Джон Стейнбек - Русский дневник
― Хочет ли войны русский народ, или какая-то его часть, или кто-то в русском правительстве?
Тут он выпрямился, положил свой карандаш и сказал:
― Я могу. однозначно ответить на этот вопрос. Ни русский народ, ни какая-то его часть, ни часть русского правительства не хотят войны. И даже больше того: русские люди пойдут на все, чтобы избежать войны. В этом я уверен
Он опять взял карандаш и стал рисовать загогулины на бумаге.. ― Давайте поговорим об американской литературе, продолжал он, ― нам стало казаться, что ваши писатели уже ни во что не верят. Это правда?
― Не знаю, ― ответил я.
― Ваша последняя книга показалась нам несколько циничной, ― сказал он.
― Она не цинична, ― ответил я. ― Я считаю, что писатель обязан как можно точнее описывать время, в котором он живет, и так, как он его понимает. Этим я и занимаюсь.
Потом он спросил об американских писателях, о Колдуэлле и Фолкнере, и о том, когда Хемингуэй собирается выпустить новую книгу. И еще он спросил, какие молодые писатели появляются, какие новые имена. Мы ответили, что появилось несколько молодых писателей, но еще очень рано от них ожидать чего-либо серьезного. Эти молодые люди ― вместо того, чтобы учиться мастерству ― служили последние четыре года в армии. Такой опыт, скорее всего, должен был глубоко потрясти их, но им понадобится время, чтобы прочесать этот свой опыт, выделить из жизни основное, а потом уже садиться писать.
Казалось, он несколько удивился, узнав, что писатели в Америке не собираются вместе и почти не общаются друг с другом. В Советском Союзе писатели ― очень важные люди. Сталин сказал, что писатели ― это инженеры человеческих душ.
― Мы объяснили ему, что в Америке у писателей совершенно иное положение ― чуть ниже акробатов и чуть выше тюленей. И, с нашей зрения, это очень хорошо. Мы считаем, что писатель, в особенности молодой, которого очень расхваливают, так же быстро может быть опьянен успехом, как и киноактриса, о которой печатают хорошие рецензии в специальных журналах. А если критика будет как следует колошматить писателя, в конечном счете это обернется для него только пользой. ― Нам кажется, что одним из самых глубоких различий между русскими и американцами является отношение к своим правительствам. Русских ~ учат, воспитывают и поощряют в том, чтобы они верили, что их правительство хорошее, что оно во всем безупречно, что их обязанность ― помогать ему двигаться вперед и поддерживать во всех отношениях. В отличие от них американцы и британцы остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что правительство должно играть в обществе как можно меньшую роль и что любое усиление власти правительства ― плохо, что за существующим правительством надо постоянно следить, следить и критиковать, чтобы оно всегда было деятельным и решительным…
Блокнот г-на Караганова пестрел синими и красными значками. Наконец он сказал:
― Если вы составите список того, что вы хотите сделать и увидеть, и передадите его мне, я посмотрю, чем смогу вам помочь.
Караганов нам очень понравился. Этот человек говорил прямо и без смущения. Позже мы слышали много высокопарных общих слов. Но никогда мы не слышали такого от Караганова. Мы не скрывали, что мы именно те, за кого себя выдаем. У нас были свое мнение, своя американская точка зрения и, вероятно, с его точки зрения, ряд предубеждений. Но он не проявил ни нелюбви, ни недоверия, наоборот, казалось, что он проникся уважением к нам. За время нашего пребывания в Советском Союзе он здорово помог нам. Мы неоднократно встречались с ним, и его единственная просьба к нам заключалась в следующем:
― Напишите правду, напишите то, что увидите. Не меняйте ничего, напишите так, как оно есть, и мы будем очень рады. Потому что мы не доверяем лести.
Он казался нам честным и хорошим человеком.
Но все же вокруг нашей поездки шла молчаливая борьба. В настоящее время в Советский Союз можно приехать только в качестве гостя какой-то организации или для выполнения какой-то определенной работы. Мы не были уверены, занимается ли нами Союз писателей или же ВОКС, и не были уверены, что они сами это знают. По всей вероятности, обе организации стремились свалить эту сомнительную честь друг на друга. В одном мы были уверены: мы не хотели получать аккредитацию постоянных корреспондентов с соответствующими корреспондентскими правами, так как в этом случае мы попали бы под контроль Министерства иностранных дел. Правила МИДа очень строги в отношении корреспондентов, и если уж мы стали бы его подопечными, то не смогли бы выехать из Москвы без специального разрешения, которое очень редко выдается. Мы не смогли бы свободно путешествовать, и, кроме того, наш материал подлежал бы проверке цензурой МИДа. Этого всего мы не хотели, тем более что нас предупредили американские и английские корреспонденты в Москве, и мы увидели, что их репортерская деятельность сводится в большей или меньшей степени к переводу русских газет и журналов и пересылке этого перевода, и даже в этом случае цензура зачастую убирала большие куски из их телеграмм. Иногда цензура вела себя вообще смешно. Один раз американский корреспондент, описывая Москву, написал, что Кремль имеет форму треугольника. Позже он увидел, что это место вырезано из его статьи. Конечно же, никаких правил, которым нужно было бы следовать, не существовало, но корреспонденты, прожившие в Москве долгое время, уже приблизительно знали, о чем они могут писать, а о чем нет. Эта вечная борьба между цензурой и корреспондентами продолжается.
Существует знаменитая история про новую машину. Один инженер изобрел машину, которая прокладывает туннели или роет канавы, и назвал ее «земляной крот». В советском научном журнале появились ее фотографии и технические данные. Один американский журнал опубликовал этот материал у себя. В свою очередь, английская газета, увидев эту статью, телеграфировала своему корреспонденту в Москве, чтобы тот срочно написал о «земляном кроте». Английский корреспондент отправился в советский научный журнал, откопал материал и послал его в свою газету, после чего выяснилось, что всю статью задержала цензура.
Деятельность корреспондентов была еще больше урезана недавним постановлением, которое приравнивало разглашение сельскохозяйственных, промышленных и демографических показателей к разглашению военной информации. В результате никто не мог узнать никаких цифр относительно любого русского производства. Обо всем шла речь в процентах. А без основного показателя это вам ничего не дает. Например, вам не могут сказать, сколько тракторов выпустил такой-то тракторный завод, но вы можете узнать, что это, к примеру, составляет 95% от уровня 1939 года. Если вы знаете, сколько машин было выпущено в 1939 году, то получите достаточно точную цифру, но если у вас нет другого показателя, вы пропали. Иногда это выглядит просто смешно. Если, например, кто-то спрашивает, каково сейчас население Сталинграда, ему ответят, что оно составляет 87% от довоенного уровня. Следовательно, затем надо узнать, сколько народу жило в Сталинграде до войны и высчитать, сколько там проживает сейчас.
