ночью в «обезьяннике», потом выходи голодный и помятый, возвращайся домой и рассказывай, в деталях рассказывай всем своим друзьям и родственникам о том, как это было ужасно. Слушая тебя, все эти люди, которые еще не сформировали свое мнение, не собрались ни на митинг, ни на другой митинг, против первого митинга, тоже испугаются. Раньше им было все равно, но теперь, глядя на тебя, принятие решения о вредоносности оппозиционной деятельности точно будет неизбежным.
Кто-то считал, что перебороть свой страх — это дело принципа. Такие ребята, в итоге, помогли всем нам и, сами того не подозревая, привели наше гражданское общество на много ступеней выше, чем оно было до того, как они стали со свистом бегать от ОМОНа, кидать в полицейских куски асфальта или ночевать на скамейках. Они первые показали, что арест — не повод останавливаться в движении к демократии, что запугать группу оптимистично настроенных людей не так уж просто.
Убегать от полиции — это совсем не страшно, когда вокруг тебя твои друзья, а может быть даже и парочка знаменитостей, которых теперь не пускают на федеральные каналы из-за того, что они могут «сказать что-то не то». Не страшно ночевать в отделении полиции, потому что есть, кому привезти тебе «пенку» для сидения, бутылку воды и пару шоколадных конфет на ночь. На суд идти тоже не страшно, потому что у входа тебя встретит группа ребят, скандирующая «молодец!» и «мы с тобой!», которая после пойдет за тобой прямо в зал заседания и докажет, что ты был во всем прав. И даже если вдруг из толпы тебя выхватывает трое ОМОНовцев, не стоит бояться. С каждым днем людей, которые схватят в этот момент тебя за куртку, навалятся на полицию, заставив ослабить хватку, и выдернут тебя назад, становится все больше.
Всех и каждого из нас отобьют обязательно: вырвут из оцепления, пожертвовав своими собственными сумками и локтями, а потом спрячут в толпе, которая сомкнется вокруг тебя, чтобы ты смог отдышаться и прийти в себя от неожиданности. И сделают это уже не старшеклассники и даже не известные своей неугомонностью националисты. Это сделают взрослые люди, которые вместе с нами, с молодыми, теперь ходят на марши и демонстрации, идут наблюдателями на региональные выборы и проводят воспитательную работу среди своих учеников и детей. Их приход логичен и неизбежен. Протестное движение эволюционировало от обычных типичных разборок к заявкам о своем существовании беспартийных, не политизированных движений, а потом и к желанию определенных слоев населения иметь право высказать свою позицию и повлиять на собственную жизнь. Да, было время, когда активная «прослойка» состояла исключительно из молодых ребят, но больше такого не будет. Потому что взрослые люди поняли, что не могут глупые дети вставать каждый день и идти, менять мир за себя и всех своих родителей вместе взятых. Не могут неопытные малыши создавать гражданские ассамблеи, устраивать протестные гуляния с уборкой мусора, а потом всем миром собирать деньги на правозащитников для тех, кто десятые сутки сидит по отделениям за то, что вышел вечером, чтобы подышать воздухом в сквере у памятника.
Кто-то из нас, молодых, уже стал в глазах взрослых людей существом, которого срочно нужно спасать. Только спасение идет уже не через ремень и скандал дома, на тему: «Куда ты собрался, на ночь глядя? Опять белую ленту нацепил??». Оно придет через активное требование для нас, для детей, бесплатного образования или хотя бы возможности доехать до этого образования без пробок, создаваемых на перекрытых для правительственных «мигалок» трассах. Видя, как активно за свое будущее выходит митинговать молодежь, старшее поколение уже не раз не смогло устоять, присоединяясь к шествиям.
На марше в Санкт-Петербурге некоторые взрослые выкрикивали лозунги громче любого молодого человека. Некоторые из них уже давно сделали татуировки «Путин-вор» на теле: совершенно не взрослое поведение. Теперь сорокалетняя женщина вполне может кинуться с кулаками на ОМОНовца за то, что он приложил дубинкой восемнадцатилетнего мальчика с камерой, пытавшегося его сфотографировать.
Сейчас многим из нас, готовящимся пойти на работу или учебу, возможно, требуется посмотреть на свои сумки, рюкзаки или куртки, на которые еще зимой большинство прочно повесило белые ленты. Многие захотят, посмотрев, сменить их на новые, потому что белая ткань запылилась, покрылась пятнами грязи с асфальта, на котором кого-то из нас поваляли на «Марше Миллионов». Так часто мы выходим теперь на улицы, что наша атрибутика изнашивается. Никто из однажды надевших белую ленту ее уже не снимет, по крайней мере, до тех пор, пока не пройдет и не забудется то горькое разочарование, которые мы испытали, решив в один прекрасный день занять активную гражданскую позицию. А до этого момента людей с белыми лентами будет становиться только больше.
