Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1
Слухи об оскорблении, которому подвергся в церкви Джон Уэст, очень скоро дошли до Мэлона. Архиепископ Конн заявил ему, что этот случай — еще одно доказательство крамольных шинфейнерских настроений, начинающих распространяться в штате Виктория даже среди духовенства. Старый архиепископ встревожился, что католическая церковь может потерять своего виднейшего покровителя.
Мэлон также этого боялся, но инцидент, происшедший в церкви, не мог не затронуть его ирландского чувства юмора. Он даже позволял себе втихомолку посмеиваться над конфузом Джона Уэста. Но у него имелись свои политические соображения, и поэтому он все же досадовал, что Джону Уэсту нанесли оскорбление в церкви. Главным политическим принципом Дэниела Мэлона было самоуправление для Ирландии, но клерикальное воспитание и собственный опыт научили его, что церковь должна иметь политическое влияние; ему понадобилось не много времени, чтобы убедиться, что в Австралии католическая церковь должна идти в ногу с лейбористской партией. Мэлон уже составил обширный план, в котором Джон Уэст занимал главное место. Словом, священник-ирландец очень некстати вылез со своим критическим замечанием.
С тех пор как Мэлон приехал в Австралию, он вместе с духовенством других штатов участвовал в создании так называемой Католической федерации; эта организация ставила себе целью добиваться правительственных субсидий для католических школ. Федерация даже выставляла на выборах своих кандидатов против тех лейбористов, которые были противниками субсидий. С другими лейбористскими кандидатами федерация вступала в переговоры, убеждая их поддержать законопроект о субсидиях. Большинство отказывалось; тогда Мэлон сделал публичное заявление, о чем ему вскоре пришлось пожалеть: он предложил католикам голосовать только за тех кандидатов, которые стоят за субсидии католическим школам.
Несколько лейбористских лидеров в своих предвыборных речах резко выступали против католиков. В день выборов в парламент штата лейбористам не удалось сохранить свои позиции, которых они добились на федеральных выборах, и некатолическое большинство лейбористской партии считало, что причиной тому — сектантские разногласия. До этого Мэлон подумывал об учреждении ассоциации рабочих-католиков, но теперь понял, что это еще больше ухудшило бы положение. Он и так уже способствовал расколу в лейбористской партии, а цели своей не достиг. Австралийские католики — в большинстве своем рабочие — были верными сторонниками лейбористской партии. Они явно были недовольны политикой Мэлона. Он решил восстановить свое положение в лейбористской партии, и помочь ему в этом безусловно мог Джон Уэст. Поэтому Дэниел Мэлон в ближайшее воскресенье отправился в особняк Уэста. Мэлон кое-что слышал о прошлом Джона Уэста и его темных делах, но это его не остановило.
Идти ему было недалеко: он жил как раз напротив дома Джона Уэста. Переходя широкую мостовую, Мэлон думал о состоявшемся на днях собрании католиков-лейбористов, которое прошло очень удачно. На собрании обсуждались ирландская проблема, вопрос о воинской повинности и, разумеется, о субсидиях католическим школам. Было решено приложить все усилия, чтобы привлечь в лейбористскую партию как можно больше католиков. Если вдобавок они смогут заручиться поддержкой политической машины Джона Уэста (имеющего такую силу в Керрингбуше и других промышленных районах и такое влияние на многих лейбористов в парламенте), то требование субсидий скоро станет одним из пунктов лейбористской программы. Подгоняемый этой мыслью, Мэлон зашагал еще решительнее.
Он слышал, что миссис Уэст глубоко обижена и что мистер Уэст пригрозил совсем отойти от церкви. Этого нельзя было допустить. Не стоит задирать нос и показывать свою независимость, когда дело касается такого человека. Однако когда Мэлон, постучав молоточком в дверь, услышал шаги по длинному коридору, ему стало не по себе. Чего доброго, Уэст еще разозлится — говорят, у него бывают припадки бешеной ярости. Он может забыть, что перед ним помощник архиепископа, и сказать что-нибудь вовсе не подобающее. Уже много лет Дэниела Мэлона называли не иначе, как «ваше преподобие», и все без исключения выказывали ему глубочайшую почтительность. Перспектива выслушивать оскорбительные слова, даже от миллионера, ни в какой мере его не устраивала. Надо только ни при каких обстоятельствах не терять самообладания и не задевать его патриотических чувств, думал он.
Нелли встретила его суетливо, даже подобострастно.
— О, пожалуйте, ваше преподобие! Надеюсь, вам недолго пришлось ждать? Мы сегодня отпустили слуг.
— Добрый день, миссис Уэст. Как ваши дети?
— Спасибо, хорошо, ваше преподобие. Входите же, пожалуйста. Позвольте взять вашу шляпу.
