Джон Гришем - Покрашенный дом
Наводнение помогло мне отвлечься от более тяжелых мыслей — о Хэнке, Тэлли, Ковбое, — и по этой причине это была не самая неприятная тема для размышлений. Но я все равно не произнес ни слова.
* * *Скоро должны были начаться занятия в школе, и мама решила, что мне уже пора приниматься за ежевечерние уроки чтения и письма. Я очень хотел вернуться обратно в класс (я, правда, никогда бы в этом никому не признался), так что даже испытывал удовольствие от этих домашних уроков. Мама тут же выяснила, что за лето мой почерк стал совершенно неразборчивым, и заявила, что мне нужно много практиковаться. Читал я тоже не очень бегло.
— Видишь, к чему приводит сбор урожая хлопка? — сказал я.
Мы сидели вдвоем в комнате Рики, читали друг другу перед тем, как отправиться спать.
— Я хочу тебе кое-что сказать по секрету, — сообщила она мне шепотом. — Ты умеешь хранить секреты?
Если бы она только знала, сколько их я уже храню! И я ответил:
— Конечно!
— Обещай, что никому не расскажешь.
— Никому!
— Никому об этом не говори, даже Паппи и Бабке.
— Ладно-ладно. А что такое?
Она наклонилась еще ближе:
— Мы с отцом подумываем податься на Север.
— А я?
— Ты поедешь с нами.
Это было здорово!
— Вы хотите устроиться на работу, как Джимми Дэйл?
— Точно. Отец переговорил с Джимми Дэйлом, и тот обещал устроить ему работу на заводе компании «Бьюик» во Флинте, в Мичигане. Там хорошие деньги платят. Навсегда мы там не останемся, но отцу надо найти какой-нибудь постоянный доход.
— А что будет с Паппи и Бабкой?
— Ну, они никогда отсюда не уедут.
— Они будут продолжать работать на земле?
— Надо думать, так. Не знаю, чем им еще здесь можно заниматься.
— Как же они смогут тут работать без вас?
— Да как-нибудь справятся. Слушай, Люк, мы не можем здесь сидеть, все время, каждый год теряя вложенные деньги и занимая еще и еще. Мы с отцом уже готовы попробовать прожить как-то иначе.
Я испытывал смешанные чувства, услышав это. Я хотел, чтобы родители были счастливы, а мама никогда не будет довольна своей жизнью на ферме, особенно при условии, что жить здесь приходится вместе с родней мужа. Я-то, конечно, вовсе не собирался становиться фермером, но со мной вопрос решен, я буду играть в составе «Кардиналз». Но мысль о том, чтобы покинуть единственное родное для меня место, несколько обескураживала. И еще я не мог себе представить, как я буду жить без Паппи и Бабки.
— Это будет очень здорово, Люк, — продолжала мама, по-прежнему шепотом. — Можешь мне поверить.
— Думаю, да. А там холодно, на северах?
— На Севере, — поправила она меня. — Да, зимой там много снега, но, я думаю, это тоже здорово. Будем лепить снежных баб и делать мороженое из снега, и у нас будет настоящее «белое Рождество»!
Я припомнил истории, что рассказывал Джимми Дэйл о том, как он смотрел все игры «Детройт тайгерс», как все там находят себе хорошую работу и покупают телевизоры и что школы там получше. Но потом вспомнил его жену, эту гнусную Стейси с ее плаксивым, хныкающим голоском, и как я перепугал ее, когда она заседала в нашем сортире.
— Они ж там, на Севере, говорят как-то по-странному...
— Это так, но ничего, ты привыкнешь. Это же будет отличное приключение, Люк, а если нам не понравится, мы просто вернемся домой.
— Вернемся сюда?
— Вернемся в Арканзас или в какое-нибудь другое место, но на Юге.
— Мне неохота встречаться со Стейси.
— Мне тоже. Ну ладно, тебе пора ложиться. Подумай об этом. Только помни, никому ни слова!
— Да, мэм.
Она подоткнула мне одеяло и выключила свет.
Ну вот, еще новости! Есть о чем подумать.
Глава 32
Как только Паппи проглотил последний кусок яичницы и вытер рот, то сразу посмотрел в окно над кухонной раковиной. Было уже достаточно светло, чтобы увидеть все, что нужно. «Пошли посмотрим», — сказал он, и мы все следом за ним вышли из кухни, спустились с задней веранды и пошли через задний двор по направлению к амбару. Я ежился от холода, хоть и натянул свитер, и старался не отстать от отца. Трава была мокрая, и через несколько шагов мои сапоги тоже намокли. Мы остановились на ближайшем к дому поле и стали смотреть в сторону темнеющей вдали линии деревьев вдоль Сай-лерз-Крик, до которых отсюда было почти с милю. Перед нами лежало сорок акров земли, половина нашего участка. И они были залиты водой, мы только не знали, сколько ее там.
