Дженнифер Арментраут - Не оглядывайся
Мы повернули головы и… Вау! Ничего, кроме вау! Моя челюсть, отвиснув, опустилась на покрывало. Высокий парень стоял в дверном проеме моей спальни. Темно-каштановые волосы почти полностью закрывали его лоб и завивались возле ушей. Его кожа была почти оливкового цвета и на фоне моей бледности выдавала в нем потомка либо коренных жителей Америки, либо латиноамериканцев. Его широкие скулы придавали лицу экзотический вид, сильные челюсти были плотно сжаты. Рубашка с длинными рукавами плотно обтягивала его плечи и бицепсы. Тело парня было атлетическим, стройным и мускулистым.
Черная бейсболка свешивалась с кончика его пальца — похоже, он про нее забыл. Наши глаза встретились, и я почувствовала, что в груди у меня что-то зашевелилось. Его магнетические глаза были ярко-голубыми. Такой цвет имеет послезакатное небо, когда день закончился и вот-вот наступит ночь — в общем, цвет сумерек. В его взгляде я заметила неподдельный интерес ко мне и озабоченность.
— Это мой бойфренд? — шепотом спросила я с надеждой и одновременно со страхом. Будь он моим бойфрендом, я не знала бы, что с ним делать. Или нет, знала — внезапно в голове у меня возникло множество ассоциаций, связанных с поцелуями, прикосновениями и прочими забавными делами… Этот парень был… соблазнительно великолепным, и это пугало меня, что называется, до смерти.
Скотт давился от смеха.
Гость, стоявший в дверях, смотрел на моего брата, затем перевел взгляд на меня. Жар буквально опалил мне щеки. Тот самый интерес все еще был в его глазах, и мои губы изобразили подобие улыбки. Он был счастлив видеть меня, но… Но вдруг его глаза превратились в ледышки.
— Бойфренд? Да… — медленно произнес он глубоким и мягким голосом. — Ну уж нет, даже если бы ты в следующем году заплатила за мою учебу в Пенсильванском универе.
Уязвленная и смущенная его ответом, я отпрянула назад, но вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я сумела их сжать.
— А почему нет?
Незнакомец смотрел на меня так, словно из моей головы торчала рука, которой я размахивала во все стороны. Он повернулся к моему брату, поднял брови.
— Я подожду тебя на улице.
— Заметано, Кар, выйду через секунду.
— Почему его так странно зовут?[6] — удивилась я, складывая руки на груди.
Парень с автомобильным именем остановился и обернулся ко мне.
— Кар — это Карсон Ортиз.
Ой. Все понятно. Я опустила руки, казня себя за свою несусветную глупость.
Глаза Карсона сузились.
— Она действительно не имеет понятия о… Ни о чем?
— Да, — подтвердил Скотт и поджал губы.
Карсон снова собрался уходить, но снова остановился. Пробормотав что-то себе под нос, он посмотрел на меня.
— Я рад, что ты в порядке, Сэм.
Прежде, чем я успела ответить, он ушел. Я снова повернулась к Скотту.
— Я ему не нравлюсь.
У Скотта был такой вид, будто он вот-вот снова рассмеется.
— Да, похоже, что так.
Какое-то странное томление возникло у меня в груди.
— А почему?
Слезая с кровати, брат вздохнул.
— Он не нравится тебе.
Не нравится мне? У меня что, нет вкуса? Он же просто потрясающий, и, без сомнения, во всем! А откуда, кстати, я это знаю?
— Я что-то не врубаюсь.
— Ты для него одна из тех сучек… В последние два года…
— Но почему?
По выражению его лица я поняла, что ему надоели мои бесконечные «Почему?».
— Да потому, что его отец наемный работник, а ты не больно расположена к наемным работникам. А также к их отпрыскам и всем, блин, кто имеет к ним отношение.
Мои ослабевшие руки опустились на колени, я совершенно не представляла, что сказать в ответ. Он, должно быть, снова разыгрывал меня.
— А у нас разве есть наемные работники?
Глаза Скотта округлились.
— Мать и отец нанимают работников; это наверняка покажется тебе смешным, но мама не работала в своей жизни ни одного дня. — Его передернуло, когда он увидел выражение моего лица. — Господи, да с тобой говорить все равно что с новорожденным.
Злость, казалось, впивается в мою кожу, причиняя сильную боль.
— Прости. Кар уже ждет тебя, чтобы потрепаться. И уж он наверняка не страдает от пониженного коэффициента умственного развития.
В его взгляде на меня мелькнуло сожаление, и Скотт снова тяжело вздохнул.
— Послушай, мне действительно жаль. Я не это имел в виду, Сэм, но все так странно. Как в фильме «Вторжение похитителей тел»,[7] где люди превращались неизвестно в кого.
Это было странно. Обеспокоенная и даже немного испуганная, я смотрела на пустой дверной проем. И вдруг поняла, что не хочу оставаться одна.
— А куда ты с парнями идешь?
Скотт, еще раз посмотрев на свои спортивные штаны, удивленно приподнял бровь.
— У нас тренировка по бейсболу.
— Можно я тоже пойду?
Его лицо превратилось в изумленное.
— Ты же ненавидишь бейсбол. Единственной причиной, по которой ты туда ходила, был Дел.
— Да я не знаю, кто такой Дел! — Мои ладони беспричинно сжались в кулаки. — Я не знаю, что именно я ненавижу. Или что мне нравится. Или что мне следует делать или говорить. Мне все это незнакомо. Но что еще хуже, теперь я знаю, что все, похоже, ненавидят меня — в том числе и моя лучшая подруга, которая исчезла одновременно со мной, — а почему, я даже не могу вспомнить. — Я оглядела комнату глазами, к которым подступили слезы. — А еще мое второе имя Джо. Ну кто дал ребенку такое ужасное второе имя?
Несколько секунд Скотт хранил молчание, а потом опустился передо мной на колени. Это было более чем странно — смотреть в его лицо, а видеть свое собственное, но более твердое и решительное.
— Сэм, все будет в порядке.
Моя нижняя губа задрожала.
— Все так говорят… Ну а что, если этого не будет?
Он ничего не ответил.
Ведь если что-то было не в порядке, то вряд ли уже будет иначе. Я застряла в жизни, которую не помню, втиснутая в оболочку этой девушки — Саманты Джо Франко, и чем больше я узнаю ее, тем сильнее начинаю ненавидеть.
ГЛАВА 3
В субботу я встречалась со своими подружками… в первый раз. Они говорили. Без умолку. Говорили одно и то же и выглядели одинаково. Их волосы с модным блондированием были аккуратно уложены. Все девушки выглядели такими тощими, что им наверняка стоило бы есть побольше пончиков, которыми объедалась я.
Они толпились вокруг, обнимали меня и плакали. Моя мама сидела на кухне, потягивая вино, хотя было еще одиннадцать утра. Одна из трех девушек стояла чуть поодаль. Я почти сразу запомнила ее имя.