Владимир Митрофанов - Кемер в объятиях ночи
Бизнес их был многогранен. Еще у этих знакомых была своя типография. Печатали там, что придется и что продается. В основном, конечно, рекламу. Еще всегда хорошо зарабатывали на выборах. Единственное, от чего всегда отказывались принципиально, это печатать упаковки для поддельных лекарств, а такие заказы тоже поступали нередко. Некоторое время с успехом занимались выпуском фальшивых учебников. Покупали настоящий учебник, переснимали, делали копию, печатали и затем продавали в провинции. Конечно, реализовывать в Питере и в Москве было опасно, а в других городах брали с удовольствием, поскольку цена была низкая. Много продавали оптом в школы, конечно же, не без отката директору. Так они несколько лет очень неплохо зарабатывали, а потом, когда запахло жареным, дело быстренько прикрыли.
Летом в пик туристического сезона хорошо продавались сувениры: магнитики на холодильники и кружки с изображением видов Петербурга. Сувениры изготавливали на заказ по образцам там же, в Китае.
Жизнь все это время занятий бизнесом представлялась Марине непрерывной борьбой, трепыханием в бурной и мутной воде, где присутствовал постоянный страх, к которому она постепенно даже привыкла. Теперь ей требовалось какое-то время отдышаться, чтобы ринутся, погрузиться туда снова. Все в ней этому сопротивлялось, как у солдата, которого мутит от одной только мысли, что завтра нужно идти в атаку на пулеметы. Один вид здания налоговой инспекции на канале Грибоедова повергал ее в глубокую депрессию. Она поискала работу и устроилась в гипермаркет мерчандайзером, а попросту — раскладчиком товара по полкам. Оказалось, и тут была своя наука, впрочем, не такая уж и сложная. Научили этому делу быстро: шоколадные батончики клади на уровне глаз ребенка 10–12 лет, а тесты на беременность и презервативы — рядом с кассой на уровне глаз женщины, — туда же, где и сигареты. Кстати, в том гипермаркете был специальный человек, занимающийся исключительно контактами с контролирующими организациями, которые кружили вокруг, как мухи, или в данном случае скорее как пчелы — брали взятку и улетали назад в своей улей. Однако работать здесь Марине не понравилось: жесткий режим, тупая работа, пусть платили и неплохо, но все равно по большому счету мало. Уволилась оттуда, потом какое-то время работала в магазине знаменитой торговой сети «Престиж», торгующей разнообразной парфюмерией и косметикой. Бизнес был поставлен гениально просто и с большим размахом: большая часть товара была поддельная, преимущественно китайского производства, а продавалась как настоящая, давая при этом баснословную прибыль, что позволило владельцам открыть целую сеть подобных магазинов по всей стране. Интересно, что пробники в магазинах стояли самые что ни на есть настоящие, то есть покупатель нюхал оригинал, а покупал подделку. Работать там было просто противно, и Марина оттуда тоже ушла.
— Мне нужно какое-то время прийти в себя! — сказала она друзьям и уехала отдыхать в Турцию, чтобы потом с новыми силами впрячься в работу.
Рядом с Мариной сидела Нина — полная кудрявая хохотушка. Нина работала на производстве знаменитых пельменей «Глаша». Сама она их уже давно не покупала и, тем более, не ела. Все делалось по стандартной схеме: вначале выпускали хорошие пельмени, запускали рекламу, покупатель привыкал к продукту и далее уже покупал по инерции, тогда как в пельмени уже клали сою, разные там потроха и вообще неизвестно чье и какое и откуда взявшееся мясо. На пельмени в основном шла так называемая «кенгурятина» — неизвестно откуда завезенное мясо неизвестных животных, обычно замороженное в блоках. Перед проверками такое мясо обычно прятали, поскольку оно поступало безо всяких документов. На качество пельменей влияла еще и рабочая смена: если смена была ленивая, то есть ей неохота было размораживать и потом отскабливать с упаковки полиэтилен и бумагу, то она загружала в мясорубки весь блок целиком — с упаковкой. Все это очень мелко перемалывалось, и никто потом не смог бы определить долю полиэтилена в каждой отдельной пельменине, особенно если еще добавить кетчуп.
