Виктор Пшеничный - Архангельские рассказы
И вот в начале сентября мы с Димой выехали из города на моей бежевой шестёрке, загруженной коробами, корзинами, грабилками, плащами, сапогами и прочими вещами, без которых в осеннем северном лесу не обойтись. Быстро, без приключений, доехали до деревни, оставили машину около знакомого дома лесника, вручили деревенским друзьям гостинцы: пряники, сушки, конфеты и несколько пачек чая со слоном на этикетке. В дорогу вышли основательно загруженными. Запасы в лесном складе-схроне — стальной бочке — пора было пополнить. В заплечных коробах несли хлеб, сухари, крупы, супы в пакетах, мясные и рыбные консервы, картофель, лук, соль, сахар, водку, масло, свечи, спички и, отдельно, бутылку керосина.
Погода стояла спокойная, тихая, сквозь лёгкую пелену облаков проглядывало солнце. Яркими пятнами высвечивались красные осины, жёлтые берёзы, болотные кочки сверкали россыпями клюквы. На ходу пригоршнями рвали и ели сладкую, спелую голубику и чернику. Глубоко дыша запахами лесной прели и багульника, мы медленно шагали к озеру, предвкушая хорошее застолье у костра, рыбалку, обилие грибов и ягод, лесное уединение. Через пару часов мы были на месте. Дела по хозяйству, приготовление ужина, топка печи, ловля живца, установка жерлиц заняли весь конец дня. Вечером, уже при свете костра, под навесом, за накрытым столом мы наслаждались отсутствием комаров, выпитой водкой, обильным ужином, яркими звёздами над головой, звуками леса, всплесками щурёнка, попавшего на крючок жерлицы. Далеко на востоке по шоссе еле слышно гудели машины.
Утром, после завтрака, я взял грабилку, корзину и пошёл за озеро на вырубку собирать бруснику, которая в этом году хорошо уродилась. Дима захотел остаться на озере удить рыбу да менять живцов на выставленных с вечера жерлицах. Ближе к обеду с большой корзиной краснобоких ягод, довольный, я стал двигаться по кромке озера к причалу. Димы нигде не было видно. Осмотр показал, что под столом в ведре, накрытые чугунной сковородой, лежали щурята, приготовленные для варки ухи, исчез остро отточенный топор, который всегда стоял в избе за печью.
Тревожное предчувствие погнало меня на берег. Я достал из нагрудного кармана свисток, и милицейские трели нарушили хрупкую тишину леса и эхом разошлись вдоль поверхности озера. Тревога охватила меня, и, поразмыслив, я пошёл сначала на запад, обходя озеро, а потом круто повернул на юг, в сторону реки Обокши, которая протекала в восьми километрах южнее, параллельно озеру и, пересекая шоссе, впадала в Северную Двину. Опыт подсказывал, что на север, через мрачный, густой ельник, он вряд ли пошёл бы, а вот на юг, в светлые, прореженные лесорубами перелески, вполне мог. В этом случае Обокша не даст ему уйти далеко. Чтобы успокоиться, я сел на пень и через равные промежутки времени стал выдувать свистком громкие трели. В промежутках чутко прислушивался, ожидая ответных криков. Через час я окончательно убедился, что Дима ушёл в лес и заблудился. Неожиданно я вспомнил, что вчера, во время нашего перехода, он говорил, что хочет найти и вырубить хороший берёзовый кап и сделать из него шикарную подарочную вазу или блюдо.
Кап — нарост на берёзе, заготавливается для поделок и резьбы, имеет красивую волнообразную структуру волокон. «Вот для чего он взял с собой топор», — с облегчением подумал я. Поразмыслив, вернулся к избе, основательно перекусил, взял бутылку кипячёной воды, бутерброды, электрический фонарь и пошёл опять к озеру. На причале я сидел ещё минут сорок, прислушиваясь и анализируя ситуацию, время от времени дуя в свисток и вместе с тем сосредоточенно напрягая внутреннее чутьё и интуицию, искал направление поиска. Что-то упорно подсказывало — юг, только юг. Держа в руке компас и поглядывая на дрожащую стрелку, не выпуская изо рта свисток, я обогнул край озера и направился точно на юг. Двигаясь по лесу, я мысленно приказывал себе: «На юг, на юг, пока не упрусь в Обокшу». Что-то убеждало меня, что я на правильном пути. Когда через час я снова присел отдохнуть и включил фонарь, так как стало плохо видно из-за сгустившихся сумерек, мне вдруг показалось, что я слышу слабый, неуверенный звук, выделявшийся на звуковом фоне леса: «А…а…а…»
Я приободрился и поспешил в сторону этих неверных, еле угадываемых звуков и через сотню быстрых шагов вышел на полянку, покрытую светлым упругим беломошником. На поляне, устало привалившись к дереву спиной, прямо на мху сидел Дима с измождённым, бледным лицом, а рядом с деревом поблёскивал брошенный топор. Я подошёл и молча протянул бутылку воды, догадываясь о его состоянии и жажде, которую он должен испытывать после многочасовых скитаний и бесполезных криков. Напоив друга, который уже не мог или не хотел говорить и только улыбался слабой, извиняющейся улыбкой, я предложил ему бутерброд, но он только махнул рукой, отказываясь. До избы добирались несколько часов, постоянно отдыхая и сверяясь по компасу с направлением на избушку. В избе ещё было тепло от предыдущей топки. Я зажёг лампу, помог Диме раздеться, стянул с него сапоги, налил стакан горячего чая и, напоив, уложил спать.
