Юрий Енцов - Волшебные рассказы
– Мне в полном смысле хочется родиться, разбив свою стеклянную темницу.
– Понимаю. Поезжай в Крым. Поплавай, поныряй. Ведь ты это любишь.
Но как же так? Она становилась такой веселой, довольной общительной со мною, а ее спокойствие добавляло мне так не хватающую уравновешенность. Живя моими интересами, она могла бы снисходительно относиться к моим поступкам, всегда прощая их. Она могла заставить меня стремится к большему.
– Ну что я могу сделать? – сказал он.
– Пока тебе не удалось стать сложнее, ты остался слишком груб. Обыкновенный гомункул.
Брат мой
С точки зрения городского сумасшедшего
Хотя мы и похожи немного, но мой брат лучше меня: смелее, энергичнее. Правда, он тоже любил летом посидеть на буграх, на зеленой травке, посмотреть, подставляя лицо теплому ветру, сверху на теплоходы, проходящие по реке, ведь это все любят в нашем небольшом городе – развлечений то у нас мало. Но он даже тут предпочитал компанию. А я – всегда сижу один. Меня только мамины козы не смущают, я ведь так застенчив. Впрочем, давно уже я не был на тех буграх, меня не выпускают.
Моя жизнь теперь упорядочена: подъем, умыванье, завтрак, прогулка, обед, тихий час, полдник, просмотр телевизора, если разрешат, затем ужин, умывание и отбой. Мне тут хорошо. По крайней мере, пытаюсь себя в этом убедить. Ведь по настоящему хорошо мне не бывает никогда, и быть не может.
Вот он, мой брат, не такой. Он умеет довольствоваться тем, что есть и быть при этом счастлив. Или, по крайней мере, успешно делать вид, что у него все нормально. Это я все время мучаюсь, ежусь от собственного холода, исходящего из темной моей души, места себе не нахожу. Он не заторможен, как я, а энергичен, когда ему надо, просто он знает, что хочет, и чего не хочет. Звезд с неба не хватает, а так же солнце и луну, при нем они свободно разгуливают по небосклону.
Не знаю, кто из нас крепче физически, для мальчишек это так важно, а у нас с ним никогда не было случая для выяснения этого в единоборстве. Ведь я его на четыре года старше и хорошо запомнил его малышом. Меня умиляли маленькие ручки и ножки братика. Вспоминаю, как отец однажды зимой привел меня в роддом. Было темно, наша молодая мама показалась за оконным стеклом, со свертком в руках, и я сказал папе, глядя на братика: «Он как огурчик, а головка как маленький мячик». Это было в городке, где мы тогда жили. Отец потом часто это мое детское высказывание припоминал со смехом.
Потом мы опять вернулись в мой родной город. Жили в старом, бревенчатом частном доме. По весне родители отгородили неподалеку ивовым плетнем участок, вскапывали, и сажали там картошку. Рядом протекала речка, впадавшая неподалеку от этого огородика в большую реку. Однажды братик, пока родители на майские праздники увлеченно огородничали, пошагал к этой речке и – увяз по пояс в густом иле. Я заметил это и закричал. Казалось еще немного и его затянуло бы. Отец побежал туда, в густую грязь, и вытащил его, сам весь перепачкавшись.
В детстве мы ничего не знаем про опасности, а поэтому их – как бы нет. Детские страхи не всегда серьезны, ребенок не замечает настоящей опасности и боится мнимых угроз. Ужасно если внешние обстоятельства – не дадут выразить себя, как китайский башмак на ноге, мешающий ее росту. Реальные или вымышленные препятствия – не дают нам осуществить желания, не смотря на все усилия. Эта судьба. Кого-то это раздражает, а некоторые – радуются тому небольшому, что у них. Жив и слава богу. Таков мой брат.
С ним было довольно много беспокойства в детстве. Однажды он, карапуз запустил в меня игрушкой, железным маузером. Разбил мне бровь. Меня водили в больницу, наклеивали пластырь. Потом этой моей левой брови доставалось еще пару раз, от других людей, она все укорачивалась и укорачивалась, пока не стала в два раза короче правой…
Зато в младенчестве у него не было особых трудностей со здоровьем. Это меня все время где-нибудь от чего-нибудь лечили. Да так и не вылечили.
Он был в меру послушен, в меру капризен. Когда чуть подрос, годика в два, его отдали в круглосуточные ясли, забирали оттуда только на выходные. Бедный братик был вечно сопливый, и приучился теребить рукой, засунув её в штанишки, писю. Так он, ребенок – боролся с одиночеством. И справился. Моя-то нервная система – категорически не подходила для сада. Я там все время плакал, просился домой и меня никуда не водили.
