Нагиб Махфуз - Любовь под дождем
— Ты считаешь, что ураган может погубить больше людей, чем бомба в Хиросиме? — спросил я в свою очередь.
Он негодующе замахал рукой:
— Ты повторяешь коммунистическую пропаганду, лисица! Беда человечества в том, что Америка не решилась установить свое господство над миром в тот момент, когда она одна владела атомной бомбой!
— Скажи мне, ты что, собираешься возобновить роман с Марианной?
Он звонко рассмеялся:
— Что за идиотская мысль! Я старик, изнуренный годами и политикой, и расшевелить меня может только чудо. Что же касается Марианны, то от всего женского у нее осталась только одна косметика…
И он вновь захохотал.
— А ты разве забыл свои похождения? Я читал в журнале о твоих проказах, о том, как ты гонялся за юбками на улице Мухаммеда Али.
Я рассмеялся, ничего не отрицая.
— Ты вернулся наконец к религии? — спросил он.
— А ты? Мне иногда кажется, что ты не веришь ни во что.
— Как же мне не верить в бога, — сказал он с ненавистью, — ведь я горю в аду!
* * *
Ты и тебе подобные созданы для того, чтобы гореть в аду. Аллах никогда не благословит тебя ни на что. Ты отлучен от чистого источника веры так же, как дьявол отлучен от божьей благодати.
* * *
Часы в холле пробили полночь, им отозвались эхом углы во дворе.
Я сидел, утонув в мягком кресле. Лень и тепло разморили меня, лишили сил подняться и лечь в постель. С тех пор, как я уединился в своей комнате, меня стало тяготить одиночество, но я говорил себе, что после восьмидесяти лет бесполезно жалеть о чем-либо, чего-то желать.
Вдруг дверь без стука отворилась и на пороге появился Талаба Марзук.
— Извини, — сказал он, — я заметил свет в комнате и подумал, что ты не спишь…
Я был очень удивлен этим визитом. Сегодня вечером Талаба-бек выпил больше обычного.
— Знаешь ли ты, сколько я трачу в месяц на лекарства, витамины, духи, бритье и прочее?!
Я ждал, что он скажет еще что-нибудь, но он закрыл глаза и молчал. Очевидно, силы его иссякли. Он с трудом доплелся до двери…
* * *
Площадь, где проходили торжества по случаю дня рождения пророка, кишела народом, как в Судный день. В небо взлетали ракеты. Вспыхнул свет, разгоняя вечерний мрак. Перед главным шатром остановился «роллс-ройс». Из него вышел Талаба Марзук. К нему поспешили, кланяясь, какие-то знатные господа. Этот человек совмещал в себе духовную и светскую власть.
Хозяин «роллс-ройса» заметил меня и высокомерно отвернулся. А ведь ты не раз приходил ко мне пьяный, так же как пришел в тот вечер.
* * *
В пансионате не было ни души. Я сидел в холле один, когда прозвенел звонок. Я открыл оконце на двери, как это делала Марианна. Передо мной было лицо, такое прекрасное, что у меня защемило в груди, — смуглое лицо крестьянской девушки с тонкими чертами, с огромными блестящими глазами.
— Кто ты?
— Я Зухра.
Она произнесла это с такой простотой и уверенностью, будто, назвав свое имя, уже объяснила все.
— Чего же ты хочешь, Зухра? — спросил я с улыбкой.
— Мне надо видеть госпожу Марианну.
Я открыл дверь. Она вошла, держа в руке небольшой сверток. С головы до ног она была закутана в черное покрывало. Оглядевшись вокруг, девушка спросила:
— А где госпожа?
— Скоро придет. Посиди…
Зухра села на стул, положив сверток себе на колени. Я вернулся на свое место и предался новому занятию — стал разглядывать девушку. Я любовался ее крепкой гармоничной фигурой, правильными чертами лица, цветущей молодостью. Созерцание ее приносило мне тихую радость. Мне захотелось поговорить с ней, и я спросил:
— Ты сказала, что тебя зовут Зухра?
— Зухра Саляма.
— Откуда ты, Зухра?
— Из Забадии.
— У тебя назначена встреча с мадам?
— Нет.
— Значит…
— Я пришла увидеться с ней.
— Ты с ней, конечно, знакома?
— Да.
За всю свою жизнь я не встречал такой красивой девушки.
— Давно ты живешь в Александрии? — спросил я.
— Я не живу в Александрии, но я бываю здесь с отцом.
— А как ты познакомилась с мадам?
— Мой отец привозил ей сыр, масло, птицу. Иногда он брал меня с собой.
— Понятно. Значит, теперь, Зухра, ты хочешь занять место отца?
— Нет.
Она отвела глаза в сторону, как бы опасаясь сказать больше. Я отнесся с уважением к ее тайне и все больше проникался симпатией к ней.
