Александра Маринина - Брошенная кукла с оторванными ногами
Мама. Почему не получилось? Надо было на курсы пойти или со знающими женщинами посоветоваться, они бы научили.
Сергей. На какие курсы, мама? О чем ты говоришь?
Мама. Как это о чем? Курсы кройки и шитья. Кулинарные какие-нибудь. И вообще по домоводству!
Анна. Вы думаете, я плохая хозяйка, да? Думаете, я готовить не умею? Да все я умею! Когда гости приходят, так все в один голос говорят, что ни в одном ресторане так не накормят. И шить я умею, и вышивать, и вязать. Только это никому не нужно, понимаете? Никому! Я вышла на пенсию в тридцать пять, а сыну уже 16 лет, он и дома-то не бывал, только ночевать приходил, у него своя жизнь началась, и весь мой уют, и мой ремонт, и мои пироги и борщи ему уже не нужны были.
Мама. А муж что же? У него что, тоже своя жизнь началась?
Сергей. Подожди, мама, не перебивай! А как же муж? Разве ему не нужен был уютный дом?
Анна. Не знаю… Он открыл собственную фирму, очень много работал, часто ездил в командировки. У него дом в его офисе, а не там, где я. Теперь сын уже совсем взрослый, институт закончил, работает, сам себя содержит, жениться собирается, через два месяца свадьба.
Мама. Ну вот, он молодую к вам под крыло приведет, будете ей помогать быт налаживать, потом детишки пойдут, как же без вас? Без вас никак не обойдутся.
Анна (со вздохом). Обойдутся. Никого он ко мне под крыло приводить не собирается. Он уже себе квартиру купил, больше половины денег сам заработал, остальное мы с мужем дали. И детишек сами будут растить, няню наймут в крайнем случае. У нас сын очень самостоятельный, с детства приучен рассчитывать только на свои силы.
Мама. Знаем мы таких самостоятельных! А деньги-то на квартиру у вас взял, не постеснялся!
Анна. Он не хотел брать, но мы с мужем настаивали и уговорили его. И то только при том условии, что даем в долг, иначе он ни за что не взял бы. Он эти деньги нам вернет в течение трех лет.
Мама. Нет, ну хоть убей, не понимаю я этих нравов! Да как это так — родным детям деньги в долг давать? Где ж такое видано? Детям помогать надо, бескорыстно помогать, от всего сердца, последний кусок от себя оторви, а ребенку отдай. Вот как надо!
Сергей. Мама, но Анна обо этом же и твердит тебе! Она и хотела сыну помогать до самой старости, быть ему нужной, полезной. А он хочет быть самостоятельным и в ней не нуждается. Правильно, Анна?
Анна. Да, Сергей Петрович, правильно. Хорошо, что вы меня понимаете, я знала, я чувствовала, что вы меня поймете. Теперь я вижу, что не напрасно к вам пришла, я чувствовала, что только вы…
Звонит телефон. Сергей берет трубку.
Сергей. Да, слушаю вас. Да… Нет, сейчас я не могу, я занят, перезвоните через…
Смотрит на Анну, потом на часы.
Сергей. Позвоните вечером, после девяти.
Мама (громким шепотом). Вечером ты обещал пойти к Софочке.
Сергей. Нет, извините, после девяти меня не будет. Давайте завтра… Поздно?… В завтрашний номер?… Ну хорошо, попробуйте часа через два позвонить, может быть, я уже освобожусь. (кладет трубку).
Интервью по телефону им нужно, видите ли! И срочно. А я прямо тут же должен все бросить и отвечать на их вопросы. Еще и недоволен, сукин сын, что перезванивать придется.
Мама. Сыночка, это что, из газеты звонили?
Сергей. Ну да.
Мама. И ты с ними так разговаривал? Ой, божечки, сыночка, как же ты не боишься?
Сергей. А чего я должен бояться?
Мама. Так из газеты же!
Сергей. Ну и что?
Мама. Если они на тебя обидятся, они же про тебя такое могут написать, такое… Я прямо не знаю.
Сергей. Зато я знаю. Гадости про меня написать они могут независимо от того, как я с ними разговариваю. Одно с другим не связано.
Мама. Я не пОняла, сыночка. Как это?
Сергей. А вот так. Если у журналиста есть задание опросить, к примеру, десять известных людей и выяснить, как они относятся к президенту, то он должен выполнить это задание во что бы то ни стало. Он садится на телефон, открывает записную книжку и начинает обзванивать всех, кого может. Кого застанет дома, того и спрашивает. И никого в этот момент не интересует, как этот журналист относится лично к писателю Кайдалову. Зато когда журналисту дадут задание написать о том, какие книги сегодня люди читают в нашей стране, так он напишет, что Сергей Кайдалов — полная бездарность, и народ в нашей стране тупой и безграмотный, раз с удовольствием читает такого плохого писателя. И никакого значения в этот исторический момент не имеет тот факт, что с Кайдаловым данный журналист лично знаком, пил с ним водку в ресторане Дома литераторов и клялся ему в вечной дружбе. Это волчьи законы, мама, ты не вникай, к тебе это не имеет отношения.
Мама. Как же не имеет, сыночка, я ведь твоя мать…
Раздается звонок в дверь. Мама вскакивает.
Мама. Я открою, сыночка, ты сиди.
Мама выходит.
Анна. Ваша мама тоже хочет быть вам полезной, да?
Сергей. Старается. Зря, наверное, я ее из Воронежа привез. Хотел, чтобы она была поближе, чтобы хоть на старости лет пожила в комфорте, хороших продуктов поела. И мне спокойнее, я по крайней мере могу не беспокоиться каждый день, как она там, не болеет ли, не нуждается ли.
Анна. Вы говорите так, как будто сожалеете об этом.
Сергей. Да черт его знает… Не знаю, как правильно было бы. Вроде бы мне хорошо, что она здесь, со мной, но с другой стороны вырывать человека, которому почти семьдесят лет, из привычной среды, отрывать от соседей, от друзей, от сложившегося образа жизни… Наверное, нельзя этого делать. Ведь для нее здесь все чужие, все незнакомые, вот она и сосредоточила на мне всё внимание, все душевные силы. Пытается во всё вникать, всем интересоваться. Она хочет понять нашу жизнь, а разве ее можно объяснить? Разве можно объяснить человеку, прожившему всю жизнь в провинции и при советской власти, те волчьи законы, по которым мы живем сегодня в Москве?
Анна. Ну, положим, Воронеж — не такая уж провинция, это крупный промышленный город…
Сергей. Не принимайте мои слова так буквально. Я хотел сказать, что Москва всегда, и при советской власти тоже, была столицей, то есть местом, где сосредоточена власть и аппарат управления ею, а это значит, что законы человеческого общения и общежития в Москве всегда были другими. Не такими, как в других городах. А сегодня это различие стало настолько разительным, что когда пытаешься объяснить эти законы простым доступным языком, сам начинаешь диву даваться и понимаешь, что нормальным умом это охватить невозможно.
