Юрий Поляков - Гипсовый трубач, или конец фильма
– Конечно пригодился. Еще как пригодился! Наша Тая ведет себя так, словно с Данькой у нее ничего не было. Женщины это умеют. Она ластится к Леве, тормошит его и уговаривает нашего героя, терзаемого ревнивыми сомнениями, нарядиться хиппи. Для смеха. И он соглашается, но не просто так, а для того, чтобы почувствовать себя Данькой, который увел его любимую в ночь и неизвестно что там с ней делал!
– А не сложновато? - усомнился Кокотов.
– Простоту ищите не в искусстве, а в инструкции к стиральной машине! И вот карнавал, праздник, шум, веселье. Ах, как я это сниму! И тут нашего Леву фотографируют.
– Кто?
– Стасик.
– Стасик у нас вожатый, - напомнил писатель.
– Пусть будет фотограф. Подумаешь! А потом он печатает снимки в лаборатории. Красная полутьма и Стасиков инфернальный силуэт. Поняли? Снимок Левы, одетого как хиппи, плавает в кювете, постепенно проявляясь. Глаза Стасика мстительно сужаются. Накануне по телевизору как раз показали разгон демонстрации хиппи…
–Где?
– В Москве!
– По какому телевизору?
– Ах да! Я же забыл, что у нас еще советская власть! - Режиссер звонко шлепнул себя по лысине. - Выход?
– Очень простой: Стасик проявляет и одновременно слушает «Свободу». Тогда так все делали.
– Точно! Я тоже слушал. Мне даже в голову не приходило, что они могут врать. Верил как пацан!
– А разве они врали?
– Конечно. Постоянно! Заметьте, не обманывали, а именно - врали. Ведь что такое вранье? Это - выгодная лгуну часть правды… Но вернемся к Станиславу. Он, как вы справедливо заметили, слушает «Свободу» и узнает, что в Москве разогнан митинг хиппи, идут аресты… Тогда он совсем другими глазами смотрит на снимок своего соперника и обидчика Левы. Он берет конверт и надписывает: «Москва, Лубянка, КГБ»…
– Площадь Дзержинского, - подсказал Кокотов. - И после этого приезжает черная «волга» с чекистом…
– Лучше с двумя чекистами - «добрым» и «злым». Классика! Один угрожает отчислением из института, судом, ссылкой…
– Как Бродскому! - вставил писатель.
– При чем тут Бродский? Что вы чуть что - сразу Бродский! Для нашего Левы изгнание из института - это полная трагедия, крах. Он ведь у нас из какой семьи?
– Не знаю…
– А кто знает, Бродский? Вы автор сценария или я?
– Вы, кажется, хотели, чтобы он был евреем…
– Я? - возмутился Жарынин. - Что вы из меня антисемита делаете! Он у нас из какой семьи?
– Он живет с мамой. Отец их бросил, давно… А мама - милая, тонкая, умная, трудолюбивая, заботливая, интеллигентная…
– Интеллиге-ентная, - передразнил режиссер. - Нет, вы все-таки хотите сделать из нашего Левы еврея!
– Почему?
– По кочану! Ладно, возьму-ка я на роль мамы Ирку Купченко… Короче, мать, чтобы в одиночку поднять сына, выбивается из сил, берет работу на дом. Ночь, Ирка тихо подходит и поправляет Леве одеяло, смотрит на него с нежностью, потом решительно надевает трогательные такие старушечьи очечки и возвращается к своему кульману…
– Как Пат Сэлендж?
– Вот злопамятный! Лучше подумайте, как нам показать, что для Левы изгнание из института - катастрофа, полный жизненный крах. Как? Нужен хороший «флешбэк».
– Что?
– Воспоминание.
– А-а… Может быть, так: институтский двор, толпа абитуриентов у списков принятых на первый курс. Лева сначала не подходит, боясь не обнаружить свою фамилию, потом все-таки решается…
– Молодец! Лева мчится домой, бросается на шею матери, она плачет от счастья. Это же смысл ее одинокой жизни: сын - студент! И все это я дам вперебивку со сценой допроса. Перекошенная рожа «злого» чекиста и глумливо-сочувственная - «доброго»: «Кто, кто посоветовал вам нарядиться в хиппи?» И флеш-бэк: Лева ищет свою фамилию в списках…
– Никто, - невольно отозвался Кокотов.
– Значит, вы сами это придумали? Может, вы состоите в организации хиппи? Признайтесь, в этом нет ничего страшного… Флеш-бэк: Лева находит свою фамилию в списке.
– Нет, не состою…
– Вы знакомы с кем-то из хиппи? Учтите, вранье вам дорого обойдется!… Флеш-бэк: Лева мчится домой, чтобы поделиться радостной вестью с мамой…
– Нет, не знаком… - ответил за Леву Кокотов.
– Не хотите говорить честно? Ладно. Но высшего образования вы не получите никогда! Запомните!… Лева вбегает радостный в квартиру…
– Знаком… - вдруг неожиданно для себя сознался писатель.
– С кем? Говорите! Мы просто хотим вам помочь… Флеш-бэк: Ирка Купченко плачет от счастья, что сын студент… - Жарынин вытер с лысины пот, выступивший от творческого азарта.
– Я знаком с Таей…
– Фамилия?
– Носик.
– Она хиппи?
– Да…
– Рассказывайте!
– Что?
– Все: как приезжали к ней друзья, как хотели убить Брежнева…
– Вы уже про это знаете?
– Конечно! Рассказывайте все! Разоружитесь перед Родиной! - Жарынин удовлетворенно откинулся в кресле. - Ну, в общем, наш Лева раскололся и всех сдал с потрохами.
– Почему?
– Не знаю, человек так устроен. Стоит сознаться в мелочи, а потом уже не удержаться. И вот стоит он, сердешный, и смотрит, как Таю ведут в наручниках к машине.
– Почему в наручниках?
– Потому что всё решили свалить на нее, дурочку. Кто же тронет генеральского сынка? Таю ведут, а за ней гурьбой бегут ничего не понимающие пионеры - с кисточками, красками, картонками и просят: «Таисия Николаевна, вы обещали посмотреть мой рисунок! Таисия Николаевна…» Нет, это - плохо…
– Почему? По-моему, хорошо.
– Плохо. Краски, кисточки… Не работает! Кем она еще может быть?
– Ну не знаю… - заколебался Кокотов. - А что если нам сделать ее танцовщицей? Она вполне может руководить кружком современных танцев!
– Потрясающе! Ее выводят в черном обтягивающем трико, в воздушном парео, грациозную, растерянную, беззащитную… Отлично! А в самом начале Лева влюбляется в нее, когда впервые видит, как она танцует. Согласны?
– Абсолютно.
– Дети ее обожают. Таю арестовывают прямо во время репетиций, она ставит детский балет… Какой?
– «Белоснежка и семь гномов».
– Восторг! Девочки и мальчики, одетые гномами, бегут за ней на пуантах, в своих крошечных пачках, теребят накладные белые бородки и жалобно зовут: «Таисия Петровна, Таисия Петровна…»
– Николаевна.
– Не важно. Когда ее увозят - все плачут. А Тая, перед тем как сесть в машину, смотрит на Леву такими глазами, такими… Это взгляд, который на смертном одре вспоминать будешь!
– А Стасик? - спросил Кокотов.
– Что - Стасик?
– Он ведь понимает, что все случилось из-за его письма. Хотел убрать соперника, а погубил любимую женщину. Давайте он с собой что-нибудь сделает!