Нелли провела его в гостиную.
— Присядьте, прошу вас. Мистер Уэст сейчас выйдет.
Нервно комкая носовой платок, она села в громоздкое кресло, какие были тогда в моде. Вошел Джон Уэст.
— Добрый день, ваше преподобие, — произнес он сквозь зубы и сел. Неловкость, которую он всегда ощущал в присутствии духовных лиц, на этот раз сменилась враждебным чувством. Знаю, зачем ты явился, подумал он, только ничего у тебя не выйдет.
Мэлон вежливо ответил на приветствие. Джон Уэст заметил, что его гость тоже нервничает.
— Я вышел прогуляться, — солгал Мэлон, — и решил кстати проведать вас.
— Мы очень вам рады, ваше преподобие, — сказала Нелли и еще энергичнее затеребила носовой платок.
Только бы Джон не устроил скандала, думала она.
Почти целую минуту все сидели молча. Джон Уэст не сводил глаз с Мэлона, которому эта пауза показалась бесконечной. Пожалуй, лучше сразу приступить к делу, подумал он.
— Я от души надеюсь, что вы не станете придавать значения маленькому инциденту, случившемуся в прошлое воскресенье, — это так досадно, мои добрые друзья, так досадно…
— Рад слышать, что вы считаете это маленьким инцидентом, ваше преподобие, — бесстрастно заметил Джон Уэст.
— Гм… пожалуй, наоборот. Я отношусь к этому весьма серьезно. Ведь я настоял, чтобы того священника перевели в провинцию.
— Переводите его хоть в Тимбукту, ваше преподобие, мне все равно. В прошлое воскресенье я последний раз в жизни слушал обедню.
— Помилуйте, мистер Уэст, неужели мы должны грешить только потому, что грешат другие. Если отец О’Коннелл будет гореть в аду, то вам вовсе не обязательно следовать за ним. Вся эта история скоро забудется.
— Я никогда не забываю обиды, ваше преподобие. Я знаю, что меня оскорбили из-за этой ирландской заварухи. Мне нанесли оскорбление потому, что я патриот и хочу, чтобы Англия выиграла войну.
Дэниел Мэлон поежился, а Нелли попыталась что-то сказать.
— Мне не нравится, как церковь в последнее время относится к войне, — продолжал Джон Уэст. — Вы и все духовенство должны помнить, что если Англия будет разбита, будем разбиты и мы. Любая попытка помешать деятельности в помощь войне — просто государственная измена.
— Слишком сильно сказано, мистер Уэст. В конце концов Англия тоже не безупречна. Но большинство духовных лиц и мирян вполне разделяют ваши убеждения. Они вольны поступать так, как подсказывает им совесть.
— Вам ясно, что из-за этого случая я прекращаю оказывать церкви какую-либо финансовую помощь, ваше преподобие?
— Деньги — еще не все, мистер Уэст, — сказал Мэлон. — Даю вам слово, что подобный случай никогда не повторится.
— Конечно не повторится. Уж я об этом позабочусь.
* * *Английские войска подавили ирландское восстание, но отголоски его прокатились по всему миру. В Австралии ирландское национальное движение, в течение десятилетий бурлившее под спудом, прорвалось наружу, и лидером его оказался Дэниел Мэлон.
Громом аплодисментов была встречена его речь на митинге в мельбурнской ратуше, устроенном всеавстралийской организацией помощи Ирландии, имевшей отделения во всех городах страны.
«…Великодушие и щедрость, которую вы проявите сегодня и в дальнейшем, послужат утешением для несчастных, что ютятся среди обугленных развалин на О’Коннелл-стрит, а это многолюдное собрание и ваше безграничное сочувствие придадут мужества и бодрости всем тем ирландцам, живым или мертвым, — ибо жив патриотизм! — которые любят Ирландию и которые даже в самые мрачные для нее времена не отчаиваются и не утрачивают веры в будущее своей страны.
…Нашу лояльность часто ставят под сомнение. Мы отвечаем: ирландцы настолько лояльны по отношению к империи, к которой они имеют счастье или несчастье принадлежать, насколько в данных обстоятельствах может быть лоялен уважающий себя народ. Я по крайней мере открыто признаюсь, что в сердцах ирландцев живет такая преданность Британской империи, какой она никогда не заслуживала, да и никогда не стремилась заслужить. Не желая ничего утаивать, я — от своего имени и, думаю, от вашего тоже — прямо заявляю, что невозможно будет познать глубину преданности, живущую в сердцах ирландцев, и завоевать их любовь до тех пор, пока Англия не дарует нам самоуправления. К этому сводятся просьбы и требования нашего сегодняшнего собрания».
