Виктория Токарева - Можно и нельзя (сборник)
Он икнул и пошел в душ.
Марина стелила кровать, но движения ее рук были приторможены. Руки уже не верили. И это плохой знак.
Потом они легли. От Рустама пахло не земляникой, как прежде, а тем, что он съел. Мясом и луком. Он дышал ей в лицо. Марина не выдержала и сказала:
— Пойди сполосни рот.
Рустам тяжело слез и пошел голый, как неандерталец. Было стыдно на него смотреть. И это тоже плохой знак.
Саша уехал первым. Он отправился в Москву с азербайджанскими перекупщиками овощей. В Москве торговал на базаре. Азербайджанцы держали его за своего. Акцент въелся как родной.
Там же на базаре познакомился с блондинкой, и Марина скоро получила свадебные фотографии. На фотографии Саша надевал обручальное кольцо на палец молодой невесте.
Невеста — никакая, мелкие глазки, носик как у воробья. Не такую жену хотела она своему Саше. Ну да ему жить…
Марина поплакала и устремила все свои чаяния на Снежану. Дочь ближе к матери.
Снежана заканчивала школу. В нее был влюблен одноклассник Максуд Гусейнов. Отец Максуда — министр.
Марина замерла в сладостном предчувствии. Ее дочь войдет в богатый, престижный дом. И тогда статус Марины резко поднимется. Она уже не учительница младших классов, разведенка, русский джуляб. Она — сватья самого Гусейнова, у них общие внуки. Денег у Гусейновых хватит на детей, внуков и еще на четыре поколения в глубину. Можно будет бросить дополнительные занятия, и даже школу можно бросить. Она будет появляться в тех же кругах, что и родители Рустама — актриса и генерал, и сдержанно здороваться.
Но произошло ужасное. Снежана влюбилась в мальчика с соседнего двора, татарина по имени Олег. Олег — старший в семье, у него десять братьев и сестер. Десять голодных голозадых татарчат ползают по всему двору и жрут гусениц.
Как это случилось? Как Марина просмотрела? Узнала от соседей. Оказывается, тот Олег каждый день ее провожает и они каждый день отираются в парадном. Мать — джуляб, и дочь в нее…
Марина поняла, что времени на отчаяние у нее нет. Надо немедленно вырвать Снежану из среды обитания и отправить подальше от Олега. В Москву. В Сашину семью. Саша нашел медицинский техникум. Не врач, но медсестра. Тоже хорошо.
Отправили документы. Снежана получила допуск.
Надо было лететь в Москву.
Марина поехала проводить дочь. Самолет задерживался. Зашли в буфет. Марина купила Снежане пирожное — побаловать девочку. Как она там будет на чужих руках? Сердце стыло от боли. Снежана жевала сомкнутым ртом. Ротик у нее был маленький и трогательный, как у кошки. Глаза большие, круглые, тревожные. Как любила Марина это личико, эти детские руки. Но любовь к дочери была спрятана глубоко в сердце, а наружу вырывалась грубость, как ядовитый дым. Точно как у матери. С возрастом Марина все больше походила на мать — и лицом, и характером. Умела напролом идти к цели, как бизон.
— Максуд знает, что ты едешь в Москву? — спросила Марина.
— Да ну его… — ответила Снежана.
Так. Все ясно. Статус останется прежним и даже упадет. Деньги Гусейновых будут служить другим.
— А этот… — Марина даже не захотела выговорить имя «Олег». — Этот знает?
— Я буду ему писать, — отозвалась Снежана. Не хотела распространяться.
— Скажи, пожалуйста, — вежливо начала Марина, — почему тебя тянет в самую помойку?
— Я его люблю. А твоего Максуда терпеть не могу. У него пальцы как свиные сардельки.
— При чем тут пальцы?
— А что при чем?
— Перспективы, — раздельно произнесла Марина. — Какая перспектива у твоего аульного татарина? Метла? И что у вас будут за дети?
Снежана сморгнула, и две слезы упали в чашку с чаем.
— Не могу… — Марина расстегнула кофту. Ей не хватало воздуха.
Подошла официантка Джамиля, бывшая ученица Марины. В городе было полно ее учеников. Девочки, как правило, не тяготели к высшему образованию.
— Здрасьте, Марина Ивановна, — поздоровалась Джамиля. — Передали, рейс опять задерживается. Вы слышали?
— Ты иди, — участливо предложила Снежана. — Я сама улечу.
Марина растерянно посмотрела на Джамилю.
— Идите, идите… Я за ней присмотрю.
— Что за мной смотреть? — пожала плечом Снежана. — Что я, ребенок?
Марина поняла, что серьезного разговора с дочерью не получится. Слишком тесно стоят их души. Снежане эта теснота невыносима. Ей будет спокойнее, если Марина уйдет и перестанет мучить.
Марина ушла. Она ехала на автобусе и тихо плакала. Снимала слезы со щеки. Как медленно тянулся каждый день. И как мгновенно промчались семнадцать лет. И теперь вот Снежана уезжает. И хорошо, что уезжает. Первая любовь — нестойкая. С глаз долой, из сердца вон.
Марина вошла в свою квартиру через полтора часа, и тут же зазвенел звонок. Звонила Джамиля. Она сообщила, что Снежана не дождалась самолета. За ней приехал высокий черный парень, и они вместе куда-то испарились. И на посадке Снежаны не было.
— А билет? — растерянно спросила Марина.
— Ну вот… — ответила Джамиля. Что она могла добавить.
Билет пропал. Снежана сбежала с Олегом.
У Марины горело лицо, как будто наотмашь ударили дверью по лицу. «Ну вот…» — повторяла она.
Мать не знала любви и не понимала Марину. Но ведь Марина знает, что такое любовь-страсть, а тоже не понимает дочь. Что это? Конфликт поколений? Нет. Если бы Снежана выбрала Максуда — воспитанного и начитанного мальчика, золотого медалиста, — никакого конфликта поколений не было бы.
И дело не в деньгах. Дело в общении. В атмосфере семьи. Но с другой стороны, Рустам — тоже не философ. А она была с ним счастлива. И даже сейчас, после вранья, — тоже счастлива.
Марина металась по квартире, хотела бежать, но не знала куда. Она не знала, где живет этот Олег, будь он трижды проклят. Марина металась и билась о собственные стены, как случайно залетевшая птица.
Пришел Рустам — ясный и простодушный, как всегда. Марина ударилась о Рустама. Он ее поймал, прижал, пригрел. Она утихла в его руках.
— Как будет, так и будет, — философски изрек Рустам. — Что такое семнадцать лет? Это только начало. Рассвет. Даже раньше, чем рассвет. Первый солнечный луч. Пусть будет Олег. Потом другой. Зачем отдирать по живому? Само отвалится. Только бы не было последствий в виде ребенка.
Последствия не заставили себя ждать. Снежана ходила беременная. Марина узнала об этом через чужих людей. Снежана не звонила и не появлялась. Видимо, боялась.
Марина закрывала глаза и молилась, чтобы ребенок не появился на свет. Умер во чреве. Грех, грех просить такое у Бога. Но ребенок — крепкая нить, которая привяжет Снежану к Олегу. А Марина хотела получить дочь обратно, отмыть, нарядить и пустить в другую жизнь, где чисто и светло. Как у Хемингуэя.
