Олег Рой - Мир над пропастью
Конечно, глупо теперь, спустя столько времени, обвинять его. Это уже совсем другой человек. С женой, детьми, а возможно, и внуками. Со своими достижениями, своим наверняка нелегким грузом. Скорее всего, у него уже совершенно другие взгляды на жизнь, чем были сорок лет назад. Незачем ворошить прошлое. Тем более что ничего в жизни окружающих людей это уже не изменит.
На следующий день он рассчитался на работе. Яков не уговаривал его остаться, но, по-видимому, ему было жаль.
— Едешь обратно в Озерск?
— Куда ж мне еще ехать, — усмехнулся Игорь.
— Купишь машину там или будешь перегонять свою красавицу? Игорь посмотрел на «БМВ». Покачал головой.
— Нет, Яков. Все продам, поеду налегке.
— Понятно. Могу найти тебе покупателя.
— Это было бы отлично. Чем быстрее, тем лучше. Несколько раз он начинал писать письмо Альбине, но вспоминал ее лицо и крик «Выметайся!», и рука останавливалась. Ему казалось, он не оправдается перед ней никогда. Да и знать бы, за что оправдываться… Что там наговорила и наделала разъяренная Вита?
Как ни странно, на бывшую любовницу Игорь не злился. Ему даже все еще было ее немного жалко. Откуда в нем взялись подобные эмоции после всего, что она натворила, он не знал. Но когда вспоминал ее, почему-то видел не разъяренную мегеру в прихожей, а плачущую, сгорбленную девушку на краешке тахты. Именно такой она запомнилась ему четче всего.
Яков сдержал свое обещание и довольно быстро нашел покупателя. Расставаться с машиной было нелегко, но он уже настолько привык в своей жизни терять, что относился к этому почти философски. Индийский йог или буддийский монах, которые проводят всю жизнь в медитациях, чтобы разучиться желать, позавидовали бы Игорю, узнай они, как быстро он освоил эту науку.
Желающие снять квартиру тоже не заставили себя ждать. Когда будущие квартиранты — совсем зеленая парочка, очевидно, студенты, пришли знакомиться с его жилищем, Игорь как раз снимал со стен фотографии. Снимал долго, медленно, заново переживая каждую историю, запечатленную на снимке. Парочка удивленно застыла на пороге, созерцая его семейную хронику. Игорю было все равно. Пусть думают, что хотят.
— А вы где учитесь, ребята? — просто так спросил Игорь.
— В универе, на историческом, — гордо отвечала девушка. Она была чем-то неуловимо похожа на Альбину…
«Значит, судьба», — подумал Игорь и поехал в МГУ. Долго блуждал по территории университета, пока не нашел первый гуманитарный корпус, а в нем — исторический факультет. Было довольно неловко спрашивать вот так, в лоб, про старенького профессора, но он знал, что в Москву больше никогда не вернется и это его последний шанс узнать что-либо об Алькином отце и дедушке.
Его вопросы вовсе не смутили заместителя декана — женщину в возрасте, с приятным и немного усталым лицом. Она поведала Игорю, что профессор Кохлов уже, конечно, очень давно не появляется в стенах университета, но преподавал тут, будучи в довольно солидном возрасте. Сейчас он жив, здоров, находится дома и пишет очередной научный труд. Его координаты она дать, естественно, не вправе, но расскажет все, что Игоря интересует.
Он не мог ей четко объяснить, что же его интересует. Наверное, что за человек Альфред Георгиевич.
— Замечательный человек, — она улыбнулась, — студенты его обожали. Да и он их тоже. Знаете, он в свои восемьдесят понимал их лучше, чем мы в тридцать. С ним всегда можно пообщаться на любую тему. Не только о науке.
— А свои дети у него были? — Игорь замер. Ему было очень важно, чтобы все это было не очередным совпадением, а правдой.
— Да, сын, — нехотя ответила она, — тоже преподавал у нас одно время.
— Его звали Виктор? — Игорь почувствовал небольшой спазм в горле. Во рту от волнения стало сухо.
— Да, Виктор Альфредович Кохлов, — лицо ее вдруг стало хмурым, даже жестким. — Считался у нас, можно сказать, первым парнем на деревне. Все женщины по нему с ума сходили. Знаете, есть такой тип мужчин, которые с возрастом становятся все привлекательнее. Он был как раз из таких. Любая побежала бы за него замуж. Только свистни. Да что там замуж. Даже закрутить с ним безобидный роман — и то невозможно было.
В ее голосе слышалась явная обида, и Игорь понял, что симпатичную замдекана страсть к профессорскому сыну тоже не обошла стороной.
— А как профессор внуков хотел, вы бы знали! Все сватал своего Витюшу. Пока тому шестой десяток не пошел. А тот бы и рад отца осчастливить, даже мечтал в его честь сына назвать, да видите ли, любовь у него неземная в молодости приключилась с какой-то уральской красавицей. Так он ее забыть и не может. Так бобылем и помрет… — ее горький вздох развеял последние сомнения Игоря.
— А почему же он не женился на той девушке? — Сердце Игоря билось так сильно, что все тело стало немного подрагивать.
— Не знаю… Много у нас на этот счет легенд ходило, сейчас уже и не вспомню… Вроде она уехала к себе на Урал, а он потерял ее адрес. Искал, да не нашел. Вот такой однолюб. Из-за нелепой мелочи вся жизнь человека пошла наперекосяк… Из науки он ушел. Сейчас в каком-то издательстве, что ли…
Она замолчала. Игорь пытался осмыслить услышанное.
— Скажите, а вы контактируете с ним? — спросил он. Женщина покачала головой.
— А с профессором?
— С ним — да. Как раз на днях должны забрать у него методичку. Пошлем к нему домой курьера. А что?
— Вы не могли бы передать небольшой пакет для его сына?
Женщина пожала плечами. Игорь заметил, что она даже ни разу не поинтересовалась, с какой целью он пришел справиться о семье Кохловых. Видимо, выговориться самой для нее было значительно важнее, чем получить от него объяснения.
— У вас есть большой конверт?
Она молча протянула ему желтый прямоугольник.
Игорь достал из сумки тетрадь с письмами Надежды, которые Евгений Леонидович Дворжецкий вернул ему после своих неудачных изысканий. Пусть поздно, но они все-таки дойдут до своего адресата. Потом он, поколебавшись немного, положил в конверт несколько Алиных фотографий, на которых она выглядела наиболее счастливой.
Наверно, это было немного жестоко, но сейчас то, что он делал, казалось ему единственно верным. О некоторых вещах человек должен знать, как бы ужасны они ни были. Фотографии Настены он отсылать не стал. Это было бы слишком.
Он попросил у словоохотливой замдекана карандаш и набросал коротенькую записку, суть которой сводилась к тому, что ни Надежды, ни Алевтины Говоровой уже нет в живых, но при жизни они ни о чем не жалели и всегда вспоминали его, Виктора, добрым словом. Наверное, это было самым большим, что можно было сделать для стареющего однолюба.