* * *
— Благодаря твоим молитвам я стал мужчиной, — сказал я, целуя ее огрубевшую жилистую руку. — Поедем со мной в Каир.
— Да благословит тебя аллах и увеличит блага твои, — ответила она, глядя на меня с нежностью. — Но я не покину своего дома. В нем вся моя жизнь.
Ветхий дом с облупившимися стенами, изгрызенный ветрами и просоленный брызгами морских волн. Он насквозь пропитался запахом рыбы, кучи которой громоздились на берегу.
— Но ты же будешь жить здесь совсем одна!
— Со мной творец дня и ночи.
* * *
У двери позвонили, и Зухра пошла открывать. Марианна была изумлена, увидев ее.
— Зухра! Это невероятно!
Девушка, раскрасневшись от радостного волнения, поцеловала ей руку.
— Как это чудесно! Я рада видеть тебя, да пошлет аллах милость твоему отцу! Ты вышла замуж, Зухра?
— Нет!
— Не может быть!
Она звонко рассмеялась и, повернувшись ко мне, сообщила:
— Зухра — дочь хорошего человека, господин Амер.
Они вдвоем направились во внутренние комнаты, а я остался сидеть в холле. В душе моей зрели нежные отеческие чувства.
* * *
— Наконец-то я отдохну, — сказала Марианна, когда мы втроем — я, Талаба и она — собрались вечером в холле. — Зухра будет работать у меня, — пояснила она.
Мною овладело странное двойственное чувство: радость и некоторая досада.
— Она будет служанкой? — спросил я.
— Да. А почему бы и нет? Во всяком случае, она будет работать в приличном доме.
— Однако…
— В деревне она арендовала полфеддана земли и сама обрабатывала ее. Ты думаешь, это лучше для девушки?
— Это прекрасно. Она ведь не бросила свою землю?
Марианна посмотрела на меня долгим взглядом, потом сказала:
— Она убежала.
— Убежала?!
— А я-то считал ее помещицей! — сказал с насмешкой Талаба-бек.
— Дед хотел выдать ее замуж за такого же, как он сам, старика, чтобы она обслуживала его. Остальное вам уже известно…
— Да, такое происходит не часто. Это событие, — событие серьезное. Деревня не оставит ее в покое, — сказал я грустно.
— А если узнают, что она здесь? — встревожился Талаба-бек.
— Возможно. Но тебя-то почему это беспокоит? — повернулась к нему Марианна.
— А ты не боишься?
— Не маленькая. Я не сделала ничего дурного, только приютила девушку и дала ей честную работу.
Господин Амер отстоит ее, — твердо добавила она.
* * *
Я не отступлюсь от своего долга, пока в моих жилах течет кровь, даже если на меня попытаются воздействовать силой.
Марианна стала учить ее, и Зухра схватывала все на лету.
— Удивительная девушка, господин Амер-бек, — говорила Марианна радостно, — умная и сильная, с первого же раза понимает все, что требуется. Мне очень повезло.
В другой раз она посоветовалась со мной:
— Как ты считаешь, пяти фунтов, не считая еды и одежды, ей достаточно?
Я ответил утвердительно.
— Только не одевай ее уж очень модно, — попросил я.
— Ты хочешь, чтобы она одевалась как крестьянка?
— Нет, дорогая моя, но девушка красива, подумай об этом…
— Мои глаза всегда открыты, господин Амер, девушка действительно хороша.
Вскоре Зухра стала расхаживать в касторовом платье, скроенном по фигуре и подчеркивающем ее достоинства, скрытые раньше под широкой и длинной, до пят, галабеей. Она расчесала свои роскошные волосы, разделила их пробором, заплела в две косы и свободно распустила по плечам.
Талаба Марзук долго следил за ней хищным взглядом и, когда она отошла, вполголоса заметил, склонившись ко мне.
— Будущим летом мы увидим ее в казино «Жанфуаз» или «Монте-Карло».
— На все воля аллаха.
Он направился к двери и, проходя мимо Зухры, игриво спросил:
— В тебе, наверное, есть европейская кровь?
Зухра с удивлением посмотрела ему вслед. Чувствовалось, что она не испытывает к нему симпатии. Потом вопросительно взглянула на меня.
— Он шутит, — сказал я, — считай его слова чем-то вроде комплимента. — И добавил, улыбаясь: — Я ведь тоже один из твоих поклонников, Зухра.
Она ответила мне светлой улыбкой.
Когда Зухра заканчивала свои дела, Марианна звала ее посидеть с нами в холле. Зухра садилась несколько поодаль от нас, возле ширмы, и внимательно прислушивалась к нашей беседе. Постепенно я вовлек ее в разговор.
