Андрей Жвалевский - Как кошка с собакой
Следующий месяц у них были странные отношения, эдакие друзья-любовники. Максим редкие дни не приходил к ним ночевать, Оля потихоньку оставила дома все его носильные вещи, стирала и укладывала в шкаф, на свои места. Перекочевали домой и бритва с зубной щеткой.
Нужно было как-то поставить точку во всей этой истории, а Оля все не могла придумать достойный финал. Помогли, как всегда, дети. Однажды вечером, за ужином, Лиза просто спросила:
— Пап, а ты теперь опять с нами будешь жить, да?
Максим стушевался, долго парализовал тарелку взглядом, а потом поднял глаза на Олю. Та просто кивнула, и только тогда Максим ответил:
— Да.
Олю это полностью устроило.
Август 1998 годаМакс угрюмо брел за женой, отягощенный двумя пакетами и очень энергичной девочкой Лизочкой. Те благословенные времена, когда она философски изучала мир сквозь выпученные глаза, миновали. Теперь Лиза являла собой неуправляемый реактивный снаряд, который метался от одной торговки к другой. В принципе, это было даже выгодно: рыночные тетеньки таяли при виде белокурой девушки и одаривали ее фруктами. Но Максиму это все равно не нравилось, потому что приходилось непрерывно изображать станцию слежения за реактивными объектами.
А еще приходилось на ходу объяснять жене очевидные вещи.
— Оля, давай я тебе еще раз все объясню. Послушай меня, сейчас в стране такая ситуация, что держать деньги в банке — это безумие. Завтра банк рухнет…
Оля придирчиво повертела в руках арбуз, осталась недовольна и положила его на место.
— Как это банк может рухнуть? Это государственный банк.
— Оль, сейчас уже все равно какой, экономика не резиновая…
Ольга перешла к прилавку с зеленью.
— Петрушка свежая?
— Как же она может быть свежая, — честно изумился торговец, — середина августа! Из запасов, сохранилась-то как, смотрите!
Мужик сунул пучок под нос Максиму, но тот даже не заметил его.
— Оля…
— Максим, мы закрыли этот вопрос три года назад, давай к нему не возвращаться. Деньги будут лежать в банке. Дайте два пучка петрушки и один укропа. Это деньги детям. Девчонки вырастут, мы купим еще одну квартиру. И базилик, пожалуйста.
Максим начал кипятиться.
— Оля, послушай меня. Если ты будешь упираться, эти деньги просто никому не достанутся. От них останется пшик.
— Нет, базилик брать не будем. Он совсем вялый. Хорошо, муж, и что ты предлагаешь?
— Да куча возможностей! Ладно, в дело я их вкладывать не буду, но забери их из банка. Давай валюту купим, давай квартиру купим, давай за границей счет откроем…
Ольга отсчитала деньги и напряглась.
— Слушай ты, граф Монте-Кристо! Где ребенок?
Макс с ужасом осознал, что уже минут пять не видел Лизоньку. Он завертел головой, как потревоженный филин, и с облегчением обнаружил дочку неподалеку. Она что-то втирала высокому дяде восточной наружности. Пришлось отвлекаться и идти спасать ребенка. Или дядю, это как посмотреть.
Когда Максим вернулся с Лизой на поводу, то попытался возобновить уговоры. Но Ольга была неприступна.
— Никаких заграничных банков. Чем это заграничный банк лучше нашего? И что, каждый раз, когда понадобятся деньги, визу открывать?
— Олечка, ты новости смотришь иногда? Газеты читаешь? Лиза, стой спокойно!
— Мне некогда этой ерундой заниматься! Персики крымские?
Чернявая женщина, неаккуратно перекрашенная в рыжую, с готовностью подтвердила:
— Крымские! Только вчера с дерева сняли, самолетом везли!
Максу слова женщины показались неубедительными. Похоже, она с той же готовностью подтвердила бы, что персики вчера росли в Марокко, ЮАР или Антарктиде. Но он решил не отвлекаться.
— Оля, не хочешь за границу, не надо. Давай купим еще одну квартиру!
Жена даже оторвалась от придирчивого выбора фруктов.
— Ага, конечно! И будем сейчас платить лишнюю квартплату!
— Давай сдавать эту квартиру.
— Каким-нибудь азерам? Чтоб они ее загадили?
Тетка за прилавком немедленно надулась, но промолчала.
— Оля, это детали. Все это можно решить. Давай только с главным определимся. Если ты заберешь деньги, мы еще успеем…
— Максим, я тебе сказала, я ничего забирать не буду. Килограмм персиков, пожалуйста.
Мрачная черно-рыжая торговка принялась выбирать фрукты позеленее и погнилее. Ольга тут же включилась в сортировку и заменяла некондиционные персики экземплярами с прилавка.
