Ив Энцлер - Отличное тело
Красавица.
Самая красивая женщина в этой комнате.
Самая красивая женщина в этом мире.
Прикрой ноги, Изабелла.
Не надевай это, Изабелла.
Давай еще разок, Изабелла.
Красота. Подразумевается, что ты хочешь заняться любовью.
Я не протестую. Это недолго.
Пара минут, и я продолжу свою жизнь.
Это как искупать моих собачек.
Они замирают, когда я их намыливаю.
Они полностью, неестественно замирают. А когда я все заканчиваю, они отряхиваются и убегают.
Я стою, замерев, как мои собачки.
Я не считаю себя частью всего этого.
Нет. Это моя красота, это она здесь главная.
Я не выглядела на фотографиях покорно.
Я знаю, как выглядеть уверенной.
Я знаю, в чем обаяние сильных женщин, которые делают, что хотят. Кало, Маньяни, Каллас.
Я могу изобразить это на фотографиях. Но компании это никогда не требовалось.
Они держали меня до тех пор, пока я не стала сильнее, чем их крем, который делает женщин лучше.
Звезда — это крем, а не Изабелла Росселини.
Они прислали мне огромное количество цветов на сорок лет.
Я поняла, что умерла.
Они сказали: «Изабелла, будь благодарна. Будь благодарна, что так долго оставалась в этом бизнесе».
Я не возражала.
Подразумевалось, что я согласна.
Они попросили меня быть разумной.
Шумиха, сказали они, разрушит мою карьеру.
Но они сами ее разрушили.
Я не протестовала. Я не понимала, что стала частью всего этого.
Конечно, все началось с моей красоты, красоты, которая все это создала.
Поэтому позвольте мне сейчас высказаться.
Мне было сорок.
Я была на пике карьеры.
Я знала, кто я такая.
Женщины хотели именно этого больше, чем помаду, или тени, или крем.
Меня уволили, потому что я была сильной.
Мне велели молчать.
А я говорю. Я говорю.
ПовсюдуБудьте осторожны. Мы повсюду. Большинству из нас за сорок. В ваших больницах и школах, храмах и ресторанах. Теперь мы улыбаемся. Никаких морщин. Никакого удивления. Мы невинны. Чисты. Мы всегда носим маску. Я работаю в детском саду, и ваши дети любят меня больше всех. Они думают, что я добрее и веселее. Я работаю на Уолл-стрит, и если вы перебьете меня какой-нибудь своей глупой идеей, можете дальше не продолжать, мне ясно, что вы человек недалекий. Я работаю в Вашингтоне, мне говорят, что я могу баллотироваться в депутаты, потому что выгляжу безупречно, образцовая мамочка. У нас яд в слюне и на зубах, как у змеи. Еще один неверный, оскорбляющий нас шаг, и вы развяжете мировую войну.
Что может нас спровоцировать? Например, люди, которые хотят услышать мое честное мнение, а услышав его, называют меня сукой. Люди, которые говорят, что сейчас везде так. Люди, которые пытаются меня занять, когда мне уже чертовски занятно.
На самом деле, все это ботулин. Он в наших телах. Всего один грамм может убить миллионы. Одно мое лицо могло бы уничтожить большую часть Манхэттена. У понятия «внутренняя безопасность» появляется совсем иной смысл. Не правда ли? Кто я такая?
Я Хиллари Клинтон, которая послала Билла к чертовой матери.
Я принцесса Ди, которая вышла замуж за этого мусульманина. Я Маргарет Тэтчер, которая носит сексуальные бюстгальтеры. Я Мадлен Олбрайт, которая гордится тем, что она еврейка.
Как Конди Райс, я улыбаюсь вам. И ни капли моей ярости не просочится вовне. А вот и страшные новости — нас миллионы. Мы приносим вам чай. Мы подаем вам орешки на борту самолетов. Мы подтираем вам задницы. Мы отправляем в шредер использованную бумагу. Называйте меня сукой, это не имеет значения. Мне нравится быть сукой. Сука Суковинская. Я готовила по три блюда в день, и никто из вас не сказал спасибо!!! Я гладила ваше долбанное нижнее белье. Я отсасывала у вас перед вашими самыми важными выступлениями. Я играла в ваши постельные игры. Я называла его Мистер Подмигни. Теперь все проще. Я выгляжу такой открытой, посвежевшей, такой очаровательной, абсолютно новой. Так легче проскользнуть. Они не могут проверить эту сумку на таможне. Мой врач накачивает меня каждые две недели. Мое лицо неподвижно, но за ним я просто безумна.
