Наталья Галкина - АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА
– Ваши документы!
– Что-о?
– Я агент третьего отделения. Предъявите документы. Вы, надо полагать, студент, если студент.
Передо мной моргал глазками призрак филера, свято выполнявший свои обязанности, вполне материалистически выглядевший.
Я достал пропуск, ежедневно предъявляемый мной у турникета.
– Я служу в Военно-медицинской академии картографом.
– Верю, верю, вижу.
Он вздохнул.
– Кого-то ловите? Неблагонадежного?
– Хуже, молодой человек. Марсианина ловлю. Ну до чего вертляв, сука инопланетная, до чего увертлив. Р-раз - и нет его. Хуже всякого революционера. Человеком прикидывается, а от своих фортелей поганых удержаться не может. Летает, подлец, лики меняет, шваль. Умствует.
– Счастливой охоты, - я оставил филера в подворотне и пошел под ливнем своей дорогой.
Через дом или через два увидел я прижавшегося к стенке дома за выступом парадной, - я решил: прячется от дождя, - высокого иностранца в черном длинном дождевике, рыжеватые кудри до плеч, черная шляпа. Он напоминал то ли врубелевского Демона, то ли киноактера 90-х годов по фамилии Авилов, игравшего художника в фильме «Господин оформитель». Я загляделся на него, приоткрыв рот, как деревенский дурачок. Иностранец, улыбнувшись мне загадочно, вжался в угол стены, исчез и тут же возник в углу в виде невысокого росточка с брюшком железнодорожника в форме и с портфелем. Железнодорожник, не обращая на меня ни малейшего внимания, обогнал меня, свернул в переулок. Дождь стал слабее, меня догнал филер.
– Опять улетел, проклятый, - промолвил он озабоченно. - К метаморфозам его и маскарадам я попривык; а как полетит (без крыльев, не выпускает крылья-то, прямо с места в карьер взлетает и скрывается за ближайшей крышею, нечисть), верите ли, у меня чуть ли не приступ сердечный начинается, томлюсь небывало.
Повинуясь филерскому охотничьему нюху, он, не размышляя, свернул в тот же переулок, что и его подопечный, только по другой стороне потрусил.
Дождь опять припустил, я загляделся на Горьковский театр на той стороне Фонтанки: не перейти ли мост, в вестибюле так сухо и тепло, не посмотреть ли афишу, не пойти ли на какой спектакль с Настасьей, заняв один из тягостных вечеров прощальных зрительским счастьем?
– Спасибо, молодой человек, не заложили меня филеру.
Догнавший меня ничуть не напоминал железнодорожника, был немолод, седовлас, бедно, но элегантно одет. Я не чувствовал ни малейшего страха, мне даже хотелось, чтобы он полетал.
– Полно вам, - сказал он, - мы ведь не в пирке, а я не Давид Копперфильд.
– Я слишком давно читал Диккенса, - неуверенно сказал я, - но, кажется, Давид Копперфильд не летал; вы не путаете его с героем гриновского «Блистающего мира» или с беляевским Ариэлем?
– Еще не летал, но собирается, - весело сказал марсианин. - Я никогда ничего не путаю. Что это вы так воззрились на мост? Хотите в театр? Или любите мосты?
– И то, и то.
– Я тоже люблю театр. Одно из лучших человеческих изобретений. Что до мостов, то мне приходилось их наводить: во время последней войны я пребывал в роли понтифика и комиссара штрафного батальона, наводившего переправы под огнем противника и наплавные мосты. Мосты чаще всего были моей конструкции.
Он достал из кармана конверт и подал мне.
– Сходите со своей дамой на спектакль. Тут два билета.
– Спасибо, - сказал я растерянно, - сколько я вам должен?
– Полноте, - отвечал он, посмеиваясь и растворяясь в воздухе, - это я ваш должник за филера-то.
Видимо, он все еще шел рядом со мной, нечеловек-невидимка; через полквартала услышал я его голос:
– Мне бы хотелось сделать подарок вашей даме, утешить ее на время, отвлечь, развлечь ненадолго. Пусть в ближайшие две недели ее желания исполняются, только на короткий срок. Что вы так встрепенулись? Желания, исполняющиеся раз и навсегда, причем постоянно, - нечто мучительное, человека к тому же данное состояние портит.
Мы пили кофе на кухне, она жарила каштаны, пахло Парижем.
– Чуть не забыл, мы идем в театр, - и я отдал ей конверт с билетами.
– Откуда ты их взял?! Первый ряд, середина, фантастика! Не может зрителю бедному так везти. Прямо подошел к кассе и купил?
– Нет, мне их подарил знакомый инопланетянин.
– Слушай, как занятно: мне по дороге тоже попался сегодня городской сумасшедший, представившийся инопланетянином!
– О чем же вы говорили? Если беседа была, разумеется.
