Михаил Башкиров - Страсти обыкновенные
— Честное слово, стану чемпионом Союза — для начала, — Кирилл скрестил руки на груди, как отец.
— Для начала кончи школу…
— Школу-то он одолеет, а для чемпиона жидковат, да и характера маловато, — отец сел на тахту. — Давай лучше в шахматы сразимся.
— Ваня, ты же обещал поговорить с ним по-мужски!
— Он у нас теперь человек самостоятельный, вон какую жизненную программу развернул. Пусть дурачки бегают за рекордами, а наш сын рванет за благами…
— Ваня, ты же обещал…
— Ну, а если серьезно, то думаю, он давно все понял и деньги больше у кого попало занимать не будет, икону без спроса брать не будет и выигрывать у отца на зевках не будет…
— Игра есть игра!
— Я бы могла инфаркт схватить, хоть бы записочку оставил…
— Мать, да наплюй ты на нее. Давайте лучше овчарку шотландскую заведем, — Кирилл принес шахматы, высыпал фигуры на тахту, разместил поудобнее доску. — А Ирка, дура, от иконы пришла в восторг…
На этот раз Сластенов проснулся рано — то ли потому, что жена в эту ночь спала крепко и даже не бегала смотреть икону, то ли потому, что сам выспался досыта.
В спальню заглянул Кирилл, сообщил, что мать с получки обещала дать на кассеты, и убежал, хлопнув со всей силы входной дверью, назло соседкам.
Сластенов подошел к кону. На небе чистота. Лишь на асфальте, внизу — россыпь луж.
Денек будет прекрасный… А все-таки вчера я выиграл три партии подряд… Или Кирилл специально поддался — в благодарность за спасение от разноса… Надо бы принять душ — взбодриться малость…В пешечных окончаниях он слабоват…
Сластенов отыскал в шифоньере свежие трусы в синий горошек и пошел в ванную. Там разделся, бросил трусы и майку в пластмассовый таз.
Лучше бы не привозил икону… Обычно жена не любила накапливать белье, а сейчас ее как подменили… Да и на кухню теперь не загонишь…
Сластенов убрал из ванны сумку Кирилла, настроил воду попрохладней, закрыл глаза, подставляя то лоб, то затылок под урчащий душ.
Ничего, скоро успокоится… Остынет… В прошлом году так же с кактусами носилась — а через два месяца все раздарила…
Сластенов растерся полотенцем, обмотал им голову и пошел на кухню. Прочитал записку, прислоненную к кофейнику. Жена просила сдать бутылки и купить молока.
Сластенов достал из холодильника яйца, сообразил глазунью.
Может, действительно завести шотландскую овчарку?.. Гулять с ней по вечерам… Идешь с женой, а рядом этакий красавец, породистый, откормленный, довольный…
Когда Сластенов через полчаса вышел из подъезда, за кустами акации сразу заметил тренера. Тот стоял прямо на газоне, в мятой кепчонке и все в той же неизменной мастерке. Сластенов отвернулся, прибавил шагу — бутылки в сетке принялись названивать. Тренер настиг его за углом.
— Извините, — тренер убрал с рукава мастерки налипший листок. Прошу вас буквально на две минуточки… Очень важно…
— Насаждения ломаете, — Сластенов поставил сетку с бутылками на скамейку возле карусели. — Нехорошо!
— Скажите мне откровенно, — тренер сел на скамью и начал трогать пальцем горлышко каждой бутылки. — Вас не утомила еще возня с этой нелепой иконой?
— Лично меня — нет. Видите ли, чтобы нарушить мой жизненный уклад, одной иконы совершенно недостаточно…
— Вы человек серьезный, допустим, а как насчет жены?
Два пацана в одинаковых панамках раскручивали пустую карусель. Визжа и дребезжа, карусель переваливалась с боку на бок, чиркая низом о песок.
— Знаете, мне еще по магазинам надо пробежаться. Так не ходите зигзагами, а действуйте прямо. К чему финтить?
— У меня создалось такое впечатление, что у вашей жены от обладания чудотворной иконой вскружилась голова. Мы-то с вами, конечно, понимаем истинную ценность данной иконы и не впадаем в иллюзии, но вот попробуйте переубедить женщину, вбившую себе в голову, что она обладает шедевром, пробуйте доказать ей обратное…
— Что поделаешь, такой характер. Если что втемяшится, то прочно…
Пацаны бросили карусель и побежали к качелям. Вздрогнув, карусель накренилась и застыла.
— Вы сделаете доброе дело, если убедите дражайшую половину отнести икону в музей. Во-первых, там вашей жене раскроют глаза, во-вторых, если икона окажется действительно редким экземпляром, ей предложат определенную сумму и душевный покой… Искусство, тем более древнее, должно принадлежать народу.
