Ирина Ульянина - Все девушки — невесты
— Раньше стоил, — возразила Ритка. — Сейчас эта модель «Панасоника» устарела и подешевела… И потом, пап, у тебя ведь есть сотовый…
— Вот именно — у меня есть! А вы с матерью давайте, ломайте, крушите все! Модель, видишь ли, устарела… А ты на новую, современную заработала?!
Леонид все тряс и тряс несчастной трубкой, брызгая на нас водой. Я с ним не связывалась — себе дороже. Сидела молча, прижав коленки к груди, загородившись скрещенными руками: пена осела, и красоваться в обнаженном виде мне было неловко. Чувствовала себя как устрица без раковины — на нервной почве потряхивало, хотелось спрятаться, а пришлось дожидаться, пока разбушевавшийся деспот покинет помещение. Скосила глаза вправо — в пепельнице дотлевала сигарета, грустно свесив вниз длинный серый столбик пепла, напоминающий слоновий хобот. Я не решилась ни докурить ее, ни загасить. Совсем меня затуркал этот человек, по какой-то нелепой иронии судьбы доводящийся второй половиной… А если разобраться, он мне не менее чужой, чем случайные попутчики в метро, среди которых я сегодня толкалась с пудовыми сумками… Тамара Васильевна, наверное, недоумевает — отчего я прервала разговор на полуслове? Легко ей других судить: мужа нет, шпынять некому… С радостью бы поменялась с ней местами!
Прооравшись, окончательно растоптав мое благостное настроение, Леонид повеселел. Залез под душ и мурлыкал: «А нам все равно! А нам все равно! Не боимся мы волка и сову». Да уж, кого ему бояться? Это я трепещу…
Вымывшись, благоверный облачился в белые брюки и шелковую гавайскую рубаху навыпуск — фасон недурно маскировал его бегемотский живот. Ужинать он отказался. И зачем я возилась с приготовлениями? Смочил свежевыбритые щеки новомодной парижской туалетной водой от Ульриха де Варенса — свежий терпкий запах зеленого чая и табака дразняще защекотал мне ноздри. Мой шеф Лев Назарович пользуется таким же парфюмом, но откуда он у нашего мракобеса? В довершение Ленчик тщательно причесал свои три волосины перед зеркалом и, видимо, остался чрезвычайно довольным своей внешностью, потому как запел: «Круто ты попал на ТВ!» Да еще качнул торсом в танцевальном движении, любуясь своим отражением. Сунул ноги в удобные мягкие мокасины, прихватил барсетку и уже с порога удостоил нас с Ритой сообщением:
— Короче, дамы, не скучайте без меня, не ломайте больше бытовую технику. Отбываю на рыбалку. Вернусь в воскресенье вечером или в понедельник утром!
Было слышно, как, сбегая по лестнице, он напевает: «Нас не догонишь!» Репертуарчик у моего супруга какой-то тинейджерский… И гардероб незнакомый. Когда он успел купить новые мокасины и гавайскую рубаху?
— Хм… С каких это пор на рыбалку наряжаются, как в ночной клуб? — скептично вопросила Рита. — Или я чего-то не понимаю в правилах этикета?
— У него и удочек нет, — подхватила я, но сама себя окоротила. — Пусть рыбачит хоть до второго пришествия, нам же спокойней будет!
Прочь подозрения. В конце концов, не пойман — не вор. Собственно, даже гипотетически представить невозможно, чтобы какая-нибудь нормальная, уважающая себя женщина польстилась на человека со столь отвратительным характером, как у Ленчика. Тоже мне — плейбой нашелся! Меня и то давно не прельщает интимная близость с ним…
Мы с Риточкой решили подкрепиться. Накрывая на стол, я предвкушала, как после ужина целый вечер буду наслаждаться новым переводным романом «Моя жизнь на тарелке» англичанки Индии Найт (обожаю английскую литературу!) и никто не станет мешать — включать под ухом телевизор, донимать ворчаньем и просьбами… Вытряхнула из плетеной корзинки-сухарницы крошки, сменила салфетку, и тут выяснилось, что положить в нее нечего: в доме не осталось ни крошки хлеба.
— Сходишь в булочную? — с надеждой спросила дочку.
— Нет, сходи ты. Мне некогда — скоро Оксанка зайдет, а я еще не накрасилась.
— Вы куда-то собираетесь?
— Никогда не говори «куда», а то буду отвечать: на кудыкину гору, — пригрозил ребенок, однако раскололся: — Мы идем в «Рок-Сити», а может быть, завернем еще в какой-нибудь клуб. Не беспокойся, денег просить не стану — меня папик спонсировал.
— Какой может быть покой? Будто не знаешь, если тебя дома нет, я не могу заснуть! Мне опять висеть на подоконнике?! И потом — у тебя на носу экзамен. Или ты намерена его завалить?!
— Мам, расслабься. Сдала же я предыдущие экзамены на «хорошо».
