Масако Бандо - Дорога-Мандала
Сидзука сунула руку в трусы Исаму. Кончиками пальцев прикоснулась к горячему члену. Двадцать лет спустя она наконец-то протянула руку и прикоснулась к нему, увиденному в парке и вздымавшемуся среди зелёных зарослей.
53
Перемыв оставшуюся после ужина посуду, Сая вернулась в гостиную. Исаму спал, свернувшись, как зелёная гусеница. На низеньком обеденном столике стояла открытая светло-лиловая жестяная коробка из-под бисквитного печенья. Коробка была пуста.
Стоило ей открыть подаренную Тами коробку, как Исаму обрадовался, словно ему разрешили съесть всё печенье разом, и подчистил всё за один присест. Сая едва-едва успела перехватить три печеньица.
Когда она увидела сына, простодушно набившего печеньем полный рот, у неё язык не повернулся сказать ему, чтобы оставил его на завтра.
Она подумала, что стоит хоть изредка позволять ему поесть досыта чего хочется. Когда деревья в лесу были унизаны фруктами, Сая, бывало, наедалась до отвала и чувствовала себя счастливой.
Каждый день они с сыном жили в условиях тотальной нехватки всего — еды, одежды, предметов первой необходимости. Дать Исаму наесться досыта было самое большее, что Сая могла дать сыну.
Накрыв Исаму шерстяным одеялом, она присела рядом и принялась складывать бельё. Свисавшая с потолка голая лампочка освещала гостиную красным светом. Слышалось безмятежное дыхание спящего сына. Складывая хранившее запах солнца бельё, Сая размышляла о рыбьих плодах, которые она дала Тами. Её отблагодарили за то, что она лишила жизни ребёнка, и это вызывало у неё смешанные чувства. Тем более, что она теперь и сама носит под сердцем ребёнка. Уж не решилась ли она убить его?
Когда речь идёт об их жизни и смерти, люди способны убивать друг друга. Кэка, чтобы выжить, убивал людей на допросах. Сая ради того, чтобы выжили они с Исаму, убила женщину. Но если так рассуждать, придётся согласиться и с тем, что японские солдаты убивали малайцев, китайцев и индийцев тоже ради своего выживания. И признать, что японские солдаты, столько раз убивавшие её своими «мужскими клинками», тоже делали это ради того, чтобы выжить.
Но где-то ведь должен быть положен предел, думала Сая. Когда ты собираешься выращивать на грядках овощи, грядки надо прополоть. Но если вырвать всю траву в саду, сад погибнет. Вот он, рубеж. Чтобы выжить, нужно постараться не длить грядки до бесконечности, а где-то положить им предел.
Огороды в их племени были в точности таких размеров, чтобы позволить им выжить. Совсем иначе обстояло дело с каучуковыми и пальмовыми плантациями, увиденными ею с плота по дороге в Кота-Бару. Разве люди не принялись безрассудно приумножать своё богатство с тех пор, как они покинули лес?
Её ненависть к Рэнтаро — такое же безудержное разрастание огорода. Ненависть — это лопата. При помощи этой лопаты люди до бесконечности ширят свои поля, вырывают сорную траву, создают города. Создают города, в которых гнездится ненависть.
Сложив чистое бельё, Сая встала. Отодвинув дверцу шкафа, она достала из дорожного саквояжа завёрнутый в ткань клинок.
До тех пор пока у неё есть этот кинжал, у её ненависти есть воплощение. Выбросить его! Закопать на грядке в огороде!
Раздвинув перегородку, она вышла на веранду. Похожий на остриё кинжала тонкий месяц с высокого ночного неба освещал двор. Проступали бледные очертания окружённого живой изгородью двора. Надев гэта, Сая направилась к грядкам, на которых пробивались маленькие. как пальчики, ростки овощей. Не успев дойти до огорода, она заметила стоявшего среди грядок Кэку.
— Нельзя его выбрасывать, — сказал Кэка. Глаза его наполовину закатились. Его переломанные руки и ноги болтались. Он стоял, раскачиваясь, как труп повешенного.
— Убей Рэнтаро! Убей тех, кто убил тебя, тех, кто убил меня!
Сая, не обращая внимания на мёртвого брата, крепко прижав кинжал к груди, вышла в огород.
И в тот самый миг, когда она оказалась в огороде, вокруг стемнело. Это был уже не огород, а лес. Её обступили высокие деревья, виднелась залитая тусклым лунным светом тропинка. Под деревьями, что росли вдоль тропинки, стояла Канэ Тосика. Лицо у неё было осунувшееся и исхудавшее, она пристально смотрела на Саю.
— Ты была малайским сортиром. Отомсти!
Под другим деревом стояла женщина с корабля для репатриантов. Из горла у неё текла кровь. «Ты убила меня, за это я убью тебя, убью тебя!» — с ненавистью крикнула она.
Подошёл Кэка и крикнул:
— Убей, убей Рэнтаро!
