Владимир Чивилихин - Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря
- Не то чтобы друг, но...
Било непонятно, что значит это "но", и разговор па том кончился, потому что Симагин пошел дальше, а я потянул за ним, думая все о том же.
...С утра у нас в отделе начинается полулегальная "десятиминутка" информация о событиях во Вьетнаме, просмотр заводской многотиражки. Потом ребята немного поговорят о заводских, футбольно-хоккейных, литературных новостях - и за работу. Во время этого традиционного вступления в рабочий день я молчу - современному спорту пока не предан, мало кого знаю на заводе, живу другим, ничего модного не читаю. Думаю, что "Битва в пути", например, будет звучать и через пять лет и через пятнадцать, а между современными писателями и мной есть какой-то непреодолимый психологический барьер. Они пишут не о том, что волнует меня, изображают сегодняшнего человека, особенно "мужичка", не так и не таким, каким я ею вижу, а из молодых многие озабочены, мне кажется, прежде всею тем, как к ним отнесется критика.
Зато целый мир открылся мне в документальной литературе и мемуарах. Объективность этой литературы для меня пока проблематична, но из нее я беру факты, они дают простор мыслям. Началось это с Джона Рида. Раньше он как-то прошел мимо меня, и только тут, на заводе, я взял его в библиотеке по рекомендации того самого Володи Берсенева, с которым случилась беда. Книга, описывающая десять дней, декаду, когда-то потрясшую мир, спустя почти полстолетия, неожиданно потрясает меня. Вот окончил школу, институт, проработал четыре года, но только из этой книги п умом и сердцем понял, что совершил тогда русский рабочий и русский народ, как он это сделал и почему. Эти десять дней я словно жил там...
Вспоминаю, как мы засели за чертежи новой машины. Это было время! Работали с удовольствием, с полной отдачей, даже с вдохновением, можно сказать, если не бояться этого старомодного слова. Один вариант, другой, третий... Вот, кажется, неплохо, как хотел. Но приходит товарищ из соседнего сектора: "Здесь у меня изменение. Будет вот так". Берешь новый лист, начинаешь трещать арифмометром. Ничего, сделаем, по-новому даже лучше будет! Несколько групп конструкторов работали над нашей новой машиной уже давно, а мы с Игорем Никифоровым разрабатывали отдельные узлы, привязывали унифицированные. Замечательная у нас машина получалась! Конечно., на бумаге пока. А когда чертежи пошли в экспериментальный цех, началось!..
Не хватало поковок, отливок, узлов, комплектующих деталей, специального металла. Мы с Игорем Никифоровым уговаривали и выколачивали, ругались и просили, бичевали бюрократизм и волокиту, страдали и нервничали из-за своих и чужих ошибок. С кем я только не поцапался за эти месяцы, чего только не выслушал!
Технологи:
- Ты думал, что рисуешь? Чем я изготовлю эту деталь? Пальцем, что ли?
Нет, где ты видел такой класс чистоты? Ах, в справочнике! Тогда сними станок со страниц проспекта и дай его мне!
- Эти популярные лекции неинтересны даже студентам, а ты их читаешь мне. Мне! Я тоже за долговечность п надежность, но узлы и детали нужно конструировать под то оборудование, какое у меня есть пли в крайнем случае под серийное, какое можно заказать!..
Снабженцы:
- Милый мой! Где я тебе возьму этот материал? Ты хоть иногда газеты читай. В них печаталось постановление об экономии легированных сталей. Настаиваешь? Чтоб ты так жил!
- Со мной вы все смелые! А ты вот сам поезжай в совнархоз и поговори там. Правда, у меня есть один человек в самолетостроении, но твоя-то машина будет не летать, а катиться но земле. Пойми!
- У тебя тут опять хаэнтэ?! Ты соображаешь - хром, никель, титан! Ой, чтоб я так жил! Надо же, милый, хоть иногда думать, извини пожалуйста, головой...
Однажды я не выдержал п ворвался к главному конструктору Славкину. Он у нас джентльмен, всегда одет, как на прием. Усадил, достал из сейфа красивую бутылку с какой-то жидкостью, налил себе рюмочку, медленно выпил. Я не знал, лекарство это было пли коньяк, меня занимало другое - то, что он говорил.
- Не могут - не надо! Перестаньте с ними спорить. Производство - не диспут о физиках и лириках. И наш завод не должен быть для вас эталоном возможностей. У меня, а следовательно п у вас, есть принципы, и мы с вами не думаем от них отступать. Машина, которую мы сегодня выпускаем, - это позавчерашний день автомобилестроения, это, приближенно говоря, большая телега, запряженная тремястами лошадей. Стране нужен современный грузовой автомобиль! И наша детка им является! Это принципиально новое существо. Конечно, она значительно сложнее в изготовлении - этого я не только не скрываю, но всегда подчеркиваю. И если чего-то нет -значит, не надо. Им не надо, понимаете? (Он посмотрел в потолок.) Нет, не мы должны конструировать машину применительно к имеющемуся оборудованию, а технологическая служба обязана обеспечить производство всем необходимым для ее изготовления. У нас с вами есть над чем ломать голову и без этого. Бесспорно, в наших чертежах встречаются места, над которыми нам надо подумать вместе с технологами и кое с чем согласиться, но это ни в коем случае не должно снижать качество и работоспособность узла. Даже наоборот - повышать! Ну-с, за работу, в добрый час!
Так. Прочел урок. Это я уже слышал. В том числе и от него не однажды. Но я по-прежнему не знал средств претворения этих оригинальных идей в практику. Почему на глазах у меня и моих товарищей-конструкторов "наша детка" рождается с "родимыми пятнышками" прошлого? От нехватки дефицитных материалов или от безразличия в конце концов каждого из нас, от незаинтересованности в судьбе своего узла? Должен сознаться, что некоторые наши ребята, да и старики тоже, любят посачковать и побазарить. Эти их склонности хорошо проявляются в скептическом, насмешливом отношении к той или иной свежей конструкторской мысли. Но правильно ли будет только их обвинять в этом? Конструктор и рад бы что-то интересное разработать, но он знает, что пробить это будет очень трудно или вообще невозможно. Да и что общего с работой конструктора имеет эта бесконечная перебранка с технологами и снабженцами, с мастерами и контролерами, эта болтовня и беготня?
Случалось, я сам носил детали, копировал чертежи на кальку, ездил получать комплектующие узлы на другие заводы, был просто курьером и толкачом. Да разве только я? У всех нас три четверти рабочего времени уходит впустую. И никто - ни инженер, ни плановик, ни мастер - не устает от работы. Все мы устаем от безделья, беготни, бестолковой нервотрепки. А конструктор на нашем заводе, как я окончательно понял, - жалкий и неприятный для всех человек. Технологи и снабженцы его встречают в штыки, а директор и Главный всегда на их стороне. Нас все клянут, иногда уговаривают и упрашивают, чаще же попросту посылают ко всем чертям. И почему в таком пикантном положении оказываюсь я, человек, который в силу своего профессионального и гражданского долга обязан стоять на страже качества?
С ужасом я думал о том времени, когда "наша детка" пойдет в производство. Особенно мучительно для меня бывать в цехах к концу месяца. Если детали изготовляют все же с открытыми глазами, то принимают их и ставят в это время уже с закрытыми - какие получились. Некогда обращать внимание на фаски, были бы выдержаны основные размеры. На твоих глазах ставят явный брак, колотят по чистой поверхности кувалдой. Упадет шариковый подшипник на бетонный пол - его, не задумываясь, суют в узел. Нет, в Энске, где мы делали оружие, строгости были правильные. А тут подшипник на пол - и никто в ус не дует! А кольцо-то уже, может быть, треснуло; и попробуй потом на дне котлована установить в грязище и обломках истинную причину аварии!
Помню случай, когда на сборку пошло десять ступиц, выточенных во вторую смену, должно быть, спьяну, по посадочному диаметру. И ничего, поставили! Иногда бывает, что контрольная служба заупрямится. Тогда по цепочке дело доходит до Сидорова.
- Твои люди срывают мне план! - кричит он по телефону начальнику ОТК. - Сам знаешь, чем это пахнет! Нет, я научил своих людей заворачивать гайки. Ты своих научи! Чтоб детали были на сборке. А я потом объяснюсь, где надо, это не твоя забота...
Могут ли наши машины при таком "принципиальном" контроле быть лучшими в мире? И как бы мы выглядели на международном рынке, когда бы не особая требовательность к качеству экспортной продукции? И если б мы не умели делать! Умеем, да еще как! Вспоминаю "Быль о зеленом козлике", рассказанную в "Литературке". Наш скромный "козлик" оказался выносливее автомашин всех фирм мира, а "мистер Козлов", рядовой наш водитель, покорил экспертов и публику даже больше, чем его машина. Жаль, что репортаж тот прочла только интеллигенция и уже, кстати, наверное, забыла, а в других газетах ничегошеньки не было, и большинство не знает о том потрясающем соревновании на выносливость автомашин и человечность людей...
Мне стало трудно жить наедине со своими мыслями. Отправил большое письмо Вилю Степанову, но что он мне мог написать, кроме общих слов? Поругал меня за мой выбрык на собрании, посоветовал превращать душевный заряд не в один или даже серию взрывов, но в свечение. И не кипятиться, особенно по пустякам, помнить, как Горький воспринимал крещение жизнью. И все, мол, нужно пробовать копьем юмора, это непременно. Вилька, старый друг, призвал жить в должности оптимистов и драться с темнилами до победы...
