Владимир Высоцкий - Черная свеча
— Зачем темнишь, Никандра?
Остановленный вопросом, Лысый развернулся. Острая настороженность зэка заставила его объяснить начистоту:
— Меня просили не говорить тебе. Там — старший лейтенант из управления лагерей. Ты же с другими, кто помельче, не общаешься.
— А-а-а, — протянул Упоров, не догадываясь, кто там мог быть. — Раз из управления, значит до меня. Тормознись, надо хоть рожу сполоснуть.
— Он торопится. Пошли.
И когда Упоров догнал его за поросшим молодым березняком отвалом. Лысый добавил полушепотом:
— Не к добру ты дерганый стал, Вадим.
— Хорошо рассуждать, когда до свободы — шаг!
— Десять лет к тому шагу плюсуй. Десять! Да три по горам с поражением в правах. И спросить не с кого — за что?! Ты бригаду принимать собираешься?
Вопрос застал Упорова врасплох, что не преминул отметить разговорившийся Никандра:
— Придумать ничего не можешь? Ну, и не майся. Вчера не выпил свою долю, а люди не без глаз — отметили.
— Не было в тех бутылках моей доли: на черенках ее, что ли, заработал?!
— У нас — котел. Вместе решали.
— Выходит, бросил в котел щепоть, черпай ведром?
Лысый замедлил шаг, продолжая говорить вполголоса:
— Грызун, а он шесть раз бегал, пока ногу не сломали, впрудил тебя мне. Не прямо. Ты же знаешь эту гнилушку: он прямо ничего не скажет, но и я не так глуп, как кажусь…
Зэки остановились без договоренности. Лысого не смутил долгий, сумрачный взгляд Упорова. Несколько секунд они вглядывались молча и напряженно друг другу в глаза, пока бригадир не закончил коротко то, к чему подводил разговор:
— Ты бежишь, Вадим.
— Это решено, — подтвердил Упоров, успев подумать: «Слава богу, все поверили!»
— Дело хозяйское, — Никандра был огорчен и не хотел скрывать свое состояние. — Из тебя мог получиться настоящий бугор.
Он достал из кармана цветастую тряпицу, вытер взмокшую шею:
— Дорогу загораживать не стану, а чем могу — помогу. Пойдем, мент заждался…
Старшего лейтенанта Упоров узнал сразу: им оказался тот самый офицер, тогда еще лейтенант, что сидел в зале суда рядом с зеленоглазой Натальей Камышиной и, краснея от собственной смелости, шептал ей что-то на ухо. Она плакала. Он видел ее слезы, очень ими гордился в душе. Розовощекий чекист с широкой полоской усов над тугими приятными губами нетерпеливо вышагивал перед кирпичной стеной здания, где размещалась вахта, обходя повылезавшие из земли травянистые кочки.
— Он, — кивнул Лысый, остановился у доски объявлений, где висели фотографии двух пойманных в очередном побеге зэков.
— Здравствуйте, гражданин начальник! Вы меня вызывали?
Упоров остановился перед старшим лейтенантом, сложив за спиной руки.
— Давно! — обиженно выпалил старший лейтенант, но вскорости остыл, говорил вполне миролюбиво. — Василий Пантелеймонович лично интересовался, как идут у вас дела, Упоров.
Офицер протянул ему пачку «Казбека» и сказал, нервно оглядевшись по сторонам:
— Возьмите.
— Благодарю, гражданин начальник, курить бросил.
— Все равно возьмите, — настаивал старший лейтенант. — Там — письмо от вашей знакомой. Побыстрей!
Зэк взял пачку, сунул в карман клетчатой рубахи и вопросительно уставился на чекиста.
— Так что мне передать Василию Пантелеймоновичу? Начальник управления интересуется, а вы как-то странно…
— Да я, признаться, думать не посмел. Решил — разговор для порядка. Профилактический. Одно можете сказать начальнику управления — доверят бригаду, она будет лучшей.
Старший лейтенант покровительственно улыбнулся, но, глянув на торчащую из кармана рубахи зэка пачку «Казбека», приказал:
— Это спрячьте! Не хватало через вас неприятность схлопотать.
— Не волнуйтесь, гражданин начальник, я уже пошел. До свидания!
— До свидания, Упоров. Вы — симпатичный человек. И, по-моему, честный.
«Мент переживает за папиросы», — отметил про себя Упоров, улыбнувшись старшему лейтенанту, сказал:
— Благодарю. Ваши слова да прокурору — в уши.
Чекист рассмеялся. На щеках появились две аккуратные розовые ямочки, придавшие его симпатичному лицу детскую беззаботность.
«Он должен ей нравиться», — зэк уже смотрел на смеющегося чекиста без одобрения. Смех был приятным, открытым смехом не научившегося прятать чувства и оттого очень обаятельного человека. Зэк не стал слушать.
Умышленно небрежно повернулся спиной, успев заметить недоумение в глазах офицера и порадоваться перемене настроения того, кто этим вечером продемонстрирует свои симпатичные ямочки зеленоглазой Наталье Камышиной. А пока он замолчал, точно поперхнулся собственным смехом.
— Свидание окончено! — Упоров дернул за рукав бригадира, тоже засмеялся, но настоящего, искреннего смеха, как у гражданина начальника, не получилось…
«Здравствуйте, Вадим!»
Он подсунул письмо под самую лампу, хотя и без того почерк был четкий, разборчивый. Ему даже показалось — продуманный.
«Не второпях писала, — Упоров разгладил письмо ладонью. — Она тебя помнит. А этот петух с ямочками, он просто — рядом. Ну что в нем интересного, кроме пистолета?!»
Любовь тихонько разворачивала свои коварные сети — в них билось его пойманное сердце.
— Ты чо, Вадим?! — испуганно приподнялся заспанный Ключик, — Никак бредишь? Може, водицы тебе? Принесу!
— Спи, Андрюша, спи, — Упоров приветливо помахал ему рукой, чем еще больше обеспокоил зэка. — Я письмо от невесты читаю.
— С четвертаком?! — Ключик был заинтересован. — Невеста? Как глухарь на току — доверчивый. Забудь и спи.
— Это еще почему?! — ему удалось изобразить гнев, при всем том он понимал — Ключик прав. Ждет она!
— Проверено, — Андрей сел и подтянул к небритому подбородку колени. — Моя три года. Потом ее стало беспокоить то, что она — яркая женщина, такое добро пропадает без использования. Биксы они, Вадим! Лучше я тебя с Гришей познакомлю Цигопским из шестого барака. Ласковый…
— Заткнись, дерьмо!
— В бескорыстие не веришь, — Ключик зевнул, — членоплет нашелся. Невеста! Ну, надо же такое с четвертаком придумать! Спи, жених.
Упоров дождался, когда Ключик захрапят, и продолжал чтение.
«…Связала вам теплые носки на зиму. Две пары. Я боюсь здешних зим. Впрочем, наши, ленинградские, тоже не подарок. Всю прошлую зиму бегала на занятия с насморком. Тем не менее, каждую ночь вижу свой город во сне. А вчера мы с вами гуляли по Невскому. Забавно? Идем, смеемся. Подходит Важа Спиридонович Морабели и спрашивает: — Весело? Ничего — скоро плакать будете».
Слова начальника отдела по борьбе с бандитизмом были подчеркнуты.
