Жоржи Амаду - Большая Засада
Когда Бернарда, сама того не замечая, кормила ребенка грудью на пороге своего деревянного домика — это было последнее вечернее кормление, а следующие четыре часа она должна была зарабатывать на жизнь, — Аурелиу вел себя настолько невыносимо, что она перестала делать это у него перед носом. Еще и двух месяцев не прошло с момента приезда беженцев из Сержипи в деревню, когда он предложил ей жить вместе и пошел даже дальше: если она захочет, они могут уехать из Большой Засады и поселиться в более продвинутом месте, где есть падре. Он хотел жениться на ней в первой же церкви, которая встретится на их пути, и помогать ей растить сына как своего собственного.
Бернарда, выслушав восторженные излияния подростка, попробовала отговорить его от всех этих безумных и абсурдных прожектов, но сделала это без тени презрения и даже поблагодарила за такое отношение:
— Любой здесь тебе скажет, почему я о таких вещах даже слышать не хочу…
— А ты сама не можешь сказать?
— Хорошо: у меня есть мужчина, и я его люблю. Вот почему.
Аурелиу захотел узнать подробности, но Бернарда замолчала. Все остальное он узнал от третьих лиц: держись от нее подальше, мальчик, оставь проститутку в покое, тут и оскандалиться можно и на что похуже нарваться. Капитан Натариу да Фонсека? Тот самый храбрец? Аурелиу отказался от своих планов скорее из благодарности, чем от страха, подавив недовольство, — капитан сам привел их сюда за руку, и под его защитой семья из Сержипи обосновалась в Большой Засаде. Искушения юности, вздор и сумасбродство — так приходит зрелость, через страдания и страсть.
Он излечился и вновь стал пользоваться милостями проституток. А затем на горизонте показалась Сау и завершила выздоровление. Молодой Аурелиу стал кружить вокруг дурочки с особым упорством, хотел жить с ней, несмотря на ее ущербность. Пылкая и легкомысленная Сау позволяла тискать себя, разрешала почти все, а в решающей момент удирала. Аурелиу так распалился, что был готов даже предложить ей жить вместе, чтобы положить конец этому издевательству. Твердый отказ он объяснял страхом, что ею попользуются и бросят, неприкаянную, — в этих сомнениях определенный смысл точно был.
Однажды, когда он меньше всего этого ожидал, Сау отдалась ему. Радость победы была омрачена разочарованием — он обнаружил, что невинность она уже потеряла. В ярости Аурелиу пытался заставить ее признаться, кто из двух — Зинью или Дурвалину — достиг цели, которую он преследовал с таким жаром, — порвал ей целку Ответа не было — Сау только смеялась и просила еще. Окольными путями он узнал, что и строгальщика, и приказчика постигло такое же разочарование, и они задавали тот же самый бесполезный вопрос: «Кто из двух?» — не получая ответа. И с тех пор, не сговариваясь, все трое зажимали ее в кустах — она удовлетворяла всех, смеялась и просила еще.
Изаурой он никогда не интересовался. Посадки Жозе душ Сантуша начинались там, где заканчивались плантации Амброзиу, на границе стояла мельница, Аурелиу видел Изауру ежедневно и как будто не замечал. В восемнадцать лет, несмотря на всю свою торопливость, Аурелиу еще не дошел до того, чтобы охладить голову и зажить семейной жизнью. Изауре было шестнадцать — ее время вот-вот пройдет.
За чисткой маниоки, верчением пресса и помешиванием кастрюли глаза их неожиданно встретились — они узнали друг друга. Дива и Абигайль уже пошли каждая своей дорогой, Изаура тоже хотела последовать за своей судьбой, предначертанной на небесах. На мельнице, на плантациях, на берегу реки они обменивались улыбками и болтали, а когда пришли в себя, то выяснилось, что Изаура беременна и Аурелиу скоро станет отцом. Не там целка, так здесь, — а уж Изаура точно была девственницей, ящичек у нее был заперт на замок и открывался с треском. А там, за прессом, витал пьянящий запах чищеной маниоки.
На объединенном совете двух семей труднее всего было решить, где они будут жить: в доме парня или в доме девушки? Определили, что у Изауры — немного больше места, — но Аурелиу при этом будет продолжать помогать родителям: одну половину работать на наделе Амброзиу, другую — на поле Жозе душ Сантуша.
Сау удивило отдаление Аурелиу — он исчез, тем самым ограничив ей выбор партнера на вечер. Тот факт, что он начал жить с девушкой, для Сау ничего не объяснял. Для нее было все одно — женатый, холостой или сожительствующий с женщиной. Она всех ждала с одинаковой радостью, вне зависимости от статуса и возраста. И все же она предпочитала зрелых мужчин — они были не такие дурачки, больше знали и не теряли время на глупые расспросы. Мальчик или муж, поспешный или нежный, кто-то из них — не важно кто — должен был надуть ее, заделать ей ребенка. Ребеночка, чтобы укачивать его на руках. Где же ходит этот Педру Цыган, красивый как пес?
