Игорь Губерман - Путеводитель по стране сионских мудрецов
Первая чашка — после долгих ритуальных уговоров и отказов — пьется в честь гостя. Следующая чашка — для приятности — чашка кайфа. А третья чашка называется «меч» — ибо как меч рассекает она время, и с этой минуты трое суток остается пришелец под покровительством хозяина, отдыхая и набираясь сил. А кстати, знаете ли вы, откуда и как появился на свет кофе? Не знаете? Тогда послушайте. (Мы, странствующие патриархи, страсть как любим внимать историям заезжих путников, а при случае рады удивить их своей…)
…Это случилось давным-давно. Конечно, много позже, чем герой наш Авраам пустился во все тяжкие, но все-таки три тысячи (примерно) лет тому назад, во времена мудрейшего из людей, обладателя великих сокровищ, прекрасных жен и наложниц, знавшего языки людей, птиц и животных царя Соломона. И привиделось во сне престарелому царю, что через три дня и три ночи суждено ему оставить этот мир, и единственное, что может спасти его, — это волшебный напиток, бьющий ключом в горах далекого Йемена. Созвал наутро царь своих подданных, а также зверей и птиц, и рассказал им о своем видении. И возопил весь народ, и звери, и птицы, и вызвался могучий орел доставить волшебный напиток. Три дня и три ночи без отдыха бороздил он небесный океан и на исходе третьего дня приземлился во дворе царского дворца, держа в клюве флакон с волшебным напитком. И снова созвал царь своих подданных, а также зверей и птиц, и спросил: «Пить ли мне волшебный напиток?» И возопили все как один: «Пить, великий государь!» Обвел их взором царь и заметил, что не хватает фенька — маленького пустынного лиса. (Да-да, того самого — из «Маленького принца».) Послали за феньком, а когда тот явился, задал ему Соломон тот же вопрос.
– А что сказал буйвол? — поинтересовался лис.
– Буйвол сказал пить, — ответил царь.
– А слон?
– И слон.
– А лев?
– И лев.
– Ну тогда, конечно же, пить, — сказал фенек.
– Не бойся, лис, — ласково сказал Соломон. — И не утаивай от меня своих мыслей. Мне нужен совет.
– Не пей напиток, великий царь, — тихо промолвил лис. — Умри, пока ты на вершине. Лучше покинуть этот мир, когда все любят тебя и хотят, чтобы ты в нем остался, нежели дожить до того, чтобы стать обузой и от тебя хотели бы избавиться.
Помолчал Соломон, а потом закрыл флакон и вернул его орлу. И снова пустился орел в путь, но ослабевшая рука царя плохо закрыла сосуд, и по дороге капли драгоценного напитка падали на землю. И там, куда они упали, появлялись зеленые ростки кофе…
…Поначалу все идет замечательно: вас захватывает экзотика путешествия, предвкушение приключений, острое ощущение необычности. Проводники навьючивают верблюдов. Но вот все готово и можно пуститься в путь. Путешественники разбиваются на пары: один поедет на верблюде, другой поведет его. И вот первый сюрприз: забраться на верблюда не так-то просто. То есть сесть на него (поскольку верблюд лежит) трудности не составляет, но затем человек неожиданно летит вперед и вниз — это верблюд распрямил задние ноги и тут же вверх и назад — это верблюд распрямил ноги передние. Спасти может только лука седла, за которую судорожно цепляется всадник.
Караван выстроен и по сигналу проводника двигается в путь. Постепенно исчезает из виду хан, долина Шахарута, и вокруг — пустыня. Первые часа полтора проходят в этаком туристском веселье: крики, шутки, смех.
Но постепенно остроумные замечания и веселые шутки затихают, словно скукоживаются от сухого дыхания пустыни, становится тихо, ибо незаметно для вас самих пустыня уже прибрала вас к рукам. Вы постепенно проникаетесь серьезностью и значительностью места, в котором находитесь, и ощущаете, что лишь молчание приличествует человеку, оказавшемуся перед лицом того, что оказалось громаднее, значимее и непонятнее, чем представлялось.
