Анник Кожан - Наложницы. Гарем Каддафи
— Не волнуйся, малышка Сорая! — Она вышла, громко смеясь.
Мабрука говорила по телефону. Она диктовала указания и перечень необходимых вещей для кого-то, возможно, для такой же девочки, как я, потому что я услышала: «Везите ее сюда».
Она повесила трубку и повернулась ко мне:
— Пойдем! Мы снимем с тебя мерки, чтобы подобрать тебе одежду. Какой у тебя размер бюстгальтера?
Я была ошеломлена:
— Я… Я не знаю. Мама всегда покупает мне одежду.
У нее был раздраженный вид, и затем она позвала другую женщину, Фатхию — это занятный персонаж с мужскими голосом и плечами, но с импозантной грудью женщины. Она оценила меня, затем хлопнула по руке и подмигнула, обращаясь ко мне:
— Итак, это новенькая? И откуда же она?
Она измерила сантиметром мою талию и грудь, упираясь своим бюстом мне в подбородок. Затем они записали мерки и покинули фургон. Я осталась совсем одна, не осмеливаясь ни позвать кого-либо, ни пошевелиться. Приближалась ночь. И я ничего не понимала. Что подумает мама? Предупредили ли ее о задержке? Что здесь произойдет? И как я вернусь?
Спустя долгое время снова появилась Мабрука. Я встретила ее с облегчением. Она молча взяла меня за руку и отвела в лабораторную зону, где у меня взяли кровь на анализ. Затем Фатхия отвела меня в ванную комнату:
— Раздевайся! Ты — волосатая. Нужно все это убрать!
Она нанесла депиляционный крем мне на руки и ноги, потом прошлась бритвой, уточняя:
— На половых органах волосы оставляем.
Я оторопела и смутилась, но, поскольку необходимо было найти во всем этом здравый смысл, сказала себе, что это наверняка как-то связано с проверкой здоровья всех тех, кто приближался к Вождю. Меня завернули в пеньюар, и я вернулась в салон. Мабрука и Сальма — по-прежнему с револьвером за поясом — сели рядом со мной.
— Тебя как следует оденут, накрасят, и ты сможешь войти к папе Муаммару.
— Все это для того, чтобы поздороваться с папой Муаммаром? Но когда я смогу вернуться к родителям?
— Потом! Сначала нужно поприветствовать своего хозяина.
Мне принесли стринги — я никогда не видела подобных вещей, — а также белое сатиновое платье с разрезами по бокам и глубоким вырезом на груди и спине. Распущенные волосы ниспадали мне до ягодиц. Фатхия сделала мне макияж, сбрызнула духами, нанесла немного блеска на губы, чего мама никогда бы не разрешила. Мабрука осмотрела весь ансамбль со строгой миной. Затем взяла меня за руку и повела в коридор. Она остановилась перед дверью, открыла ее и толкнула меня вперед.
Каддафи лежал на кровати голый. Какой ужас! Опешив, я закрыла глаза и попятилась. Я подумала: «Это грубая ошибка! Я, наверное, не вовремя! О боже мой!» Я развернулась. Мабрука стояла на пороге с жестоким выражением лица.
— Он не одет! — прошептала я, полностью растерянная, полагая, что она еще этого не поняла.
— Заходи! — сказала она, отбрасывая меня назад.
Тогда он схватил меня за руку и заставил сесть рядом с ним. Я не осмеливалась на него посмотреть.
— Повернись ко мне, шлюха!
Я не полностью понимала значение этого слова, но предположила, что это ужасное, вульгарное слово, обозначающее презренную женщину. Я не пошевелилась. Он попытался развернуть меня. Я сопротивлялась. Он дернул меня за руку, за плечо. Все мое тело напряглось, и тогда он заставил меня повернуть голову, дернув за волосы.
— Не бойся. Я твой папа, ведь ты так меня называешь? Но я еще твой брат и затем твой любовник. Я буду всем для тебя. Потому что ты останешься со мной навсегда.
Он приблизил ко мне свое лицо, и я почувствовала его дыхание. Он начал целовать меня в шею и щеки. Я оставалась такой же оцепеневшей. Он захотел меня обнять, я попятилась. Он придвинулся ко мне. Я отвернулась и заплакала. Он потянулся к моей голове. Я вскочила, он схватил меня за руку, тогда я оттолкнула его, он занервничал, решил уложить меня силой, и мы начали бороться. Он покраснел.
Появилась Мабрука.
— Посмотри на эту шлюху! — закричал он. — Она отказывается делать то, что я хочу! Научи ее! Обучи ее! И приведи ее снова ко мне!
Он направился в прилегающую ванную комнату, в то время как Мабрука потащила меня к умывальнику. Она была белая от злости:
— Как ты осмелилась вести себя так с хозяином? Твоя задача — слушаться его!
— Я хочу вернуться домой.
— Ты никуда не пойдешь! Твое место здесь!
— Дайте мне мои вещи, я хочу повидаться с мамой.
Я пошатнулась от ее пощечины.
— Слушайся! Иначе папа Муаммар заставит тебя дорого за это заплатить!
Прижав руку к горящей щеке, ошеломленная, я смотрела на нее.
— Ты прикидываешься невинной маленькой девочкой, лицемерка, хотя прекрасно понимаешь, о чем идет речь! Отныне ты будешь нас слушать, папу Муаммара и меня. И ты будешь подчиняться приказам. Безоговорочно! Ты поняла?
Потом она исчезла, оставив меня одну в этом непристойном одеянии, с размазанным макияжем, растрепанными волосами, спадающими на лицо. Свернувшись клубочком, я проплакала несколько часов. Я ничего не понимала, ничего. Это было сумасшествие. Что я здесь делаю? Чего они от меня хотят? Мама, наверное, умирала от беспокойства, она, скорее всего, позвонила папе в Триполи, может быть, он даже вернулся в Сирт. Он должен был осыпать ее упреками за то, что она позволила меня увезти, ведь он не допускал, чтобы я покидала дом. Но как же я смогу им рассказать об этой ужасной сцене с папой Муаммаром? Мой отец просто взбесится. Я еще содрогалась от рыданий, когда белокурая медсестра, которую я никогда не забуду, присела рядом со мной и нежно меня погладила.
— Что случилось? Расскажи мне.
Она говорила с иностранным акцентом, и позже я узнала, что она была украинкой, работала на Вождя и ее звали Галина. Я ничего не смогла ей сказать, но она догадалась, и я почувствовала ее ярость.
— Как можно делать это с девочкой? Как они смеют? — повторяла она, поглаживая меня по лицу.
В конце концов я заснула, а на следующее утро в девять часов меня разбудила Мабрука. Она протянула мне спортивный костюм, и меня озарила надежда.
— Так что, я сейчас возвращаюсь домой?
— Я тебе сказала — нет! Ты что, глухая? Тебе же ясно объяснили, что твоя прошлая жизнь закончилась навсегда. Это же сказали и твоим родителям, которые все прекрасно поняли!
— Вы звонили моим родителям?
Я была потрясена. Я выпила чай и сгрызла несколько бисквитов. Посмотрела вокруг себя. Множество девушек в солдатской униформе входили и выходили, бросая на меня любопытные взгляды — «Это та, новенькая?» — и вспоминали имя Вождя, очевидно, занятого в одной из палаток. Ко мне подошла Сальма.