Потом женщины, Марина с Ниной, куда-то ушли, а на их место после прогулки подошел Палыч с женой. Григорьев тут же рассказал им поразившую его историю про пельмени с полиэтиленом. Палыч этому вовсе не удивился:
— Я когда сейчас рыбу покупаю, всегда скалываю с нее лед, да и в мясе почему-то всегда много воды. При социализме, впрочем, тоже постоянно в этом плане изголялись. Обычно с мяса срезали лучшие куски, потом их взвешивали, например, пусть будет двадцать килограммов, и затем плескали на замерзшие туши два ведра воды, которая тут же примерзала коркой, и тогда при приемке вес совпадал тютелька в тютельку. Помнится, отец моего друга работал на пивзаводе водителем, так там были умельцы, которые каким-то образом раздували цистерны так, что получалась вместимость не тысяча, а тысяча триста литров. Естественно, разливщику платили тоже, вывозили как тысячу, а потом заряжали в ларек, а те еще и разбавляли водой. И зарабатывали именно на этом, а не на недоливе. Недолив народ тогда смотрел и требовал отстоя пены. Хотя, я помню, случалось, так разбавляли, что пены вообще не было. У них один водила просто по дороге каждый раз отливал себе ведро пива, а в цистерну взамен наливал ведро воды. Пока ехал, все взбалтывалось. Приезжали и специальные комиссии, измеряли цистерны, но каким-то образом, цистерны к этому моменту сужали до нужного размера или же, как водится, платили комиссии отступного — это был уже их чистый доход. В России воровали всегда. Каждый продавец на рынке имел свой инструмент: тазик для взвешивания овощей с вделанным туда лишним грузиком и нередко целый набор высверленных гирек. С этим, конечно, боролись. Контрольные весы и теперь стоят. И все равно обвешивают. Не каждый же будет проверять. У нас на Сенном азиаты торгуют фруктами и овощами на улице, иногда прибегает всполошенная тетка: «Вы мне не довесили двести граммов!», продавец с видимым недовольством, но обычно тут же отдает деньги: знает кошка, чье мясо съела. Он обвешивает всех, и расчет строится на том, что не все будет перевешивать товар. У нас в России есть любопытная специфика. Во всем мире, если ты ходишь в одни и тот же магазин или к одному и тому же продавцу, то тебя продавец уже знает и старается дать тебе кусок получше и даже побольше, у нас, по неизвестным причинам, наоборот старается постоянного покупателя обвесить и положить товар ему похуже, погнилее. Это совершенно необъяснимый и абсолютно национальный феномен. Поэтому большинство моих знакомых ходит за продуктами в гипермаркеты, конечно, там тоже бодяжат, но, по крайней мере, товар можно выбрать и поменять, да и цены легко проверить, хотя и там существует целая наука, как обмануть покупателя так, чтобы он еще и остался доволен.
Утром за завтраком из троих подруг, как обычно, была одна Наталья. Вообще весь день Григорьев Ирину не видел. Не только на пляж утром, но и даже на волейбол в пять часов она так и не появилась. Наталья, уткнувшись в очередной детектив, сказала, что будто бы Ирина уехала на весь день в аквапарк в Анталию. Вообще-то, интересно было бы посмотреть, кого же она себе выбрала? Наталья, если что и знала, то не говорила.
После обеда Григорьев хотел часик поспать, но в номер постоянно то звонили по телефону, то барабанили в дверь какие-то Машкины подружки. Только задремал, как зашла горничная. Григорьев не стал ее прогонять, плюнул и спустился в вестибюль. Там в креслах сидели гид Даша, с которой ездили в Анталию, и еще один гид — необыкновенно красивая и стройная турчанка.
Даша была родом откуда-то из Сибири, кажется, из Омска. Очень симпатичная, светленькая, с веснушками. Ей было восемнадцать лет. Она так сама и сказала: «Мне восемнадцать лет». У нее был как раз тот счастливый период жизни, когда женщина спокойно может объявлять свой возраст. Старше, к тридцати, и даже за двадцать пять, это делать уже не любят. Машка, прочем, тоже не любила объявлять свой возраст, но по совсем другой причине — хотела казаться старше. Помнится, на отдыхе в Египте ей по возрасту в рецепции отеля защелкнули браслет другого цвета, чем взрослым, для того, чтобы бармены не наливали спиртные напитки. Тут, в Турции, такого разграничения, к сожалению, не было.
Григорьев некоторое время поболтал с девушками. Гиды жили в пансионате на краю поселка в комнатушках без телевизора, холодильника и с общим душем в коридоре. Григорьев решил подлизаться к турчанке:
— Радуйтесь, здесь у вас жить хорошо — всегда тепло!
Однако турчанка на это ответила просто:
— Жить везде трудно!
— Это, конечно, так, но у вас тут хотя бы погода хорошая! — возразил ей на это Григорьев.
Потом Григорьев опять засел в тени у бассейна и снова пил пиво. Появился и заспанный Влад со своей золотой цепью на шее, уселся рядом.