Равномерно идут верблюды. Меняются местами путешественники: час на верблюде — час пешком. Жара обволакивает караван, вбирает его в себя. Куда мы движемся? Что спереди, что сбоку, что позади — всюду вокруг одно и то же. Первый привал. Вода.
Не сразу, очень нескоро пустыня начнет приоткрывать свои секреты. Для начала — в ней много растений. И возможность использования этих растений широка и разнообразна. Какие-то годятся в еду, из других заваривают чай — строго говоря, это не чай, ибо чая там нет — навар изумительной свежести и вкуса. Есть лекарственные растения и даже растение, которое используют вместо мыла. Есть в пустыне и животные — их трудно увидеть, но их много. Это и смешные жуки на длинных тонких ногах, чтобы жар земли не опалил их нежное пузо, это и забавные пустынные зайцы — людей они не боятся и, стоит вам разбить привал, появляются в ожидании еды. Лисы, волки, антилопы. Грифы, вороны. Вороны — птицы не просто умные, но обладающие чувством юмора: набирают в клюв камушки, роняют их на волков, а попав, дико веселятся.
Но конечно же, царь животного мира — верблюд. Характер этого животного не из лучших: упрямый, часто злобный, мрачный. Ни с собакой, ни с лошадью не сравнить. К людям он в лучшем случае равнодушен. Конечно, он узнаёт своего погонщика, но дружеское понимание, подобное отношениям между лошадью и ее хозяином, — крайне редко. И тем не менее к своему верблюду человек привязывается, чуть ли не влюбляется, расставание становится нелегкой задачей, и память о своем равнодушном гордом любимце человек хранит долго.
Он потрясающе устроен, этот корабль пустыни. Зимой может провести без воды три недели, а потом буквально в течение нескольких минут выпить сто пятьдесят литров. Как и среди людей, среди верблюдов есть врожденные лидеры — те, кто поведут караван, и те, кто ни при каких обстоятельствах не встанут во главе. Большой, с мозолями на коленях, он может двигаться легко и изящно, как балерина. Он аккуратно ставит ногу, проверяя поверхность, и только убедившись в безопасности, переносит на нее вес тела. Идя по пустыне, он время от времени срывает свою походную пищу — верблюжью колючку, но никогда не обдерет куст целиком, всегда оставляя растению возможность продолжать рост. Эта благородная черта — забота об экологии, разумное самоограничение, — как и всякие положительные черты, имеет свою оборотную сторону: у кормушки, поев из своей, он в силу привычки оставляет свой корм и лезет к соседу. Что, естественно, приводит к громким верблюжьим скандалам.
К середине первого дня, измучившись от жары, плохо видя мир вокруг — пот заливает глаза, — вы задаете себе резонный вопрос: какого дьявола вы за свои же деньги ввязались в эту авантюру?
Пешком идти трудно и утомительно. Ехать на верблюде —и того хуже. Пока хоть как-то пристроишься, весь зад отобьешь. На спусках приходится садиться задом наперед, иначе все свое мужское достоинство размозжишь о луку седла. А ехать задом наперед, наподобие Иванушки-дурачка, — странно, неприятно и унизительно. Вертеться же каждые несколько минут и того глупее. Затем раздражение нарастает: холм, еще один холм и еще один, и все они ничем не отличаются друг от друга. Ни тебе Парфенона какого, ни Лувра, ни Прадо, ни долины Луары с ее разнообразными замками, ни Ниагары с ее роскошными водопадами. Холм, еще один холм и еще, точь-в-точь как и те, что до него. И ни бара тебе, ни кафе, ни даже хоть какой-нибудь поганой забегаловки. С кондиционером, между прочим. Ничего, Кстати, о еде. Понятно, что на котлету по-киевски здесь рассчитывать не приходится. И на омара не приходится. И на осетрину. Но даже спагетти, каких-нибудь обычных, бесхитростных спагетти, и тех нету: ни под соусом карбонара, ни под соусом болонез, ни под соусом песто… Никаких нету. А меж тем, не полез бы ты за романтикой, сидел бы сейчас в баре, пил бы пиво. Холодное, бельгийское. А может быть, чешское. Но обязательно холодное. И мелочь какая-нибудь рядом. Сушка. Маслинки. Рыбка…