– Была. О мостах. Об одном… японском драматурге… Все, пожалуй. Уходя, он сказал: «У вас должны быть желания, без них человек перестает быть человеком, в особенности - женщина перестает быть женщиной». Очень симпатичный, но чокнутый.
– О каком японском драматурге шла речь? - спросил я, просто чтобы не молчать, нам стало трудно молчать вместе, а прежде было легко.
– О Тикамацу Мондзаэмоне.
– Почему именно о нем?
– У него в одной пьесе влюбленные прощаются на мостах, проходят через мосты, где некогда гуляли, счастливые, - и поют песни разлуки. Я не помню названия песен разлуки. Песни странствий - митиюки, кажется.
– Должно быть, в их местности было мало мостов, - глубокомысленно заметил я, - если бы мы с тобою решили обойти все мосты здешних островов, это заняло бы чуть меньше года.
«Острова архипелага соединяют более трехсот мостов: деревянных, каменных, чугунных, железобетонных, - общей протяженностью около 16 километров. Первый мост сооружен в 1703 году через Кронверкский пролив для соединения Заячьего острова с Городским (сначала мост назывался Петровским, потом Иоанновским). Среди мостов более двадцати разводных.
Ежедневно, не замечая того, островитяне переходят следующие мосты: Аларчин, Александра Невского, Английский, Атаманский, Аничков, Банковский, Балтийский, Банный, Боровой, Березов, Бумажный, Большеохтинский, Белградский, Борисов, Барочный, Верхне-Лебяжий, Нижне-Лебяжий, Володарский, Газовый, Геслеровский, Головинский, Горсткин, Грааповский, Гутуевский, Гренадерский, Гриневицкого, Демидов, Декабристов (Офицерский), Дворцовый, Екатерингофский, Елагин Первый, Елагин Второй, Елагин Третий, Египетский, Зимний Первый, Зимний Второй, Ипподромный, Иоанновский, Измайловский, Итальянский, Инженерный Первый, Инженерный Второй, Казанский, Кадетский, Карповский, Казачий, Касимовский, Калинкины, Кантемировский, Каменный, Каменноостровский, Кировский (Троицкий), Коломенский, Конюшенный, Комаровский, Кокушкин, Коломяжский, Комсомольский, Кронверкский, Краснооктябрьский, Лазаревский, Лештуков, Лейтенанта Шмидта (Благовещенский, Николаевский), Лермонтовский, Литейный, Львиный, Матвеева (Тюремный), Могилевский, Мало-Крестовский, Мало-Конюшенный, Молвинский, Мало-Петровский, Молодежный, Мучной, Наличный, Никольский, Ново-Московский, Обуховский, Певческий, Петропавловский, Пикалов, Пионерский (Силин), Поцелуев, Почтамтский, Прачечный, Предтеченский, Рузовский, Садовый, Свободы, Семеновский, Синий, Смежный (Соединительный), Старообрядческий, Степана Разина (Эстляндский), Строителей, Сенной, Сутугин, Таракановский, Театральный, Торговый, Тучков, Уральский, Ушаковский (Строгановский), Уткин, Фонарный, Храповицкий, Чернышев, Шлиссельбургский, Яблоновский, Эрмитажный и другие».
– Что твой инопланетянин говорил о мостах?
– Я не пыталась запомнить, мне было не до того… хотя… Он говорил, например: мост подобен дао, пути, с которого нельзя свернуть, у которого нет обочин. Говорил, что в старину верили: злые силы властны над путником, идущим по мосту, в той же степени, как над путником, идущим по перекрестку, поэтому у начала и конца мостов (конец и начало моста постоянно меняются местами) ставили обереги: грифонов, львов, сфинксов, заговоренные обелиски и колонны, а позже - часовенки у моста или на мосту. Что мостостроители входили в жреческий корпус. Смотри-ка, я, оказывается, помню все! Еще, говорил он, мосты могут возникать и исчезать по волшебству, строиться за одну ночь, встречаются среди них железные, деревянные, каменные, чугунные, золотые, ледяные, стеклянные, хрустальные, яворовые, радужные; и не все они горизонтальны, есть мосты в небо: мост в рай и космический мост, - те вертикальные.
– Какой, как выяснилось, ужасный образ имеет в виду факир (может, сам того не ведая), для увеселения почтеннейшей публики заставляющий обезьяну лезть на небо по веревке!
– Ужасный образ? - переспросила она рассеянно.
– Ну, обезьяна либо душу мертвеца символизирует, если мост в рай, либо человека, стремящегося в космос, ежели мост космический: любознательная любопытная обезьяна Бога.
– Еще он сказал: на ваших островах есть космический мост, но он скрыт от посторонних глаз. Я спросила - не в дацане ли, не у дацана ли напротив Елагина острова? или у мечети? не на Заячьем ли острове? Он отрицательно качал головой: нет.
