Жан-Люк Утерс - Путешествие с Люком
Как же найти пропавшую сумку или, вернее, как попасть в дом? Я прикидывал, где можно заночевать: в Центральном парке (нет, в апреле ночи еще прохладные!), в каком-нибудь захудалом отелишке, в приюте для бездомных? Попутно я думал о том, как хозяева квартиры, которые столь любезно предоставили ее нам, совершенно незнакомым людям, примут новость (интересно, какими словами сообщить им об этом?) о потере своих недублируемых ключей. Неужели им придется взламывать замок за замком, дверь за дверью? Или, может, взрывать каждую из них? Хороши же будут наши друзья, столь опрометчиво порекомендовавшие своим нью-йоркским знакомым «молодую бельгийскую семью, спокойную и симпатичную»!
Я не помнил себя от злости. Жюли осторожно высказала предположение: может, она забыла сумку в фургоне, во время осмотра? Стоило бы позвонить его пожилому владельцу. Увы, старичок с сожалением объявил, что обшарил машину сверху донизу, но ничего не обнаружил. Люк молча, беспомощно наблюдал за нами. Мы с Жюли одновременно подумали об одном и том же: молоко и памперсы остались в этой чертовой, надежно запертой квартире. Нет, рано еще впадать в панику, нужно действовать методично. Жюли перебрала в памяти все места, где она побывала: бакалею, аптеку, скамью в Проспект-парке. Мы обошли их в обратном порядке. В аптеке ничего не нашлось, в бакалее тоже, а в Проспект-парк даже ходить не стоило. Полиция квартала отнеслась к нашей беде с вежливым скептицизмом. За последнее время кражи сумок опять участились, а уж сумка, забытая на улице, представляла для воров более чем легкую добычу. Так что нам посоветовали поставить на ней крест.
От Люка начал исходить подозрительный запашок. Мы вернулись в аптеку, чтобы купить молоко и памперсы («А у вас нет коробок поменьше?»). Как раз рядом мы углядели отель, в котором, судя по облупленному фасаду и сонному портье за стойкой, дела шли не блестяще. Нам повезло, там были свободные места. Обстановка номера подтверждала общее грустное впечатление. Туалеты находились в другом конце коридора. Жюли кинулась туда, чтобы перепеленать Люка. Мы получили короткую передышку.
Потратив несколько дней на звонки в Брюссель, мы наконец смогли поговорить с нашими друзьями, но выяснилось, что они не имеют ни малейшего понятия, где могут обретаться их нью-йоркские знакомцы, злополучные хозяева квартиры. Тогда мы предприняли систематические розыски в том же доме, набирая внизу у подъезда номера всех квартир подряд и каждый раз сообщая в интерфон о нашем несчастье и его кошмарных последствиях; так продолжалось до тех пор, пока мы не обнаружили родителей наших благодетелей, у которых — о, чудо! — были вторые ключи. Очарованные воркованием Люка, они категорически отказались от возмещения убытков, понесенных из-за пропажи ключей. Тщетно я настаивал, они ничего не желали слышать. Мы осторожно открыли дверь квартиры, чтобы провести в ней ночь, последнюю ночь в этом городе. Внутри всё было в порядке, всё на местах: наши чемоданы, соевое молоко, коробки с памперсами. Отсутствовала только сумка Жюли — теперь она вела свою самостоятельную жизнь. Мы без сил рухнули на постель и заснули.
Мои нью-йоркские ночи были полны странными сновидениями: то нескончаемой скачкой по бескрайним равнинам, то лифтами, застрявшими между этажами в необитаемом небоскребе, то младенцами, брошенными на произвол судьбы на подвесных мостах. И, однако, этой ночью я услышал вовсе не во сне, а наяву, как в замке входной двери тихонько поворачивается ключ — сперва в одну сторону, потом в другую, как будто вор, похититель сумки и умелый профессионал (а мне было ясно, что за бронированной дверью притаился именно он), тоже прочитал инструкцию хозяев квартиры относительно способа проникновения в нее. Меня парализовал страх. Сердце неистово заколотилось в груди. Я судорожно стискивал руку крепко спавшей Жюли. Внезапно в гостиной вспыхнул свет, и я услышал, как там ставят на пол тяжелые вещи. Кто-то ходил взад-вперед по комнате, до меня доносились громкие голоса. Воры (а их было как минимум двое) действовали с наглой уверенностью.