6Население деревни увеличивалось и за счет недавно обосновавшихся приезжих, которых привлекли вести о бурном росте Большой Засады. Об этом говорили во всей долине Змеиной реки и даже за ее пределами: в Феррадасе, в Риуду-Брасу, в Секейру-де-Эшпинью, в Агау-Прете, в Итапире и в Итабуне. Погонщики, лесорубы и батраки — а пуще всех неутомимый ходок Педру Цыган — напропалую восхваляли оживление, веселье и прелести проституток. Новости доходили даже до Ильеуса — их приносили туда богатые фазендейру того же уровня, что и владельцы Аталайи и Санта-Марианы. О тамошних событиях в красках рассказывал Турок Фадул, когда приезжал, чтобы закупить товар, оплатить счета, подышать воздухом цивилизации и насытиться ее благами — в Ильеусе дорогущие французские и польские профессионалки делали абсолютно все и даже больше того, что можно себе вообразить, — и для того чтобы увидеть море.
С таким наплывом жителей Ослиная дорога превратилась в длинную извилистую улицу, идущую вдоль русла реки. Некоторые дома были кирпичными, крытыми черепицей, стояло много лачуг, и среди них — нескончаемое движение людей и животных. Кончились те праздные часы, когда после ухода погонщиков араб, негр и проститутки отдыхали после ночи и утра, проведенных в трудах, и собирались, чтобы поболтать, послушать разные истории, попеть песенки. Не то чтобы они окончательно забросили прежние обычаи, зародившиеся в те времена, когда Большая Засада едва возникла и была всего лишь местом ночевки или вяло прозябавшим, жалким поселением. Они все еще встречались, чтобы предаться безделью в привычных местах, но делали это реже, хотя количество участников этих собраний значительно возросло. Весельчаки собирались по воскресеньям на ярмарке, в Дамском биде, перед кузницей, в цирюльне Додо Перобы и, как всегда, в лавке Фадула.
Устраивались танцульки под аккомпанемент гитар, гармоней, дудок и кавакинью. Точное количество хижин на Жабьей отмели знал только Господь Бог. Он и Дурвалину, помощник трактирщика по прозвищу Сплетник.
7Домашней скотины тоже стало больше — и на фермах на том берегу реки, и на улицах селения, где животные бегали сколько душе угодно. По утрам и ночью проходили караваны ослов, а днем прохожие видели стада свиней, рывшихся в грязи, стайки кур, сидевших в кустарнике, и цесарок, стремительно разбегавшихся по сторонам. Когда приехали переселенцы из Сержипи, капитан Натариу да Фонсека привез из Аталайи дюжину яиц цесарок, которых Зилда послала для Ванже. Их подложили под обычных деревенских кур, и вылупились десять цыплят, от которых произошла буйная, неприручаемая стая, носившаяся по обеим берегам реки. Теоретически они были собственностью крестьян, а на самом деле принадлежали всем жителям селения. Темное мясо цесарки — это изысканное лакомство.
Помимо плодов любви Гонимого Духа и суки Офересиды с новыми жителями приехали и другие собаки, положив начало прожорливой популяции тощих дворняг. Вместе с Зилдой в Большую Засаду приехало множество домашних животных. Кроме собак и кошек, домашней птицы — кур, цесарок, уток и индюшек — в глубине двора и на площадке перед домом виднелись одомашненные древесные куры и жаку, эму, принадлежавший Пебе, пара сериема, глухо кричавших и убивавших змей, и ежик, хозяйкой которого была Лусия — старшая из девочек. Не говоря уже о разнообразных попугаях и птичках, живших в клетках на террасе и под навесом.
Попугаев было три — красивых и болтливых. Два жили на кухне и во дворе, но третий — беспокойный и говорливый маракана, владевший обширным порнографическим словарным запасом, — жил на воле на веранде, где находился его насест, на котором он ненадолго задерживался. Это было любимое домашнее животное хозяина дома. Он откликался на кличку Сунь-себе-в-зад — это было его любимое выражение, которые он повторял через раз, по поводу и без. Попугай ходил туда-сюда по балясине веранды, выкрикивая ругательства, присвистывая и таким образом подзывая собак. Когда они прибегали на зов, попугай разражался пронзительным, язвительным хохотом. Он гордо провозглашал звание и имя своего владельца и верного друга — капитана Натариу да Фонсеки.
