Все для вас - Хоён Ким

– А он толковый. Надеюсь, задержится надолго, – прошептал Квак ей на ухо.

– Ну хорошо. А минусы какие бросились в глаза?

– Уж больно много болтает. Хотя по ночам ему тут будет не с кем разговаривать.

– Вдруг клиентам не понравится…

– По ночам сюда часто забредают те, кому одиноко. Так что проблем быть не должно, – с улыбкой сказал Квак и ушел в подсобку.

Сегодня Сонсук впервые увидела, как он улыбается.

В благодарность за помощь Кынбэ потащил Квака в кафе, чтобы угостить завтраком. Глядя, как эти двое не торопясь бредут по утреннему Чхонпха-дону, Сонсук невольно улыбнулась. Суп от похмелья и бутылочка сочжу как раз подойдут для достойных проводов. Зря она решила, что Кынбэ несмышленый. Оказалось, он совсем не лишен смекалки.

По примеру Квака управляющая решила посмотреть записи с видеокамер. К одиннадцати часам вечера в магазин зашла его дочь. На ней была то ли хлопчатобумажная, то ли льняная футболка и широкие брюки. Стоя у входа, она украдкой понаблюдала за отцом, который работал за прилавком, и чуть позже направилась прямиком к нему. На это раз Квак заговорил с ней сразу, будто давно ждал этого момента, и девушка тут же сняла маску. Ее улыбка оказалась невероятно красивой, а блеск глаз уловила даже камера наблюдения. Квак протянул руку, и дочь обхватила ее обеими ладонями. Так они и стояли некоторое время.

Звука слышно не было, да и качество изображения изрядно хворало, но Сонсук не могла оторваться от этой сцены. Ей нравилось ощущать свою причастность к их воссоединению.

Глава 2

Перекус для души

Она смотрела на экран монитора, где отображался баланс на ее банковском счете. Это были все ее средства. У Сочжин перехватило дыхание. Да и как тут вздохнуть свободно, когда приходится всю жизнь ужиматься? Аренда студии – пятьсот тысяч вон в месяц, коммунальные услуги – тридцать, платеж по образовательному кредиту – сто семьдесят, еще плюс-минус пятьдесят тысяч на телефон и шестьдесят восемь на медицинскую страховку… Дальше можно и не продолжать: на все это уже требовалось больше, чем лежало на ее счете. Даже во всем себе отказывая, Сочжин тратила в месяц не меньше восьмисот тысяч вон. Таково жизнеустройство в столице. Или, скорее, жизнеубийство.

Казалось, будто город не хочет принимать таких, как она – приехавших из провинции, – и все время устраивает им испытания, словно спрашивая:

В этом городе ярких огней для Сочжин нашлось место лишь в тени. Поначалу, переехав после школы, чтобы учиться в университете в Чхонпха-доне, она не могла нарадоваться своему счастью. Общежитие стало ее крепостью и пристанищем, а кредит рассеял все сомнения в том, что ей удастся получить высшее образование.

Но спустя два года ей пришлось уйти из общежития и скитаться по тесным комнатушкам. А затем, после окончания университета, она смогла позволить себе лишь крохотную студию в офистеле [4], платить за которую при этом приходилось пятьсот тридцать тысяч вон.

Все, что дешевле, располагалось в районах, небезопасных для одиноких девушек, или же требовало делить удобства с соседями, от чего она порядком устала за время учебы. А хуже всего то, что пришло время выплачивать кредит. Сочжин казалось, что она буквально на пороге банкротства.

Вот она, жизнь в Сеуле – восемьсот тысяч в месяц, даже без учета трат на еду и проезд. Все твердят, что в столице множество культурных мероприятий, но такого пункта в списке ее расходов и вовсе не было, об этом ей приходилось лишь мечтать. В лучшем случае удастся посетить бесплатную выставку или украдкой почитать что-нибудь в большом книжном магазине. Конечно, куда разумнее было бы вернуться в родной город и жить по-человечески: исчезнут расходы на аренду и еду. Единственная причина, по которой Сочжин оставалась в Сеуле, – это надежда найти работу.

