Валентин Черных - Свои
Я думал, что химик меня возненавидит, но он поставил мне четверку, хотя выше тройки я никогда не поднимался. Тогда я решил, что химик стал меня бояться, — никому не хочется быть высмеянным, — но потом понял: это был не страх. Он увидел мою зарождающуюся ненависть и, как всякий умный педагог, стал особенно внимательным ко мне, хотя по-прежнему терпеть меня не мог. Он попытался свести счеты со мной на экзамене, но все-таки он чему-то меня научил, и я выдержал экзамен.
Теперь, когда я вижу подчеркнутое внимание к себе, я знаю, что передо мною противник, который когда-нибудь нанесет свой удар, но я обычно готов к любой неожиданности.
Мы сидели с Ирмой в лингафонном кабинете, она все порывалась продолжить занятия.
— Перестань, — сказал я ей. — Пошли в ресторан.
И мы пошли в ресторан — я был при деньгах, — потом в Дом кино на какую-то премьеру, потом я отвез ее домой. Она после смерти матери осталась одна в двухкомнатной квартире. Ирма сварила кофе, я смотрел, как она передвигается по квартире, еще очень моложавая, чуть располневшая. Я не знал, с какого возраста сексологи отсчитывают у мальчишек явную сексуальную направленность. Я знаю, что в двенадцать лет я хотел стянуть с Ирмы юбку. Теперь я имел такую возможность. Мы засиделись. Она предложила переночевать, постелила на диване в гостиной, а сама ушла в спальню.
Я подождал несколько минут, чтобы дать ей возможность раздеться, прошел в спальню и лег рядом с нею.
— Не надо, — сказала она.
— Я ждал этого двадцать лет. Ты, наверное, не знаешь, что такое мальчишеская любовь.
— Я знаю, — ответила она. — Это всегда большое разочарование. Я студенткой была влюблена в профессора. Через много лет была встреча выпускников университета, я сделала все, чтобы затащить его сюда и переспать с ним, мне очень этого хотелось. И это оказалось не так уж интересно. Когда он целовал меня, я почувствовала привкус валидола. Я переспала с пожилым мужчиной, вероятно, с не очень здоровым сердцем, я была скована, боясь, чтобы с ним не случился сердечный приступ.
— У меня здоровое сердце.
— Я не смогу. Ты для меня все еще мальчик.
— Идиотка, — сказал я.
— Нет, я учительница, — ответила она. — И я не смогу об этом забыть. Поверь мне, если это случится, мы никогда с тобой не увидимся. Ты будешь меня избегать. Не надо спать со своей детской мечтой. Это очень разочаровывает. Поверь мне.
Я поверил и ушел на свой диван, но через несколько лет все-таки осуществил свою мечту — у меня был роман с замечательной еврейской женщиной. Иногда я жалею, что на ней не женился. Официально я не был женат, и у меня еще есть возможность, как при посадке самолета, зайти не только на первый, но и на второй, и даже на третий круг. Среди моих приятелей не осталось ни одного, кто бы был женат только один раз.
БОРЬБА ЗА ЖЕНЩИНУ
А пока мне шел семнадцатый год. В будущем году я должен закончить школу и начать новую жизнь, а я не знал, как ее начинать. Как стать офицером, я знал. Надо выбрать училище, пойти в районный военный комиссариат, и мне даже оплатят проезд до училища. Меня беспокоило здоровье. Все-таки я болел туберкулезом. И хотя рентген не показывал никаких изменений, все прошло, я занимался спортом круглый год, даже зимой спал на веранде с открытым окном, как приучили меня в лесной школе, все равно беспокойство было.
И актером мне тоже хотелось стать. Я узнал правила приема на актерский факультет Института кинематографии и в Щукинское училище. Я хотел учиться в Москве. Но если я летом провалюсь на экзаменах, следующей весной меня призовут на службу в армию. Не то чтобы мне не хотелось служить в армии, как большинству сегодняшних молодых людей, но меня путала потеря двух лет, а если попаду на флот, то и трех лет. Я демобилизуюсь в двадцать один год — не поздно ли начинать учебу? Сосед-подполковник убеждал меня:
— Армия необходима для мужчины. Ты научишься не только защищать других, но и себя, особенно если попадешь в десантные войска или в морскую пехоту. Основам рукопашного боя учат почти во всех родах войск. Ты окрепнешь физически. Ты научишься не только подчиняться, но и подчинять себе. Ты получишь профессию, которая тебе может пригодиться в гражданской жизни, — от шофера до авиационного техника, от оператора на атомных реакторах подводных лодок до строителя высшей квалификации. Если ты даже потом станешь актером, ты лучше других сможешь играть роли солдат, офицеров, а с возрастом и генералов, потому что ты будешь их понимать. А если послужишь и тебе понравится, тебя из армии сразу направят в военное училище, поэтому делай главный упор на физику и математику. Всякая там литература — для политработников. А географию изучишь по обстоятельствам. Тревога, погрузка в транспортные самолеты — и через несколько часов ты в Африке, или во Вьетнаме, или на Кубе, или в Европе. Иностранные языки тоже не самое главное. Вот я служил в Германии, и мне из всего немецкого языка нужны были только четыре слова: «гутен таг» — добрый день, «ауфвидерзеен» — до свидания, «данке» — спасибо и «дизе» — это.
— А для чего «дизе»? — спросил я.
— Для магазинов. Входишь в магазин, говоришь: «Гутен таг» — и показываешь на товар: «Дизе» — «это». Цифры на этикетке что у нас, что у них — одинаковые, потом говоришь «данке» и уходишь.
— А если бы напали американцы и надо было согласовывать с немцами, кому куда двигаться? Четырех слов не хватило бы, — засомневался я.
— Есть оперативные планы. На случай войны нам известно, куда двигаться, и немцам тоже известно, и полякам известно, и болгарам, и венграм. Но я думаю, что двигаться будем мы, а они за нами. А к тому же есть военные переводчики. Если надо, они переведут. Так что нажимай на математику и физику.
Но математика и физика мне нравились меньше других предметов. Но я продолжал учиться. Утром шел в школу, днем занимался хозяйственными проблемами, а вечером говорил матери, что иду погулять, а сам бежал к Лидке. Она не запирала калитку, чтобы мне не маячить перед домом. Я заходил и тут же стягивал с нее трусы. Первый раз наша любовь продолжалась недолго, я ее заваливал на диванчик, что стоял на кухне, или она упиралась в подоконник, а я пристраивался сзади. Потом мы перекусывали, она расстилала постель, и наши упражнения вместо первых десяти минут растягивались иногда до часа. После этого она тут же засыпала, а я бежал домой и садился за уроки.
Если раньше я стеснялся девчонок, с которыми учился, и обычно не решался приглашать их танцевать на школьных вечерах, то теперь в первый же вечер на ноябрьские праздники я пригласил на танец Верочку Строеву. В последний год у всех девчонок заметно увеличились груди, а у Строевой грудь стала как у взрослой женщины. В танце я прижал Верочку к себе и почувствовал соски ее груди, она попыталась отстраниться, но я держал крепко, и она поддалась мне. С ней дружил Витька Воротников, сын секретаря райкома, а отец Верочки был главным врачом районной больницы. Они, конечно, собирались своей компанией, сыновья и дочери местной правящей верхушки: дочь начальника милиции, сын директора маслозавода, сын уполномоченного местного КГБ, дочь заведующей аптекой, дочь директора мастерских по ремонту сельскохозяйственной техники. Я в их компанию не входил.