— Оля!
— Я не позволю тебе профукать эти деньги, мне надоело все время вытягивать тебя из всяких авантюр! Этот тоже уберите, пожалуйста.
Макс почувствовал, что у него дергается щека.
— Когда ты меня откуда вытягивала?
— Да постоянно! Сколько с меня?
— Нет, ты пример приведи, хоть один…
— А где Лиза? Опять упустил.
Максим едва не выругался в голос. Шустрая дочка успела не только освободиться от его хватки, но и затеряться в толпе.
— И ты хочешь, чтобы я тебе деньги доверила? Ты за собственным ребенком уследить не можешь! Иди ищи быстро! Да пакеты оставь, я посторожу.
Наблюдая, как Макс суетливо движется вдоль рядов, Ольга пожаловалась торговке:
— Вот повезло мне с мужем!
— Повезло, — согласилась торговка, но с каким-то странным оттенком в голосе.
Утром 18 августа муж, несмотря на отпускное время, поднялся рано. В этом не было ничего удивительного — последние две недели он стал какой-то нервный, приставал к Оле с требованиями снять деньги и постоянно держал телевизор включенным.
Но сегодня он превзошел себя. Встал, включил телек и опрометью бросился из квартиры. Кажется, даже не одевшись толком. Девочки, к счастью, продолжили дрыхнуть, а вот Олю он своей суетой разбудил. Ольга встала, накинула халат и пошла в зал посмотреть, что там такого страшного показывают по телевизору. Там показывали не страшное, а скучное. Молодой симпатичный премьер нес какую-то умную околесицу об активах и дефолте. Оля выключила телевизор и пошла досыпать.
Через полчаса ее снова разбудил муж. Он, не снимая ботинок, ввалился в спальню, плюхнулся в кресло и сказал:
— Все. Трындец.
После чего добавил еще несколько слов, недопустимых для употребления в приличных домах.
— Ширяевский! — Оле очень хотелось поспать еще. — Иди к черту. Если нечего делать, ковер выбей.
Но муж повел себя неадекватно. Он схватил Олю за плечи, тряхнул так, что у нее голова чуть не оторвалась, и рявкнул:
— Я тебе говорил, что деньги ляснутся?! Я просил, чтобы ты их забрала?! Все, нет больше денег! Вообще нет!
Ольга даже возмутиться не пыталась. «Наверное, — подумала она, — я еще не проснулась. Надо перевернуться на другой бок».
Но повернуться не получалось — слишком крепкой была мужнина хватка. Это было бы даже приятно… в других обстоятельствах, но сейчас Макс был явно не в себе. Он орал, брызгал и продолжал встряхивать жену, как бутылку шампанского перед открытием ее «по-гусарски». На лице Максима отображались (не перемешиваясь!) сразу несколько ярких эмоций: ярость, торжество и отчаяние. Потом он отпустил Олю, и на лице его осталось только отчаяние.
Максим схватил себя за волосы и принялся молча раскачиваться вперед-назад. Это было настолько дико и нетипично для него, что Оля окончательно поняла — дело действительно плохо. Она осторожно приобняла мужа и спросила:
— На работе неприятности?
— В стране неприятности, — глухо ответил Макс. — Дефолт. Кризис.
И он, как показалось Ольге, снова хотел выругаться, но не успел: в спальню проникли дети. Они тоже врожденным женским чутьем почувствовали, что папе плохо, и прижались к нему, вцепились в бока и тихонько заплакали.
Макс перестал раскачиваться и зашептал:
— Ничего-ничего. Я что-нибудь придумаю. Все будет хорошо.
Но ничего он, конечно, не придумал и все было плохо. Они с Олей по очереди стояли в многокилометровых очередях в банк — унылых и безо всякой надежды продвинуться вперед. Зарплаты по случаю кризиса урезали вдвое. Цены, по непонятной логике дефолта, многократно увеличились.
С этим всем можно было смириться и бороться. Олю пугало другое: Макс после того утреннего срыва ни разу не упрекнул ее, ни разу не устроил скандала. Он просто ходил на завод, смотрел телевизор, выполнял необходимые работы по дому и поддерживал необходимые беседы. Ростом Максим стал вроде бы пониже, улыбался мало — словом, погас человек.
Оля сначала переживала по этому поводу, а потом привыкла. С таким, притушенным, мужем управляться стало куда проще.
Июнь 2012 года— Ширяевский! Какого черта ты там копаешься? Опоздаем ведь!
— Иди к черту, — огрызнулся муж из ванной, — сама копаешься уже полчаса.
Постороннему уху этот диалог мог показаться семейным скандалом. На самом деле все было гораздо прозаичнее: супруги Ширяевские уже десяток лет общались именно в таком духе.
