Владимир Войнович - Два товарища (сборник)
Я пришел на вокзал за три часа до отправления поезда, взял билет и пошел бродить по городу. Город этот был большой, больше того, в котором я жил до армии, но он мне не нравился, может быть, не потому, что он был хуже моего города, а потому, что был он совсем для меня чужой. Я бродил по нему, держа чемодан в пpaвой руке, чтобы не козырять офицерам, которых здесь было полным-полно. А потом устал, зашел на какой-то бульвар и сел отдохнуть. Напротив меня на лавочке два пенсионера, посинев от холода, играли в шахматы. Я сначала наблюдал за ними, а потом отвлекся и стал думать о своей жизни, о том, что произошло со мной за все это время. И вдруг над самым моим ухом оглушительно рявкнул знакомый голос:
– Почему не приветствуете?
Я моментально вскочил, инстинктивно потянул руку к пилотке и увидел перед собой счастливую рожу Толика.
– Вот дурак тоже еще! – рассердился я. – Ты откуда свалился?
– С луны, – сообщил Толик.
Я оглядел его с ног до головы. Вид у него был довольно странный. На нем, так же, как и на мне, были шинель, сапоги и пилотка, но в руках он держал авоську, из которой торчали хлеб, сгущенное молоко и еще какие-то продукты.
– Что это у тебя такое? – спросил я.
Толик смутился.
– Да вот жена за продуктами послала.
– Разве у тебя есть жена?
– Да не моя жена – генерала. – И видя, что я ничего не могу понять, заторопился с объяснением: – Я сейчас, понимаешь, служу ординарцем у генерала. Я сначала был в клубе художником. А потом меня сократили. А тут генерал как раз. «Нет ли, говорит, у вас лишнего солдата, мне ординарец нужен». А ему говорят: «Есть, у нас как раз художника сократили». Ну и вот, с тех пор я у него служу. Ну, служба, конечно, сам понимаешь, подай-принеси. А вообще-то не тяжелая. Ни физзарядки, ни строевой, ни подъема, ни отбоя. Пол подмел, посуду помыл – и свободен. Пиво пью каждый день. Ну, конечно, в смысле денег маловато. Из магазина придешь, жена всю мелочь пересчитывает. Почем картошку брал, почем помидоры – все пересчитает. Если куда зачем надо съездить, дает на трамвай. Три копейки туда, три – обратно. Ну, а я другой раз на троллейбусе проеду или на автобусе. Приходится свои доплачивать. А откуда взять свои? Ну, бывает, из дому пятерочку подкинут или гонорар получишь. Вот и все.
– Какой гонорар? – удивился я.
– Вот тебе на! – удивился Толик еще больше. – Да ты разве не знаешь?
– Нет, – сказал я.
– Я же стихи сочиняю. В нашей окружной газете уже три стиха напечатал. Хочешь, расскажу?
– Валяй, – разрешил я, все еще не веря.
– Ну, слушай, – сказал Толик. Он поставил авоську на скамейку рядом со мной, а сам отошел на шаг, встал в позу и вытянул вперед правую руку. – «Старшина» называется.
Наш старшина – солдат бывалый,
Грудь вся в орденах,
Историй знает он немало
О боевых делах.
Он всю войну провоевал,
Знаком ему вой мин.
Варшаву он освобождал
И штурмом брал Берлин.
Расскажет как-нибудь в походе
Военный эпизод.
И станет сразу легче вроде,
Усталость вся пройдет.
Наш старшина – пример живой
Отваги, доблести, геройства.
Он опыт вкладывает свой,
Чтоб нам привить такие свойства.
Толик читал стихотворение, размахивая рукой и завывая, как настоящий поэт. А потом посмотрел на меня с видом явного превосходства и спросил:
– Ну как?
– Это ты сам написал? – спросил я.
– Ну а кто же? – обиделся Толик. – У меня их много. Хочешь, еще расскажу?
– Нет, не надо, – сказал я. – Только это все как-то неожиданно. – Я был в самом деле растерян.
– Нет, ты скажи: вообще понравилось или нет?
– Ты просто гений, – сказал я почти искренне. – Я даже и не думал никогда, и не подозревал. И давно ты занимаешься этим делом?
– Давно, – вздохнул Толик. – Помнишь, мы еще когда работали на заводе, шли на работу и ты мне читал стихи?
– «Анчар»?
– Ну да. Вот с тех пор я и пишу. Сперва нескладно получалось, рифму никак не мог подобрать. А теперь вроде что-то выходит. Я понимаю, что это еще только первые шаги, но я поучусь, я упорный. Уже прочел cтатью Маяковского «Как делать стих» и Исаковского «О поэтическом мастерстве». Начал изучать Добролюбова.
Я был просто поражен. Для меня это был гром с ясного неба. Я посмотрел на него пристально – и неожиданно в лоб спросил:
– Слушай, а что, если мы с тобой вдруг проваливаемся сквозь землю и перед нами…
– Что? – быстро спросил Толик.
– Ничего, – сказал я. – Я хотел проверить – ты это или не ты.
– Ну и как? – поинтересовался Толик.
– Никак, – сказал я. – Я хотел бы, чтоб ты провалился и нашел кучу золота.
– Это было б здорово, – сказал Толик искренне. – Я бы тогда знаешь что сделал?
– Знаю. Купил бы «Москвич» с ручным управлением.
– Зачем же с ручным? – обиделся Толик. – Что ж я – безногий? – Он помолчал. – А ты чего с чемоданом? В отпуск, что ли?
– В летное училище, – сказал я.
– Зря, – сказал Толик. – Ненадежное это дело. Хотя и деньги хорошие, и все, но ведь работа опасная.
– Ну, ладно. – Я встал. – Мне пора.
– Постой, – сказал Толик. Он стоял и раскручивал авоську сперва в одну сторону, потом в другую. – Я вот часто думал про тот случай возле Дворца… Конечно, мне неприятно, что так получилось…
– Да уж, приятного мало, – согласился я.
– Да, мало, – сказал Толик. – Но для тебя так было лучше.
– Интересно! – Я был искренне удивлен. – Это еще почему?
– Они бы тебя били сильнее, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.
Это была уже философия. Потом я встречался с ней при иных обстоятельствах, слышал примерно те же слова от других людей, торопившихся сделать то, что все равно на их месте сделал бы кто-то.
– Ладно, – сказал я. – Чего уж тут говорить.
В правой руке у меня был чемодан, Толик в правой руке держал авоську. Я повернулся, чтобы идти, но Толик не пустил. Он забежал вперед и загородил мне дорогу.
– Слышь, – жалобно сказал он, перекладывая авоську в левую руку. – Слышь… Значит, до свидания. Может, еще увидимся как-нибудь или спишемся. Все же не зря столько лет были друзьями.
Он протянул вперед руку и ждал. Я поставил чемодан на землю. Он набросился на мою руку с жадностью и невыносимо долго тряс ее.
– Слышь, Валера, не забывай, – говорил он. – Знаешь, в жизни все может быть, а дружба остается дружбой. Может, еще и пригодимся друг другу. Ты же мне вроде брата, дороже отца-матери…
В конце концов я освободился и пошел дальше.
Пройдя немного, я обернулся. Толик стоял посреди дороги со своей дурацкой авоськой и раскручивал ее сперва в одну сторону, потом в другую. Увидев, что я oбернулся, он поспешно заулыбался и стал ожесточенно махать рукой. Я не выдержал, поднял руку и сделал такой жест, как будто помахал ему ответно и в то же время как будто не помахал. Но, скорее всего, этот жест мог означать, что, мол, ладно уж. Чего уж там. Что было, то было.
