Михаил Гиголашвили - Тайнопись
— Айе-Серайе! — еще пару раз огрел его палкой по бокам.
Как же это ему не пришло на ум оборотиться камнем или жуком?.. Укрыться в траве?.. Залезть под землю?.. Позвать на помощь мелких духов полей, которые во множестве шляются в жнивье?.. А может, он и пытался, но не смог?.. Это был день первого проклятия. Потом было и второе… Шамана сеть как плеть. Надо лететь! Как бы не накликать беду!
Избавившись от опасного воспоминания, он поднялся в воздух и стал кружить, высматривая новое место. Увидел деревеньку и сел возле запруды, не спеша подобрал крылья, ломкие от инея. В запруде по горло в грязи лежали буйволы. Они стали двигать рогатыми головами, косить синими глазами. Шумно зафыркали, заревели и принялись с чмоканьем вытаскивать свои нелепые тела из темной жижи. Бес старательно обошел стороной тупых тварей. От тех, у кого такие злые рога, лучше держаться подальше!..
В первом дворе нет ничего, только пес с кошкой валяются на солнце. Почуяв беса, пес заурчал, а кошка только пошевелила ушами. У плетня старуха возится с лиловым от грязи младенцем. Другая старуха моет в корыте овощи. Дальше — дом побогаче. Два мальчика пилят дрова, третий носит их под навес. И тут поживиться нечем: детям злые духи не страшны до первой щетины и первой крови.
Он повернул к хижине, стоящей на отлете возле рисобойни. Оттуда был какой-то неясный, но явный знак. Перепрыгнул через плетень. Во дворе прибрано, подметено. Застенчиво тянутся ровные грядки с зеленью. Он маханул через огород, проник в хижину и оторопел — на циновке сидела полуголая женщина и перебирала рис. В углу громоздились сосуды с зерном, стояли миски и плошки. Старый ларь темнеет у стены. На очаге, в глиняном горшке, что-то варится…
Женщина хороша. Ведьмы тоже хороши, но имеют кусачую ледяную дыру. Покойницы тверды и неподатливы, как камень. Только у человечьих баб можно украсть жар нутра, перекачать в себя и питаться им, когда вздумается. Стара ли, молода — всё едино: её жар всегда при ней. От запаха живой щели бес стал беспокоен. Шерсть пошла дыбом. Пятки налились тяжестью. Башку повело. Чресла зачесались. Внутри всё опустилось, вытянулось.
Он в упор рассматривал женщину, наполняясь злой похотью. Не удержался на лапах, сел на пол. Заглянул ей в самые глаза… Можно не спешить — двойника нет, блуждает где-то далеко…
Она, оторопев, всматривалась в пустоту, не слыша, но ощущая его. Красная точка у неё во лбу потемнела. Бес переметнулся ей за спину, стал лапать за бока и зад. Она в страхе начала озираться, лепетать:
— Кто здесь? Что?
— Я, я, я, — со смехом отвечал он и начал сковыривать рубаху с ее жаркого тела. — Сосед! Соседище-ще!
— Ты? — ухнула вдруг женщина, узнавая голос соседа, молодого парня, на которого часто заглядывалась украдкой. — Как ты?.. Муж скоро будет!.. Что ты?.. Что тебе надо?.. Где ты?..
— Всюду-ду-у… — завыл он, повалив её навзничь и всеми четырьмя лапами хватая за грудь, за ляжки, за лобок.
— Но где же ты? — растерянно спрашивала она, отбиваясь и ощущая руками его невидимые, но окрепшие плечи и мышцы.
Бес, не отвечая, тискал её со всех сторон, зарываясь в ее груди и вдыхая их терпкий запах. По ее лицу начала гулять тень истомы. Некоторое время были слышны только её испуганные вскрики:
— Что это? Кто? Ох… Где?.. Какой?.. — да шорохи лап и волос.
Они катались в исступлении, опрокидывая скамьи и ударяясь об острые углы ларя. Лицо женщины потемнело, покрылось пеленой похоти. Глаза превратились в пятна. Губы раздуло от поцелуев. Глухо заскрипел перевернутый стол. Упал сосуд с рисом. Треснул горшок на очаге. Рассыпалась гора мисок, осколки взлетели до потолка.
Она вопила, изнемогая, а он яростно комкал ее тело и толчками врубался в жаркую плоть. Она молила о чем-то. Кипящие укусы жгли ее. Клыки впивались в шею, в груди, в ляжки. Что-то страшное вламывалось всё глубже, всасываясь в её щель и превращаясь в сплошной шершавый ожог. Наконец, под рев, стон и рыки, всё было кончено.
Он еще в возбуждении пометался по хижине, громя и круша остатки посуды, полок, горшков, кувшинов. Разрывал циновки и драл на куски всякие тряпки и юбки, попадавшие ему под лапы. Раскусывал клыками глиняные плошки, сбивал хвостом со стен коврики. Высыпал из бидонов сырой рис, доломал стол и разбил печь. И постепенно стихнул, остывая. Стал озираться на погром. Теперь прочь отсюда, пока не появились домовые, которые будут злы при виде того, что он натворил в их владениях! Он свое получил — чего еще тут?