— Самое забавное, что моя жена такого же мнения, только вот она сама никогда в музей не пойдет…
На облезлую дугу карусели сел воробей, покрутил клювом, спрыгнул в песок.
— Сходите вы, — тренер нагнулся, подобрал камушек и швырнул в наглого воробья. — Разрубите узел.
— Скажите, действительно Кирилл способен вытянуть на мастера? Сластенов поднял сетку — бутылки со звоном сгрудились.
— Потенциал есть, — тренер нагнулся за очередным камушком.
— Ну, мне пора, — Сластенов повернулся и, не оглядываясь, прошел мимо качелей. Пацаны в одинаковых панамках бежали ему навстречу.
Из магазина Сластенов вернулся через два часа, отстояв очередь среди бодрых старушек и усталых женщин. Сунул молоко в холодильник. Выдернул из кармана газету, купленную по пути в киоске, нашел в столе у Кирилла карандаш и сел на тахту разгадывать кроссворд. Застряв на парнокопытном из пяти букв, снова открыл письменный стол, достал шестикратную лупу и начал разыскивать икону. Ее не оказалось в серванте и шифоньере. Сластенов заглянул под все кровати, передвинул все кресла и стулья, даже проверил кухню, разбив попутно блюдце. Иконы нигде не было.
И все же Сластенов нашел ее. Она преспокойненько лежала запеленутая в его старом чемодане. Сластенов развернул икону, отнес в комнату и положил на стол в квадрат солнечного света. Долго, пока не онемела рука и не затекла шея, рассматривал ее в лупу. Потом так же долго созерцал икону без лупы.
Почему она меня не волнует?.. Даже один ее возраст должен действовать магически… Эта вуаль, поволока, эти огромные чужие глаза как-никак, бог… Перед ним плакали, его молили, у него искали защиты… А я выменял ее на спиннинг и привез в качестве сувенира… Наверное, лет двадцать назад я загорелся бы, начал копаться в литератур… Но сейчас… Меня больше волнует, кто ухлопал сэра Чарльза, и, если Кирилл прав, то автор должен еще сильнее закрутить сюжет…
Сластенов отнес лупу на место, завернул икону в газету с кроссвордом, сунул под мышку.
Давненько я не был в художественном музее… В последний раз это было, кажется в десятом классе, и на удивление запомнился только витраж на лестнице да Венера из гипса с прикрытыми бедрами… Только бы в музее на смех не подняли…
Сластенов, выйдя из подъезда, покосился на газон — тренера не было.
Когда за Сластеновым захлопнулась массивная дверь с бронзовыми ручками и перестали дребезжать стекла в ближнем окне, затянутом узорчатой решеткой, он шагнул по темному паркету в настороженную тишину и замер, увидев перед собой широкую лестницу с медными прутьями, а за ней — нижний край витража: две босые ноги, ступающие по сизому облаку.
Из-за высоких дверей у него за спиной начали просачиваться звуки улицы: чьи-то приглушенные голоса, шум проскакивающих мимо автомобилей.
Сластенов повернул голову и напротив окна увидел нишу. Там сияли ряды никелированных вешалок. Он подошел к деревянному облезлому барьеру. За барьером сидела женщина в синем халате и пила чай.
Запах свежего чая стоял в ниже как в заводи.
— Мне бы, знаете, тут одну вещь показать, — Сластенов положил сверток на барьере.
— Рыбу не берем, — женщина швыркнула чаем. — Берем шкурки…
— Да не рыба это, икона старинная!
— Так бы сразу и говорил… Тебе, милок, надо к Александре Филипповне. Дуй по лестнице, там увидишь огнетушитель, а рядом дверца малюсенькая, так ты не стесняйся, прямо туда и по коридорчику…
— Спасибо.
Поднявшись по лестницу, Сластенов постоял перед витражом. Витраж то ли потускнел со временем, то ли его, наоборот, подновили, но в данный момент он абсолютно не трогал, как тогда, на давнишней экскурсии…
Через узкий коридор, где вдоль стен торчали запыленные рамы от картин, Сластенов прошел до нужной двери, робко постучал и, услышав повелительный голос, внес икону в кабинет с низким сводчатым потолком.
— Мне бы Александру… Александру… Извините, забыл отчество…
— Если Александру Филипповну, так это я, — женщина за мрачным письменным столом отложила в сторону какую-то бумагу.
Зазвонил телефон. Александра Филипповна расторопно подхватила трубку.
— Перезвони минут через десять… Буду ждать…
— Я вот икону принес, — Сластенов скомкал газету. — Чудотворную!
— Вы к нам на консультацию или хотите предложить ее музею? Александра Филипповна взяла икону, включила яркую настольную лампу, достала из пластмассового футляра большую лупу на длинной ручке. Только учтите, у нас возможности ограниченные…