Порядочно устав, я всё же не мог уснуть и долго ещё сидел один за столом под ночным небом, размышляя, как точно интуиция и волшебная стрелка компаса вывели меня по идеально прямой линии спасительного маршрута в нужную точку, затерянную на громадной территории пустынного осеннего леса.
Зверское убийство
В конце августа позвонил приятель из авиаотряда, что находится на острове Кего, и предложил отдохнуть на базе отдыха лётчиков, на озере Ковском, расположенном на границе Мезенского района, на северо-востоке от Архангельска. Новую смену отдыхающих планировали забросить самолётом на озеро в первых числах сентября, оставалось два свободных места. Я связался с Володей — другом детства и коллегой по профессии. Он оформил отгулы на работе и дал согласие принять участие в экспедиции. С Володей мы учились в одном классе в послевоенном Петрозаводске и жили в одном доме. Потом жизнь разбросала нас на много лет в разные стороны и так же неожиданно свела затем в Архангельске.
Гидросамолёт, на котором предстояло лететь, обыкновенный «кукурузник» — биплан, поставленный на лыжи-поплавки, всё лето базировался на реке под берегом острова Кего напротив Архангельска.
На первом утреннем теплоходе, который весь день курсировал на переправе от города до острова Кего, мы, нагруженные огромными рюкзаками и складными удилищами, переправились через реку. В аэропорту нас уже встречал энергичный, весёлый человек в форменной лётной фуражке и кожаной куртке — мой старинный приятель. Когда все участники экспедиции собрались, он на маленьком автобусе отвёз нас на берег, где стоял гидросамолёт, приданный к специальному причалу.
Посадка, разбег — и мы в воздухе. Внизу река, Соломбала, протока Кузнечиха, пересекаем реку Лодьму, реку Ижму, Ижемское озеро, летим над пёстрым, по-осеннему ярко раскрашенным лесом.
Через час мы над Ковским озером, которое вытянулось с юга на север в обрамлении невысоких сопок, покрытых лесом. Самолёт садится и подруливает к небольшому острову посередине озера.
На острове построен летний домик времянка из толстых досок, обитых рубероидом, чтобы не продувало ветром. Внутри металлическая печь, нары, стол, скамьи, вешалка для одежды. У берега — причал с четырьмя вёсельными лодками из толстой фанеры, тут же стол, скамьи, место для костра, поленница дров. Устроились в избушке, разложили вещи, развесили одежду, переоделись и скорее в лодку — осмотреться на озере.
Высокие берега и деревья защищают озеро от ветра, поверхность воды неподвижна, в зеркале воды отражаются редкие облака, высокие берега, перевёрнутые кусты и деревья. Тишина и покой, изредка плещется крупная рыба да в камышах под берегом шебуршит утиный выводок. Разматываем удочки, пытаемся нащупать дно, но длины лески не хватает. Постепенно узнаём, что глубина озера — несколько десятков метров. Наши снасти к такой глубине оказались не готовы. Осваиваем прибрежный лов. В южной оконечности озера обнаруживаем устье впадающего в озеро ручья. Забрасываем удочки. Глубина около трёх метров. Клёва нет. Поплавки неподвижны. Достаю буханку хлеба, крошу хлеб за борт. Минут через десять первая поклёвка — повело поплавок в сторону и утопило, подсечка — и приличная серебристая сорога с ярко-красными плавниками трепещет в корзине. Постепенно хлебная прикормка сработала. Методично, с небольшими интервалами, ловится сорога — так в наших краях зовётся плотва.
В этой северной части области такие озёра не редкость. Они, как правило, имеют вытянутую форму, крутые, обрывистые берега, большую глубину, прозрачную воду и напоминают ледниковые озёра Карелии. В этих озёрах обитают крупный озёрный сиг, щука, окунь, сорога, язь, налим. Но для нас, нетерпеливых городских любителей рыбалки, эти озёра зачастую не дают ожидаемого результата, так как не хватает знания рельефа дна, терпения, трудолюбия и времени для обследования всех многометровых горизонтов воды и опробования многочисленных вариантов и способов лова.