Паппи пошел вперед между двумя рядами хлопковых стеблей и вскоре почти исчез — видны оставались только его плечи и соломенная шляпа. Ладно, он все равно остановится, как только дойдет до воды, поступающей из речки. Если будет продолжать идти еще немного, значит, речка не нанесла нам того ущерба, которого мы опасались. Может, вода уже стекает назад, и, может быть, еще выглянет солнце. И нам удастся хоть что-то спасти.
Пройдя футов шестьдесят — расстояние от «горки» питчера до пластины «дома», — он остановился и посмотрел себе под ноги. Нам ничего там видно не было — ни землю, ни то, что на ней, но мы все поняли. Вода из речки все еще шла на нас.
— Вот куда она дошла, — сказал Паппи через плечо. — Здесь ее уже на два дюйма.
Поле заливало быстрее, чем предполагали мужчины. А при их вечно пессимистических прогнозах это было своего рода достижение.
— Такого в октябре никогда не случалось, — сказала Бабка, крутя в ладонях фартук.
Паппи все рассматривал движение воды возле собственных ног. Мы не сводили с него глаз. Начался восход солнца, но небо было в облаках — тени от них то набегали, то исчезали. Я услышал чей-то голос и оглянулся вправо. Там группой собрались мексиканцы — они смотрели на нас. Даже на похоронах люди не выглядят так мрачно.
Всем хотелось посмотреть, как прибывает вода. Я сам видел это вчера, но теперь мне хотелось посмотреть, как она просачивается через наши поля, понемногу подбираясь к дому, как гигантская змея, которую ничем не остановить. Отец тоже пошел вперед, пробираясь между двумя рядами стеблей. Остановился рядом с Паппи и упер руки в боки, приняв точно такую же позу, что и его родитель. Бабка с мамой подошли следом. Я тоже пошел, но не очень далеко, потом тронулись с места и мексиканцы. Мы веером разошлись по полю, высматривая, куда дошла вода. И все остановились, выстроившись в прямую линию и глядя на мутные воды, переливавшиеся через берега Сайлерз-Крик.
Я отломил кусок от стебля хлопчатника и воткнул его в землю перед наступающей водой. Не прошло и минуты, как он был полностью поглощен течением.
Мы медленно пошли назад. Отец и Паппи о чем-то говорили с Мигелем и остальными мексиканцами. Те уже были готовы уехать либо домой, либо на другую ферму, где еще можно было собирать хлопок. Кто стал бы их обвинять за это? Я торчал поблизости, достаточно близко, чтобы все слышать. Было решено, что Паппи пойдет с ними на «задние сорок», где почва немного повыше, и они попробуют немного пособирать. Хлопок был сырой, но если солнце пробьется сквозь тучи, они, может быть, соберут по сотне фунтов каждый.
А отец поедет в город, уже второй день подряд, чтобы узнать в кооперативе, не нужны ли услуги мексиканцев на какой-нибудь другой ферме. В северо-восточной части округа земли были намного лучше, поля более высоко расположенные, вдали от местных речушек и от Сент-Франсис-Ривер. Ходили также слухи, что возле Монетта не выпадало столько дождей, как у нас, в южном конце округа.
* * *Я был в кухне, вместе с женщинами, когда отец объявил о новых планах на сегодняшний день.
— Хлопок весь вымок, — с неодобрением заметила Бабка. — Они и по пятьдесят фунтов не соберут. Все это пустая трата времени.
Паппи все еще был на улице и не слышал ее комментария. А отец слышал, но был не в том настроении, чтобы спорить с матерью. «Попробуем устроить их на другую ферму», — сказал он.
— А мне можно в город? — спросил я у родителей. Мне очень хотелось уехать, потому что альтернативой мог стать вынужденный выход с мексиканцами на «задние сорок», где нужно будет таскать за собой по воде и грязи мокрый мешок и пытаться собрать хоть сколько-нибудь мокрого хлопка.
Мама улыбнулась и ответила: «Да, нам же нужно купить краски».
Бабка снова посмотрела на нас неодобрительно. Зачем надо тратить деньги на покраску дома, когда их и так не хватает, когда мы с тому же теряем очередной урожай? Дом, однако, был выкрашен примерно наполовину — бьющий в глаза контраст между новыми белыми и старыми буро-коричневыми стенами. Работу все равно нужно было закончить.
Даже отец не очень одобрительно относился к мысли об этих дополнительных расходах, однако сказал мне: «Можешь поехать».
— А я дома останусь, — сказала мама. — Надо немного окры собрать.
Еще одна поездка в город! Я был просто счастлив. Не надо собирать хлопок, ничего не надо делать, просто ехать по шоссе и мечтать о том, что по приезде в Блэк-Оук получишь конфету или мороженое. Только надо было соблюдать осторожность и не очень выказывать свою радость, поскольку из всех Чандлеров счастлив был я один.
