Маша Трауб - Продается дом с дедушкой
– Ну, ничего, купишь себе другую, – ответил Игорь.
Лариса замычала еще громче.
Он нехотя пошел на кухню, накапал в водочную рюмку валокордин и принес жене. Она отмахнулась, но потом выпила.
– Я устала, очень устала, – сказала она.
Игорь кивнул, хотя не мог понять, отчего жена устала – все было как обычно, рутина. И он опять почувствовал себя виноватым.
– Ну, возьми отпуск, поезжай на дачу, – предложил он.
– Ты не понимаешь? Я от всего устала! От тебя, от дачи, от детей устала! От этой жизни устала! Ты понимаешь? Ничего ты не понимаешь!.. Никогда не понимал!
Игорь прекрасно помнил, что все началось с того срыва жены. Он помнил срыв и то, как потом все вдруг… завертелось, что ли. Или это случилось позже? Или срыв жены вообще ни при чем?
Он так часто отвечал на вопросы читателей про начало своей карьеры, что у него сложилась вполне себе полноценная легенда. Он в нее поверил. И только жена знала, как все было на самом деле. Или у нее тоже сложилась своя история? У каждого – своя правда? Да, у него, у Игоря, – своя. У жены – своя. И чья правда правдивее?
– Как началась ваша творческая карьера? – спрашивали Игоря Михайловича.
– Это была судьба, – отвечал он скромно. – Я раньше не верил в судьбу, а сейчас верю. Давно поверил. Мой лучший друг – мы выросли вместе – не сдал рукопись вовремя. Сами понимаете, писательство – это не болванки на заводе тачать. Муза прилетела, улетела. И вы же понимаете: в те годы… это было страшно. Даже опасно. И я предложил напечатать рассказы.
– Чтобы дать возможность другу закончить рукопись?
– Конечно. Я не сомневался, что его роман будет опубликован. А мои рассказики, как бы это сказать, «заткнули дырку». Тогда же были планы, сроки, пятилетки… Ну, вы слишком молоды, чтобы это помнить.
– Вы поступили благородно!
– Да нет, так бы каждый на моем месте поступил. Тогда мы знали цену понятиям «дружба», «предательство», «верность». Об этом и мои рассказы, кстати.
– Вы хотели рассказать детям об этих понятиях?
– Да, конечно.
– Вы могли предположить, предсказать такой успех?
– Нет, конечно. О чем вы говорите? Я вообще об этом не думал! Если честно, мне эти рассказы казались милыми, но не более того. Смешной разминкой. Я вообще не думал, что они увидят свет. Я же писал для себя, для семьи. Чтобы жене было приятно. Так, баловство.
Тут Игорь Михайлович говорил чистую правду – он не думал ни о славе, тем более такой, многолетней. Может, стоило рассказать, что он эти рассказы ненавидел? Считал худшим из написанного! Да ему было стыдно за каждую букву! А сколько он вытерпел насмешек? Эти рассказики ему всю жизнь перевернули – не отмоешься, не зачеркнешь, не перепишешь и, как оказалось, не выпрыгнешь из детских штанишек. Так и останешься недо-писателем, недо-детским, недо-взрослым.
– Ну что – про самолетики пишешь? Или уже до скакалок дорос? Все песочницы, грибочки, карусели? – шутил редактор Аркадий Леонидович, который тоже был удивлен успеху рукописи. Он снял свою фамилию из выходных данных, чтобы не позориться. Подписался Ивановым, и этого Игорь долго простить не мог. Удар тогда был сильным – по самолюбию, по самооценке. Даже не щелчок по носу, а как делали старшие ребята в лагере: «Хочешь, за ворота перекину? Есть верный способ. Знаешь секрет? Если голова за воротами, то и тело пройдет». Они обхватывали голову Игоря двумя руками и приподнимали от земли так, что ноги болтались. Он начинал кричать и дрыгать ногами. После этого голова еще пару дней трещала и взрывалась то у виска, то над бровью. Кровь носом шла. Игорь доползал до дяди Васи и падал в спасительный обморок у сторожки на проходной.
А книжка продавалась. И переиздавалась. Аркадию Леонидовичу премию дали за тиражи и открытие таланта. Тот напился с горя и от стыда. Не открывал он никаких талантов. Где сейчас этот Аркадий Леонидович? Поди, на кладбище. В гробу переворачивается – книжка-то переиздается. А его и в титрах нет – никто о нем и не помнит. И ведь был всесильный человек – бог, власть, сила. Сидел в огромном кабинете, на диванчике кожаном отдыхал, чай любил из персонального стакана в подстаканнике пить. На столе всегда баранки стояли. Всегда предлагал: «Угощайтесь!» – только никто ни разу ни одну баранку не съел. Игорь все мечтал взять одну, проверить, сломать в ладони – совсем старая или ничего себе, свежие подсыпают?
Игорь тогда, по молодости и злости, многое хотел доказать. Хотел, чтобы Аркадий Леонидович крякнул, ойкнул, охнул над новой рукописью. Признал бы за ним талант. Игорь пытался написать про грибочки-карусели, повторить успех, так сказать. Всем назло. Но не получалось. Не было в новых текстах развязной легкости, живости, дыхания. Тексты получились тягомотные, нравоучительные. Игорь и сам себе удивлялся – как он до этого-то писал?
– Вы, мой дорогой, – говорил Аркадий Леонидович, – автор одного рассказика. Да-да, рассказика, растянутого на книжку. Поделенного на главки и напечатанного большим кеглем. А что там текста? Тьфу! Кот наплакал. Две странички! Ну, три…
Игорь и на детскую площадку специально ходил, и на каруселях сидел в надежде подсмотреть, подслушать, а все никак. Натужно выходило, выдавленно. Будто и не он писал тот первый сборник. Не его рука. Он даже ушел в запой в надежде поймать ощущение, но Лариса быстро ему музу прогнала и бутылки выбросила. С такой женой с музами не забалуешь.
Он взялся за взрослую повесть. Долго думал, просчитывал. Сейчас выйдет с повестью, а потом и роман на стол положит – вот вам, подавитесь! Но повесть хоть и вышла – на волне случайного успеха сборника, – но не «прозвучала». Точнее, прозвучала похоронным маршем. Тут же появилась одна статья в солидной газете, где Игоря называли графоманом от детства, переростком от литературы – мол, пиджачок взрослый примерил, а с чужого плеча, не по росту, да и не по возрасту.
Игорь был уверен, что к публикации руку приложил Аркадий Леонидович. После этой статьи его жизнь и закончилась. Роман, все еще незавершенный, так и не взяли даже на рассмотрение, не поставили в план издательства. Аркадий Леонидович махал своими короткими ручонками, будто разгоняя мух, и отказывался читать рукопись.
– Заберите, даже смотреть не желаю, – визжал редактор. – После этой статьи?.. Да вы всех нас под монастырь подведете!
И кто кого подвел под монастырь? Время? Сгинуло издательство, а вместе с ним и Аркадий Леонидович. Нет, не так. Сначала Аркадий Леонидович вышел на почетную пенсию – успел, собака, уйти красиво. Это уже позже все закрутилось. И вот, та-дам, та-да-да-дам: Игорь, Игорь Михайлович Петров снова в строю, на боевом коне! Признанный классик, уважаемый человек, автор гениального произведения про детей, маститый детский писатель. Читает вслух рассказы, раздает автографы и рисует зайцев, похожих на черепах, которые, в свою очередь, похожи на собачью какашку с глазами. Все? Скушали?!