— Вот именно на «хорошо», а могла бы на «отлично»!
— Значит, не могла… Я тебя умоляю: не виси на подоконнике, спи! Не забывай, пожалуйста, что мне давно не пятнадцать лет.
— Лучше бы тебе было пятнадцать… Ну вот, получается, я останусь совсем одна… Бросаешь свою мать на произвол судьбы, да?!
— Ма-ма, прекрати! Какой еще произвол? Сама подумай, не могу же я взять тебя с собой! Клуб молодежный, у нас своя туса. Сходи к кому-нибудь в гости или… просто подключи старый телефон. Хочешь, я его найду в кладовке?
— Не хочу…
Понятно, клуб молодежный, а я, выходит, перестарок… Неблагодарное это дело — растить детей! Надрываешься, недосыпаешь, всю душу им отдаешь, а в итоге они списывают тебя в утиль… Вокруг меня — сплошные махровые эгоисты! Но может, так оно и должно выглядеть пресловутое семейное счастье?!
Ритка прилипла к трюмо, где пять минут назад прихорашивался ее подлый отец. Я переоделась из халата в скромное штапельное платье, вполне соответствующее убитому внутреннему состоянию. Кое-как сколола непросохшие тяжелые волосы узлом на затылке и побрела в ближайший гастроном «Восток». Чувство заброшенности, никому ненужности угнетало до такой степени, что я глаз не поднимала от тротуара — разглядывала лужи, живописно обведенные по краям опушкой из грязноватого тополиного пуха, и совсем не живописные окурки и плевки…
Дошла до перехода у светофора, светившего зеленым глазом, сделала два шага и еле успела отскочить назад — прямо на меня неслась красная иномарка. Совсем близко сверкнула бликами сталь бампера. Я инстинктивно отшатнулась. И только когда машина показала свой широкий приземистый зад, меня окатило леденящей мутной волной запоздалого страха. От него остолбенели ноги, бессильно опустились руки — чуть не уронила пакет с кошельком. Представилось, что было бы, если бы я не отпрыгнула… лежала бы сейчас, размазанная по асфальту, с переломанными ребрами, остановившимся сердцем и померкшим сознанием… Ужас!
— Вот сволота! Бандюки проклятые! Напокупали машин, а водить не умеют! Думают, им с ихними деньжищами все дозволено, все с рук сойдет! — громко возмутилась тучная пожилая женщина, намеревавшаяся перейти дорогу вместе со мной.
— И не говорите, — растерянно поддакнула я, переводя дух. — Главное, мы ведь шли на зеленый свет…
— Гляди-ка, а за рулем-то баба, — указала попутчица в сторону площади Маркса, открывавшейся за светофором.
Оказывается, автомобиль притормозил и медленно, задним ходом полз обратно, в нашем направлении. Из открытого окна с правой стороны выглядывала женская голова с такими же красными, как кузов машины, волосами, полыхающими на солнце заревом пожара. Чего ей нужно? Неужели намеревается повторить попытку придавить нас?! На всякий случай я отошла от дороги еще дальше и сжалась. А красноволосая возбужденно завопила:
— Померанцева! Сонька!
Услышав свою девичью фамилию, я несколько растерялась. Кто ее еще помнит, если я почти забыла? Хозяйка иномарки широко улыбалась, обнажая белые, плотно пригнанные друг к другу зубы. Казалось, их у нее во рту вдвое больше, чем отмерено человеку природой. Прямо-таки акульи челюсти! Орехокол модели «щелкунчик»! Тем не менее ухоженная, лощеная, точно глянцевая журнальная обложка, физиономия лихачки показалось мне знакомой. Я наморщила лоб, пытаясь сообразить, кто она. Неужели?..
— Мирошник, ты? — уточнила неуверенно.
— Ну, естественно, я!
— Чуть не задавила. — Из меня, как каша из волшебного горшочка, полезла обида, подсоленная испугом.
— Лахудра ты этакая, чего прешь буром? — набросилась на Линку пожилая пешеходка. — В милицию хочешь? Я номер твой машины крепко-накрепко запомнила! Сообщу куда следовает!
— Простите бога ради, машина новая, необъезженная, я пока просто не привыкла к управлению. — Улыбка сползла с гладкой физиономии Мирошник как с гуся вода. — Тормоз выжать не успела… Зачем нам милиция? Давайте я вас лучше подвезу.
— Меня не надо, — выставила я ладонь как щит, обороняясь. — Мне только через дорогу перейти. Да и опасно с тобой кататься, Линка!
Нечаянная встреча ничуть не обрадовала. Мы с Мирошник и в студенческие-то годы не дружили — она держалась слишком заносчиво, явно завышая себе цену. К тому же увела моего любимого Аркашу Гольдина… А после института необходимость общаться вовсе отпала — я ее видела всего один раз, на вечере встречи выпускников.
