Юрий Бондарев - Бермудский треугольник
— Вы интересуетесь, молодой человек, состоянием Татьяны Ромашиной? Пока не могу вас ничем обрадовать. Рано ждать перемены. Вы расстались с вашей подругой не на несколько дней, на месяцы, молодой человек. Наберитесь терпения.
— Наберусь, профессор, — не без раздражения ответил Андрей и с недоверием к медицинскому авторитету, в голосе которого не затеплилось ни искорки соучастия, так хлопнул трубкой по аппарату, что внутри его зазвенело.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В девятом часу вечера приехал без предварительного звонка Спирин, по обыкновению, немного навеселе, привез в дипломате бутылку «Мартеля», потер руки, сказал:
— Зело хочу выпить с тобой, Андрей! Физиономия у тебя пасмурная.
— Был у Пескова? — спросил Андрей. — Думаю: здесь он ни при чем.
— Не торопи историю, старик. Дай просушить горло, — взмолился Спирин, откупоривая бутылку. — И ставь не рюмки, а фужеры. Из рюмок по ночам тайком пьют тараканы. Чувствуешь, какой запах? Шик! Юг, море, солнце, Франция! Будем закусывать лимоном, орешками и турецким рахат-лукумом. Я привез эти деликатесы… Дай только сахар к лимону. За удачу, хоп? — И, щедро разлив действительно пахучий коньяк, чокнулся с Андреем, выпил до дна, захрустел орешками, проговорил: — Ты прав. Песков — медуза. Но профессиональный негодяй и спекулянт. Прижал я его крепко, без церемониала, толстяк рыдал белугой, грохнулся на колени, клялся и божился, что у него и в голове ничего противозаконного не было, что он, дескать, глубоко уважал талант Демидова и глумления бы не совершил. Одначе… веры ему у меня — никакой. Хреновый искусствовед, торгаш, денежный мешок, имеет дело с иностранными посольствами. А улик никаких. Перешерстил всю его квартиру. В общем — не квартира, а музей. Работы твоего деда я малость знаю, точнее говоря — почерк, манеру. Думал, наткнусь на какую-нибудь дуриком заначенную вещицу Демидова… Безрезультатно. Был в его магазинчике — итог тот же. Ноль целых… Есть у него дача в Кратово. Туда сегодня не добрался. Но подозреваю — стервец он ушлый и на даче ворованных вещей держать не рискнет. Дача проходимца — это куда сыскари с налета прут с обыском. Дачу Пескова я прощупаю при помощи своих ребят. Перероют весь участок.
— Загадочно, — пожал плечами Андрей. — Я чуть-чуть понимаю область твоей работы. Но что за ребята, прости за детский вопрос?
Спирин вторично разлил коньяк, понюхал, сладостно округляя ноздри — «умереть можно, южная благодать!» — и ответил как бы между прочим:
— У меня в распоряжении, старик, десяток отменных молодцов. Так что будь уверен!
— В чем, Тимур?
— Ребята знают свое дело, мастера классные. Профессионалы на подбор. Главное — держать сейчас уши топором на таможне. Сигнал туда уже дали. Будут щупать иностранцев, — сказал Спирин и бросил горсть орешков в рот, с аппетитом закусывая коньяк. — Что раздумываешь? О чем затосковал, детина, ездок приветливо спросил. Пей и никаких интеллигентских сомнений! Я берусь раскрутить твое дело, потому что знаю, кто такой в искусстве твой дед. Да и ты мне не чужой. Хоп? Возражений нет? Так что если картины в России, мы их раскопаем. Это наша забота. А ты, старина, подумай о гонораре моим ребятам, которые будут трудиться в поте лица. Вот это твоя забота. Подчеркиваю: не мне гонорар, а им! Все мои действа — любовь к охоте.
— Какой нужен гонорар, Тимур? — спросил Андрей и нахмурился. — От машинных денег остались гроши. Мне пришлось заплатить в клинике.
— Знаю. Какой гонорар? Ну, тысяч десять баксов авансом. Ладно! Не хмурься, дал скорость! Пру на красный свет! — Спирин хохотнул, сделал жест, словно засучивает рукава, и принялся резать на блюдечке сочащийся лимон, приговаривая: — Божественная закуска, которая перекосорыливает любую рожу, а мы тем не менее — сдобрим лимон сахарком — и порядок. А насчет гонорара, старик, я тебя никак напужал, как говаривают в деревенских романах. Сумма прописью выяснится, естественно, после завершения дела, но что-то ребятам заплатить придется. Сыском будет заниматься крупнейшая частная контора. Не в моей она власти. А сыскные услуги во всем мире оплачиваются. Пока обойдемся без аванса. Беру на себя диппереговоры. Хоп, на этом речи о финансах замораживаем. По-моему, я рано повернул разговор не туда, одначе жизнь есть жизнь, и я обязан был коснуться хлеба насущного и предупредить тебя.
— Понимаю, — сказал Андрей. — Что ж… Мне просто придется что-то продать…
Задумчиво он вытянул из пачки сигарету, задумчиво повертел в пальцах зажигалку и не прикурил, выбирая время для главного, о чем хотел спросить многоопытного Спирина.
Он открыто не решался говорить о пистолете, с войны лежавшем в столе Демидова, но все-таки оружие внушало Андрею тревогу, и не мешало бы знать после ночных телефонных звонков, небезопасно ли было с целью самозащиты носить его без нужного разрешения.
— Я хотел у тебя узнать… — прервал молчание Андрей. — Скажи, можно сейчас купить на рынке какой-нибудь пистолет? И если можно, то как получить разрешение на оружие?
Спирин заинтересованно прищурился:
— Именно какой пистолет? «Народный» ТТ сороковых годов — самый дорогой, стоит баксов восемьсот-девятьсот. ТТ чешского и венгерского производства, сделанный из дерьма и старых кальсон, в два раза дешевле. Солидный, забугорный потянет на тысячу. А для чего, собственно?
— Видишь ли, Тимур, не хочу впадать в панику, но если хочешь знать: после моих статей мне начали звонить ночью…
— И объясняться в любви? — хохотнул Спирин и медленно пригладил залысины светлых волос. — Модно и тривиально. И ты — что? Послал, конечно?
— Что-то в этом роде, — сказал Андрей. — Любовно обещают отрезать голову и бросить в помойку или положить к дверям квартиры в целлофановом пакете.
— Больше чем понятно. А посылать молодцов не стоило. Надо было сказать: учту, братки, спасибо. — Спирин выпил и, не освобождая лицо от смакующего выражения, посыпал ломтик лимона сахаром, пососал, говоря: — После твоих статей ожидать хвалы и одобрений было бы, по меньшей мере, наивным простодушием. Они такой правды не прощают, коли ты назвал всю эту пиночетовскую историю девяносто третьего «поджогом рейхстага в России». Так у тебя черным по белому сказано? Видишь, я тебя почти цитирую. Да плюс к этому… Как там сказано у тебя? «Гестапо, созданное лжедемократами?» Так, помнится? Ну, силен ты, Андрей, шибко силен! Взыграла в тебе настоящая жилка журналиста: правда или смерть. Смерть или правда. — Спирин напряг ноздри, подавил полузевок. — О, дьявол, плохо высыпаюсь. Вот есть вопрос. А не мстил ли ты за эту отметину на щеке? — Светлые, со стальным оттенком глаза его нашли розовый шрам-подковку на щеке Андрея. — Бесспорно, помяли тебя тогда здорово. Хотя могло быть и хуже. Так мстил? Или нет?