Старуха-соседка, слыша грохот, но боясь подойти, увидела, как из хижины вылетело и ушло к полям какое-то плотное облако. Переждав, она перелезла через плетень и поспешила в хижину, где среди риса, зерна, рваных циновок, битой посуды и обломков лежала молодая соседка. На голом теле — раны и ссадины от когтей. Все тело залито темной зловонной трупной жидкостью, а меж развороченных бедер дрожит кровавая масса.
Старуха, причитая, выбежала во двор. Её взгляд упал на землю, где остались явные отпечатки четырехпалых то ли стоп, то ли лап, вывернутых назад.
— Дьявол, дьявол! — кинулась она от проклятого места.
А бес блаженствовал под банановой пальмой, привалившись хребтом к узорной коре. Вопли старухи не беспокоили его. О затоптанной молодке он уже не думал, позабыл. Излив потоки черной спермы, он освободился от груза, скинул тяжесть, стал невесом и теперь, разнежившись, валялся под деревом, не чуя, как сзади его тихо-тихо обступает ватага местных злыдней.
Первым напал птицеголовый гад с толстым шерстистым туловищем. Широким клювом он стукнул беса по затылку и оглоушил его. Чешуйчатая ведьма впилась ему в крыло, обвив змеиным туловищем. Набросились два демона с рыжими от бешенства глазами, стали колоть рогами и бить копытами. Пока он пытался разжать гадючьи кольца, в воздухе зареяла крылатая тварь. Она мерзко верещала и длинным хоботом норовила стукнуть беса по башке. Какие-то пакостные существа, похожие на поросят с отрубленными головами, начали тыкаться в него кровавыми обрубками.
Он завопил, заскулил:
— Стой-ой-ой! Я такой-ой, свой-ой! Покой-ой-ой!
Но его никто не понимал и не слушал, а птицеголовый гад взвизгивал, отскакивая после очередного клевка:
— Ты враг! Ты раб! Ты чужак! Ты чума! Ты крот! Ты скот!
— От тебя несет монахом! — шипела ведьма-змея.
— Не трогай наших баб, не то сдохнешь тут, сей миг! — бодали его рыжие демоны.
Бес в отчаянии впился в ведьму. Та ослабила кольца. Тогда он пинками отбросил безголовых бесенят-поросят и попытался взлететь, но раненое крыло обвисло. Вдобавок хоботастая тварь стала пускать дымные кольца, которые опоясывали и сжимали его до полусмерти. С трудом удалось побежать, на ходу отбиваясь от нечисти, рванувшей следом. На счастье, все они были низкорослы, кривоноги, косолапы и не могли быстро бегать. Только хоботастая тварь зависла над ним, норовя попасть шишкой по темени.
Вдруг откуда-то из-за хижин взмыл громадный белый лебедь и кинулся на свору. Демоны, присмирев, стали разбегаться кто куда. Безголовые бесенята утробно заскулили и легли на землю с поднятыми лапами. Ведьма стремительно ушла в поля — только стебли отмечали ее скорый ход. Следом убрался птицеголовый. Вздернув хвосты и брыкаясь, ускакали рыжеглазые оборотни. Последней нехотя удалилась крылатая тварь, угрожающе вздымая шишкастый хобот и выпуская напоследок дымные лепешки, из-под которых еще долго слышались вопли и визги бегущих духов.
Бес, припав к земле и зарывшись в грязь, со страхом следил за лебедем. Но тот уже пропал из вида. Так возникать и исчезать умеют только большие добрые духи — хозяева эфира, не терпящие драк в своих владениях.
Свернув перебитое крыло и громко ругаясь, он заковылял прочь от села, безуспешно пытаясь взлететь, озираясь по сторонам и проклиная плешивого демона, пославшего его в такое опасное место. Что-то держало беса на земле. Вдруг ему почудилось, что держит его не раненое крыло, а сеть хозяина, неведомым образом оказавшаяся тут. Он взвыл от ужаса, страха и бессилия. Прерывисто дыша, побежал по тропинке, с трудом снялся и, скособочившись, низко полетел на одном крыле.
Начинало темнеть. Долго лететь на одном крыле он не мог и неуклюже рухнул под кроны лиан. Джунгли встретили чужака множеством незнакомых звуков и запахов. Жизни тьма и кутерьма.
Глава 5Сидя в колючей траве и вывернув из-за спины раненое крыло, бес уныло рассматривал шершавую перепончатую кожу. Во время драки крыло оказалось пробитым в трех местах. Рваные края ран саднило. Выступали капли серой слизи. Надо было искать ветвистый папоротник, спасавший от чужого яда.
В пылу свалки он не успел разглядеть, к какому роду принадлежали напавшие враги — были ли они, как и он, бесами суши, или же это были демоны огня?.. Если это были огненные демоны, то их яд мог оказаться смертельным.