Рабочие места. Они существуют только в эфемерных обещаниях политиков, далеких от реальности. Сочжин искала, где заработать, уже третий год и успела провалить немало собеседований. На тридцатый раз она решила перестать считать. При этом резюме у нее было достойное: высший балл по английскому языку, свободное владение – и все же в борьбе за трудоустройство она продолжала терпеть неудачи.

В первый год Сочжин проваливалась на этапе собеседования, во второй – на этапе проверки документов. Что будет дальше, она и представить боялась. Не успевала девушка оправиться от предыдущей неудачи, как следовала другая. Постепенно она отдалялась от своей мечты устроиться на работу, а вместе с тем и от жизни в Сеуле. Видимо, скоро ей предстоит вернуться в родной Мокпхо.

В глубине души готовясь к этому дню, Сочжин делала последние отчаянные попытки найти работу. Так она хотя бы будет знать, что испробовала все возможное, и ни о чем не пожалеет. Мысль об этом придавала ей сил держаться до конца.

Вот и сегодня девушке пришел очередной отказ: спустя неделю после собеседования ей наконец ответило маркетинговое агентство, рекламирующее товары в соцсетях. Правда, в отличие от предыдущих сухих уведомлений, в этом к ней обратились по имени, несколько строчек посвятили погоде [5] и, отметив, что сейчас Сочжин для них не самый подходящий кандидат, пожелали успехов в дальнейших поисках своего места, где она сможет проявить таланты. И не сказать, что пишет маркетинговое агентство: столько искренности…

Чем больше Сочжин обдумывала прочитанное, тем сильнее расстраивалась. А кто тот самый «подходящий сейчас кандидат»? Найдет ли она когда-нибудь «свое место»? Уж лучше бы сразу признались, что у нее нет таланта, тогда бы она оставила тщетные попытки. Но вот что-то ни одна компания не писала так прямо, и всем соискателям оставалось только мириться с текущим положением дел.

Сначала Сочжин жалела, что отучилась на менеджера: казалось, именно поэтому у нее не получилось попасть в магистратуру. Потом она посчитала, что ей не хватает природных данных и таланта, но в конце концов поняла: все дело в банальном невезении – теперь это стало ее главной головной болью. Каждое собеседование приносило травмирующий опыт, а очередной отказ вызывал невроз. Да, два года поисков работы привели лишь к тому, что она узнала истинное значение этих слов.

Бывало, Сочжин плакала в одиночестве или целый день гуляла по набережной Хангана, пытаясь успокоиться. А в какой-то момент ей и это надоело. Друзья тоже не понимали Сочжин – она даже замечала, что своим постоянным нытьем и жалобами докучает им. Те, кто тоже не мог найти работу, вместо того чтобы посочувствовать девушке, боялись, как бы ее невезение не перекинулось на них; а уже нашедшие талдычили, что на самом деле это все ерунда по сравнению с тяготами офисной жизни. И даже когда Сочжин говорила, что согласна их переносить, друзья лишь смотрели на нее с недоумением как на человека, который сам не знает, о чем говорит.

Жаловаться маме Сочжин тоже не могла: как только дочь стала отдаляться, та, конечно, захотела поскорее вернуть ее под родительское крыло, и эта невозмутимость матери расстраивала девушку еще сильнее. Так в какой-то момент она осталась наедине со своими переживаниями из-за нескончаемых неудач. После очередного отказа Сочжин принимала душ, в одиночестве выпивала и ложилась спать.

Однажды на обратном пути из библиотеки, где она в сотый раз переписывала автобиографию, Сочжин заглянула в круглосуточный магазин. Располагался он у самой короткой дороги от университета до станции «Намён» и ее офистеля. Покупатели заходили туда редко, ассортимент товаров тоже оставлял желать лучшего – чем-то он напоминал Сочжин ее саму, которая каким-то невероятным образом все еще держалась на плаву. К тому же возле офистеля гипермаркетов не было, а именно в этом круглосуточном магазине продавалось все, что ей требовалось.