И тут она заметила, что за спиной у Кэки стоят толпы японских солдат. Вытащив из штанов свои члены, они завопили: «Убьём тебя, изнасилуем тебя!»
Бросив кинжал, Сая побежала по лесной тропинке. Но голоса преследовали её:
— Убить, убить, изнасиловать, убить, убить, изнасиловать!
Она бежала по усыпанной галькой и заросшей травой тропинке, где-то потеряла гэта и сама не заметила, как оказалась босой.
— Убить, изнасиловать её!
Тёмный лес заполонили злобные вопли. Среди деревьев мелькали Кэка, Тосика, женщина с перерезанным горлом, японские солдаты. Их крики перекрывали друг друга, гремели, как удары палок о стволы бамбука — такие удары раздавались, когда кто-то выходил на тропу войны. Она слышала, как мужчины их племени, раскрасив тело красной краской плодов Кэсумбы, выходили на бой.
— Убей, убей, убей! — гремели голоса в голове Саи.
«Почему они не отпускают меня? Почему эти голоса преследуют меня?!» Сая закричала. Но её крик поглотили раскаты: «Убить, убить!»
Впереди показались стоящие в ряд грубые хижины. Сая успокоилась. Может, там окажется кто-нибудь из её племени. Может, там знахарь. Знахарь бы ей помог. Сая уже не знала, где она — в японском или в малайском лесу.
По тропинке, ведущей от хижин к лесу, навстречу ей шёл мужчина.
Вздрогнув, Сая остановилась. В лунном свете она увидела, что мужчина тоже замер. Его одежда цвета хаки со стоячим воротничком напоминала военную форму. Японский солдат, подумала Сая. В ней забурлили страх и ненависть, пережитые в борделе.
— Убей его, Кэсумба! — раздался рядом голос Кэки. Кэка вложил в руку Саи кинжал, который она только недавно выбросила.
— Убей же обманувшего тебя предателя!
Услышав это, Сая ещё раз взглянула на мужчину.
Перед ней был Рэнтаро.
В грязной, пропахшей потом одежде, заросший щетиной, но всё же это, несомненно, был Рэнтаро.
— Рэн… — стоило ей произнести его имя, как её затопила нежность.
— Сая? — удивился Рэнтаро и поспешил к ней. — Что ты здесь делаешь?!
«Убей его, Кэсумба, дитя войны», — зашептал Кэка на ухо Саи. Она впилась глазами в ярко сверкающий в лунном свете кинжал. У Рэнтаро, тоже заметившего кинжал в её руке, перехватило дыхание.
— Почему у тебя в руке кинжал?
«Убей, убей, убей, убей!» — как удары по стволу бамбука, загремели голоса. Это, окружив Саю, кричали Тосика, женщина с корабля для репатриантов, японские солдаты.
— Я Кэсумба! — крикнула Сая, перекрикивая эти голоса.
— Нет. Ты Сая. Девушка, которой я подарил воздушный шарик. — Рэнтаро улыбнулся воспоминанию об этих давних днях.
Воздушный шарик. Сая вспомнился парящее в воздухе радужное чудо. Медленно переплыв через тьму, он уткнулся ей в грудь. Бесчисленные мечты, вызванные к жизни появлением Рэнтаро. Почему же они исчезли?
«Убей, убей, убей, убей!» — как заклинания вскипали вокруг неё голоса.
Эти голоса раздавили радужный шарик. Голоса, полные ненависти.
Взмахнув кинжалом, Сая повернулась кругом и полоснула им стоявшего рядом Кэку. Острый кинжал рассёк его пополам, и он тут же исчез. Не проронив ни единого вскрика, ни единого укора.
Одного за другим Сая принялась выкашивать всех, кто стоял перед ней: Тосику, женщину с перерезанным горлом, японских солдат с торчащими из штанов членами. Стоило ей коснуться их остриём кинжала, как все они мгновенно растворялись во тьме. Крики стали слабеть. Осталась только женщина с корабля для репатриантов. Она стояла зыбкая, как дым, и злобно смотрела на Саю полным ненависти взглядом. В её зрачках Сая увидела саму себя.
Превратившись в Саю, женщина злобно смотрела испепеляющим ненавистью и гневом взором.
— Ты убила меня, — сказала она Сае и медленно отступила во мрак.
54
Где-то стрекотали насекомые. Их голоса звенели, как колокольчики. Асафуми открыл глаза.
Окрестности были окутаны мраком. Он спал в лесной чаще под деревом с пепельными ветвями. Сквозь густую листву проникал лунный свет. Прохладный воздух и аромат деревьев и трав ласкали его. Рядом, обнявшись, спали Кэсумба и Кэка.
И Асафуми, и Кэсумба, досыта наевшись плодов, уселись в прохладной тени деревьев, и на них навалилась скопившаяся за день пути усталость — незаметно они уснули.
Почувствовав, что Асафуми встал, Кэсумба тоже проснулась. Кэка поднялся и отряхнулся. Кэсумба некоторое время приходила в себя, а потом, наконец, сказала:
