Евгений Будинас - Давайте, девочки
– Слишком многого и слишком долго не ценили, – проворчал Махлин. – Пока эти придурки все нам не переломали.
Кого он имеет в виду под «придурками», тоже никто не поинтересовался.
– Зато теперь мы с вами знаете кто? – сказал Рыжюкас, поднимая стакан: что за встреча без тоста? – Мы теперь на хрен потерянное поколение…
– С потерянным хером, – перебил его Сюня.
В этой аудитории Рыжего всегда перебивали. Дешевыми хохмочками. И даже сейчас Витька-Доктор его возвышенность не поддержал:
– Ну ты загнул, прямо как у Хэма, – иронично хмыкнул.
– Это не у Хэма, – полез поправлять его Рыжюкас. – Их так эта баба, Гертруда Стайн назвала… Из-за того, что у них мировая война отрубила прошлое…
– Все равно, кто сказал, – не унимался Доктор. – Это не про нас. У нас с прошлым полный ажур. Пока все не рухнуло, пока на ровном месте и безо всякой войны не началась разруха… Когда нитки в операционную вдруг пришлось приносить из дому, а иначе нечем было зашивать…
Дизель смотрел и слушал угрюмо. При чем какая-то война. Какое-то прошлое. Или собрались не затем чтобы выпить?
– Кончайте бодягу, – сказал он. – С прошлым все ясно. Хуже с будущим. У нас эти неучи какой-то хуйней его просто отрубили. Как свет на подстанции, если вместо предохранителя воткнуть напильник.
– Ты конкретно о чем? – повернулся к нему Сюня, явно решив спровоцировать приятеля на дискуссию. Про политику он любил еще со школы, когда, лежа на диване, читал исторические мемуары. А тут собрались, уже и приняли не по одной, а к разговору о «новейшей истории» еще толком и не подступили, хотя с этого и полагается начинать любое нормальное застолье.
– Да о том, что твоя история – это говно, – принял мяч Дизель.
– Это почему же?
– Потому что одни засранцы ее лепят. Это он о наших так называемых политиках. – Витька-Доктор решил объяснить приезжему. – Они и впрямь тут больно раздухарились. Страна, понимаешь, малюсенькая, а пены, как на теплом пиве…
Рыжюкас кивнул. Совковую привычку плакаться «приезжим» на местные порядки он знал.
Но дискуссия не пошла.
– А знаете ли вы, почему между третьей и четвертой или даже после пятой нельзя допускать слишком большого перерыва? – спросил Махлин.
Вообще-то все знали, но интересно и новое выслушать.
– Когда выпью, я сразу становлюсь другим человеком…
– Ну и?..
– Другой человек тоже хочет выпить.
Тут же и незамедлительно осуществили, чтобы с политикой как-то завершить.
– Чего мы от них хотим? – примирительно сказал Витька-Доктор. – Они же на самолете вниз головой летают, причем, под мостом. Чтобы доказать народу, что умеют управлять государством. И справятся с этим, если их изберут.
– Да пошли бы они все… – Дизель неожиданно стих. – Столько не виделись, не о чем, что ли, разговаривать больше?
О чем говорить, как раз хватало. Тем более что никто не церемонился, заботливости друзьям не навязывал и наливал себе щедро, как другому.
11Сюня, правда, еще вздохнул вдогонку о том, что нам-то уже как бы и терять ничего. При всей дури, жить можно, как-то дотянем. Да если еще, как Махлин, закусывать халявным гусем. А вот детей жаль… И внуков… Когда впереди никакой перспективы.
– Да им вообще не до нас, – успокоил его Витька-Доктор.
– А вот Рыжему детей не жаль, – тут же запустил в адрес Рыжего очередную шпильку Махлин, видимо, вспомнив про Маленькую. – Он у нас, как в том анекдоте: ручки тоненькие, ножки тоненькие… Ебу и плачу…
– Ну, с этим-то у него теперь швах, – строго, как врач, сказал Витька-Доктор.
В женском вопросе он с друзьями всегда оставался сдержан, даже в разговорах не позволяя себе лишнего. С той поры, как фрэндами ему был нанесен психологический удар. Еще на танцах в Доме офицеров, где смокинги и визитки, где фигурный паркет с обязательным Штраусом…
Стояли тогда, пижонили, а Мишка-Дизель, возьми да и брякни, подумав вслух:
– Рута твоя, конечно, хорошая девочка, но мне кажется, что она, когда какает, попу не всегда вытирает.
Сам не понимая, что на него нашло. Чтобы так дурацки пошутить безо всякого повода.
Шутка шуткой, но любовь они тогда похоронили, цинично заржав.
Доктор и женился потом на однокурснице-гинекологине – чтобы «с гигиенической гарантией». А на посторонних девиц вообще никогда внимания не обращал. Не мог смотреть, чтобы не заподозрить.
Зато Мишка-Дизель с той поры понял силу слов.
А потом и вовсе стал разговорчивым, особенно в отношении слабого пола, который в юности презирал, а потом очень даже перестроился. Особенно когда оказалось, что в своей природной угрюмости он для многих дам просто неотразим.
Сейчас он к Рыжему подсел, рассказать – может, для литературы пригодится, – как на свой день рождения, взял дома с утра лыжи и – к подруге. Там так напоздравлялся, что еле домой приполз, а гости уже собрались и даже за стол уселись.
– Я, значит, заваливаю с извинениями, мол, с курса сбился, в руках лыжи, как вещественное доказательство.
С пробежками да с лыжами он, оказывается, давно придумал, чтобы спокойно от жены обрываться по выходным, а иногда даже вечерком. «При этом чем сильнее устанешь, тем для супруги убедительнее».
Но тут что-то соскочило, может из-за того, что выпили с подружкой не слабо – все-таки день рождения…
– Стою в дверях, не раздеваясь, а жена через весь стол с гостями: «Ну что, дорогой? С манды на лыжах?».
Посмеявшись, решили, что каждый должен выдать на женскую тему. Давно ведь вот так не собирались, чтобы поделиться. Да и повода не было.
Зато теперь, усмехнулся про себя Рыжюкас, просто замечательный повод подвернулся…
12– А ты чего не закусываешь? – спросил у него Витька-Доктор.
– Может быть, чего-нибудь мне теперь нельзя? – шутливо отмахнулся Рыжюкас. Есть ему не хотелось.
– Теперь тебе все можно, – снова принялся за свое Сюня.
– Кроме того, ради чего ты ел и пил, – добавил Мишка-Дизель.
– Дизель, нельзя все сводить только к этому, – строго одернул его Витька-Доктор.
– А что, кроме этого у нас может быть? – повысил на него голос Мишка Махлин. И, как оказалось, зря…
– Тем более что и с этим у нас иногда не совсем получалось, – хмыкнул Витька-Доктор.
– Это в каком же смысле? – Махлин возмущенно подскочил. – Я твой намек правильно понял?
Тут сразу все и подумали, что уж про Махлина есть что вспомнить, при всей его хитрожопости.
13Выступали как-то с «дешевыми девушками» у него дома – жена укатила в отпуск, собрались отметить. Но в самый разгар у Махлина вышел конфуз, после чего он вышел в ванную, по домашней привычке дверь на задвижку не закрыв.
А тут как раз Сюне понадобилось, он в ванну заходит, а там Махлин перед зеркалом голый член рукой лупит, как по щекам: «А ну вставай, падла, я кому говорю, вставай!».
Все ладно бы, но наутро, когда усаживались в машины, чтобы на дачу ехать с продолжением программы, мимо проходила колонна перестроечных демонстрантов. Мишка-Дизель тут возьми да и запой, шутливо кривляясь и ничего не имея в виду:
Вставай, проклятьем заклейменный…
Случайно так получилось, ведь Сюня никому ничего и рассказать не успел, но Махлин из машины вылетел как чумной.
Вернулся домой на друзей в ярости, потом еще дня три психовал.
Но беда не приходит одна. Когда в то утро дома осмотрелся, понял, что с «дешевой» девицей он пролетел, и совсем не дешево.
Часики с бриликами, что он супруге на юбилей подарил, в спальне на тумбочке лежали, а теперь их нет, видать случайная девушка за неустойку прихватила…
Ну а дальше целая история, как Махлин такие же часики по городу искал, найдя их только в какой-то гарантийной мастерской и еле уговорив хозяина их ему продать – деньги тут не в счет! Как вспоминали потом они с гравировщиком текст, а главное, как супруга из отпуска вернулась.
Стоит посреди спальни, в недоумении часики рассматривает, а на запястье у нее такие же:
– Они что – размножаются?
14Рыжюкас, как заправский оратор, после паузы решил было тост сказать – о том, как много всего, кроме этого у них было. Но где там!.. Тоже, мол, нашелся де Голль. Даже Дизель совсем неуважительно к писательскому слову от Рыжего отвернувшись, подсел к Сюне:
– А хочешь, Сюня, я тебя научу с первого раза, только посмотрев на девушку, сразу определить, берет ли она в рот?
Сюня от приятеля слегка отодвинулся, но заинтересованность проявил.
Дизель несколько раз подряд глубоко затянулся сигаретой:
– Да ты не дергайся, не вертись, – он слегка подвигал челюстью. Три идеально продырявленных облачка одно за одним сели Сюне на нос. – Значит, так…
Сюня – весь сосредоточение, кольца вокруг носа застыли, как кружки луковицы на морковке.
– Внимательно смотришь ей в лицо…