В детстве он был – как растение, за которым мы как умели, ухаживали всем миром: я, мама, толстые воспитательницы. Должен был получиться настоящий советский ребенок. Но на такой образ, как мне кажется, больше смахиваю я. В душе конечно, не внешне, об этом я не сужу.
После яслей его определили в садик. Он был там свой. Я ему завидовал, потому что повторяю, сам ни в какой сад не ходил. Когда мне было лет шесть, я его начал забирать оттуда по вечерам. Уже тогда был я очень ответственный, и если мама мне поручала это сделать, то очень старался. Помню однажды зимой, на саночках перевозил братика через овраг, который делит наш город на две части. Съехать вниз – было очень весело, а подняться наверх – оказалось для нас двоих – совершенно непосильной задачей.
Он сидел как чурбачок, ничего не понимая и никак не реагируя: вези меня и все! А карабкался и карабкался вверх по заледенелому склону, но у меня ничего не получалось. Это продолжалось довольно долго. Никого не было, кто бы мог помочь мне. Наконец пришла мама, это было спасение. Она помогла затащить санки в гору и поругала меня за то, что я пошел этой неудобной дорогой. Была еще другая, более пологая, но по ней ездили редкие машины, я по ней никогда не ходил.
Кто бы мог подумать тогда, что в этом «чурбачке» с течением времени, постепенно проявятся импульсивность, расторопность. В лучшие времена он совершенно не выносил однообразия, словно искал приключений, чтобы нервишки пощекотать. Это давало ему душевное удовлетворение. Он был решителен, казалось не ведал страха, словно бы забывал про всякую осторожность. Хотя, как он сам мне признавался, ни про что он хитрец не забывал.
Брат доставил родителям гораздо меньше хлопот, чем другие их дети: первенец, Сашенька, появившийся на свет года на два раньше меня, вообще умер трех лет от роду, у меня случались периодические припадки. Какие-то видения посещали меня. Когда это произошло в первый раз лет в семь-восемь, я был очень напуган, как и мама. Мне казалось, что какие-то огненные люди двигаются вокруг и даже входят в меня. Только годам к двадцати я научился справляться с этим.
У него из детских неприятностей была – желтуха. Когда он заболел, его положили в инфекционное отделение больницы. Оно располагалось в одноэтажном доме постройки конце девятнадцатого века. Ему было скучно там, и врач посоветовал, чтобы не скучать, считать проезжающие по улице машины. Автомобилей за день проезжало совсем немного.
Я был вял и робок, он энергичен, активен и храбр – откуда все бралось. Мог выдержать больше других и чего-то добиться. Окажется ли эта энергия созидательной – никто особо над этим не задумывался. Родителям было важно только, чтобы мы живы, здоровы, накормлены, одеты. В нем уже чувствовались страстность, жадность до всего, эгоизм.
Он младший, и это его оберегало. Рос в моей слабой тени. При таком как у него импульсивном поведении, человек сам себе враг. Не сразу он понял, что ему нужно будет самому заботится о себе.
По моей вине как-то раз он попал под качели. Мы гуляли с ним в городском парке. Какой-то папаша катал на железных качелях своего отпрыска. Братишка хотел что-то поднять с земли, какое-то стеклышко, потянулся под качели и – получил острым железным сиденьем по голове! Потекла кровь. Увидев это, неизвестный мужчина схватил своего ребенка за руку и быстро ушел. Я не знал, что делать, кровь просто хлестала. Через секунду братик был весь перепачкан в крови. Делать было нечего, я повел его в больницу. Но мы прошли только половину пути, кровотечение прекратилось. Рана оказалась не опасной. Но мы все-таки дошли до больницы, его, кажется, перевязали, или просто помазали порез зеленкой. Уже не помню. Кто-то видел нас с ним идущих окровавленными по улице, рассказал маме, она прибежала домой.
А однажды зимой он долго не возвращался с катанья на санках. Пропал, а ведь вокруг нашего городка леса, в них волки, мама послала меня его искать. Я ходил по ночным заснеженным холмам, но никого не нашел. Спустя некоторое время, часам к одиннадцати, он пришел сам, оказывается, они просто увлеклись катанием с кем-то из мальчишек.
Он пытался своевольничать, не обращал внимания на мнение близких, никого не жалел, в отличие от меня. Помогать родителям – ему было скучно. Обыкновенный маленький мальчишка, каких много. Со мной он частенько был капризным. Нам с ним не хватало опыта, терпения, дисциплины.