Вы не пустите меня в свой клуб. Как и вы, я хотела иметь доступ к миру. Я хотела быть шикарной. Это всего лишь немногим интереснее, чем быть хорошей. Нас обкалывают, мы кровоточим и называем это ботокс-вечеринками. Это тебе не тапперверовская тусовка.[4] Просто закончились месячные, жалеть больше не о чем, осталось недолго, и нас целая армия, и мы смеемся над вами. Мы сестры по крови. Мы смертельно опасны. Наше число растет. Мы не хмурим брови. Мы не можем смотреть украдкой. Мы не похожи на сумасшедших. Мы выглядим отдохнувшими. Как будто мы только что хорошо выспались. Только что приехали из отпуска. Вас будет к нам притягивать. Берегите пальцы ног. Берегите член. Осторожно, сзади. Один укус. Будьте осторожны.
___Итак, вот что я думаю. Вот что я поняла. Чтобы быть хорошей, мне нужно стать улыбающейся психопаткой, отказаться от крендельков, начать общаться с тренером-фашистом, слить через трубки бело-ванильный жир, пипиську утянуть. А еще отсасывать, тратить, скрести, брить, накачивать, прокалывать, обкалывать, резать, прикрывать, осветлять, подтягивать, разглаживать, подтягивать, вбивать, выравнивать, вырезать, голодать, завивать, натирать, голодать и полностью исчезать.
Мне нужно остановиться.
Мне нужно вздохнуть.
Мне нужно остаться здесь.
Мне нужно иметь возможность делать свою работу.
Я в самом деле не хочу исчезнуть.
Слава богу, мне предстоит поездка в Африку: там я встречаюсь с женщиной по имени Леа, которая ничего и никого не резала и не осветляла. Ее задача — сохранять девочек невредимыми. Я встретила эту женщину семидесяти четырех лет за завтраком в поле долины Рифт. Куда ни посмотри, везде одно голубое небо. Зебры, пробегающие по пыльной дороге. Высокие женщины племени масаи в красных нарядах и бусах.
Мы с Леа сидели там и часами разговаривали, и наконец я набралась мужества и спросила: «Леа, ты любишь свое тело?»
ЛеаАфриканская женщина из племени масаи, семьдесят четыре года
Леа: Мое тело? Люблю ли я свое тело? Люблю ли я свое тело? Мое тело. Мое тело. Я обожаю свое тело. Бог сотворил это тело. Бог дал мне это тело. Мое тело. Мое тело. О боже, я обожаю свое тело. Мои пальцы, посмотри на мои пальцы. Я люблю ногти на руках, мои маленькие полумесяцы. Мои кисти, кисти, они порхают в воздухе, поднимаются и падают, перетекают в предплечья, такие сильные, они могут носить тяжести. Я люблю свои руки. А ноги, ноги мои длинные, мы, масаи, высокие, я быстрая, мои ноги могут обвить и удержать мужчину. Грудь… Грудь, посмотри сама, она все еще такая округлая, полная, красивая.
Ив: Леа, подожди. Я не знаю, как это. Но хочу чувствовать так же, как ты. Хочу любить свое тело. Хочу перестать ненавидеть свой живот.
Леа: А что с ним не так?
Ив: Он круглый. А когда-то был плоским.
Леа: Это твой живот. Он должен быть виден. Ив, посмотри на дерево. Ты видишь то дерево? А сейчас посмотри на это дерево (показывает на другое дерево). Тебе нравится то дерево? Ты можешь ненавидеть это дерево, потому что оно не такое, как предыдущее?
Ты можешь сказать, что это дерево некрасивое, потому что оно не похоже на другие деревья? Мы все деревья. Ты дерево. Я дерево. Ты должна полюбить свое тело, Ив. Должна полюбить свое дерево. Полюби свое дерево.
Полюби мое дерево. Ведь я дерево. Полюби мое дерево. Я вся дерево. Мой друг беспокоится и прилетает ко мне в Африку. Мы проводим ночь в хижине, в гамаке, посреди сафари-парка. В темноте воют гиены. Я вся дерево. Я вся обнаженное танцующее дерево. Дерево внутри меня. Я вся…
Ив: Милый, ты любишь мое дерево?
Друг: Каждый листик, малышка.
Ив: Ха, я не вижу листьев.
Друг: Листья и твердый ствол.
Ив: Твердый… ствол?
Друг: Да, твердый, прочный ствол.
Ив: Прочный. В прочности нет ничего сексуального. Кирпичный дом прочный. Камень прочный.
Друг: Нет, нет, нет. Вот она, прочность. Здесь. Она меня заводит.
Ив: Деревья гибкие, как ива. Я хотела бы быть ивой.
Друг: Но ты спортивная, Ив, ты сильная. Наполненная.
Ив: Наполненная. Ты хочешь сказать, что я толстая?
Друг: Нет, наполненная — это как собранная, прочная.