Миг спустя эта парочка вошла в спальню и испуганно остановилась при виде другой пары, расположившейся в их постели. Начались взаимные представления. Оказалось, что это хозяева квартиры, друзья наших бельгийских друзей. Они вернулись из отпуска, полагая, что мы уже уехали. И тут я понял, что мы и в самом деле провели здесь на один день больше, чем хотели, из-за прискорбной истории с ключами, в которую я благоразумно не стал посвящать их с порога. «Пожалейте нас, не все плохие новости сразу!» — было написано на их огорченных лицах. После коротких переговоров, когда Жюли наконец-то проснулась (кажется, я не говорил, что спит она крепко, пушками не разбудишь!), хозяева, смирившись с ситуацией, попросили нас оставаться на месте, то есть в их спальне: не стоит затевать переход в другую комнату в такой поздний час, они переночуют в маленьком кабинете рядом. Но там спал Люк! Ужаснувшись, я вскочил на ноги. Младенцев будить нельзя, я уже разъяснял это элементарное правило. Люк поднял дикий рев. «Зачем меня вырвали из сна, из моего заповедного рая?» — вопил он на своем универсальном языке. В общем, это был настоящий бедлам среди чемоданов — наших, широко распахнутых, которые мы уже начали упаковывать, и хозяйских, которые они отперли в этой суматохе, чтобы найти пижамы и зубные щетки. Вопли Люка усугубляли этот хаос, точно оглушительное звуковое сопровождение к фильму-апокалипсису. Жюли взяла его на руки, пытаясь убаюкать. Я рассыпался в извинениях.
На следующее утро, закрыв наши чемоданы, я вручил хозяевам ключи, со стыдом признавшись, что это не их связка. На их лицах я прочел огорчение, которое объяснялось, как они сказали, невозможностью изготовить дубликаты этих ключей, а в Нью-Йорке необходимо иметь только такие модели. Возмещение убытков? Нет, оно им не нужно, ведь продублировать ключи все равно нельзя. Они просто оставят у себя ключи родителей, чтобы пользоваться двумя комплектами. «Это правильно, две связки лучше, чем одна, иначе есть риск, что одному из вас придется ждать другого, со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями», — сказал я, поблагодарив их за любезный прием.
Теперь мне оставалось только забрать «фольксваген». Старик отмыл его до немыслимого блеска. Ярко-желтые борта машины сверкали в сером утреннем мареве. Он помог мне установить номерные знаки и дал последние инструкции относительно газового баллона, соединенного с плиткой. Баллон находился под шасси, поэтому следовало избегать выбоин на дороге и переездов вброд. Я сел за руль, и мотор завелся буквально с пол-оборота. Что ж, начало хорошее. Я в последний раз помахал рукой бывшему владельцу машины и заметил, что старик плачет.
Машина произвела большое впечатление на наших новых друзей. Жюли радушно предложила им осмотреть ее внутреннее «убранство»: холодильник, газовую плитку, раковину, кран — все это блестело, как новенькое. И, кроме того, было весьма функционально. Когда Жюли разложила задние сиденья, превратив их в кушетку, она невольно вскрикнула: ее сумка — да-да, та самая сумка! — лежала там, завалившись между подушками. А в ней нашлись ключи — боже, какое счастье! Она вручила их владельцам торжественным жестом, свойственным разве что коронованным особам. Я тотчас представил себе королеву Англии, возвращающую греческому правительству фризы Парфенона, похищенные некогда ее послом лордом Элджином. Все мы облегченно вздохнули. Остатки возникшей между нами неловкости испарились в лазурном небе. Даже облака, и те растаяли в этот миг. Идеальная погода для тех, кто отправляется странствовать по дорогам. Жюли пригласила Ральфа и Джессику в Брюссель. Ведь путешествуют же они изредка по Европе? Она записала наш адрес и телефон на клочке бумаги и со словами «You are welcome!»[20] расцеловала их обоих. Люку, уже пришедшему в себя после ночного кошмара, тоже досталась его доля поцелуев.
Две руки, дружно машущие на прощанье, — таков был последний образ тех, кого мы отныне будем звать своими нью-йоркскими друзьями. Пока наша машина осторожно спускалась по крутой Кэролл-стрит, Жюли внимательно изучала карту города, из которого мы надеялись поскорее выбраться.
О временах года мы знаем главным образом то, что они всегда возвращаются. Весна уже близилась к лету, и солнце неуклонно всходило на голубом небосклоне все выше и выше. Ближе к осени оно постепенно начнет снижаться и только после зимнего равноденствия воспрянет и снова засияет в зените. Вот и наше путешествие мы замыслили таким образом, чтобы объехать по кругу всю страну и в один прекрасный день вернуться к отправной точке, то есть в аэропорт Кеннеди, и сесть в самолет до Брюсселя. Дата отъезда была открытой и зависела лишь от состояния нашего банковского счета. По моим подсчетам, мы могли бы, не пускаясь в безумные траты, продержаться около полугода. Помимо идеи кругового маршрута, никаких определенных планов мы не строили и сознательно стремились только к одному — попасть на юг, забыть об унылой бельгийской слякоти. Что касается солнца, то оно уже светило нам прямо в лицо, и его ультрафиолетовые лучи пронизывали наши черные очки.
