Мигель Делибес - Клад
– Подожди! – сказал Фибула. И, едва Херонимо остановил машину, прочитал и присвистнул: – «За-пре-ща-ет-ся-де-лать-рас-коп-ки», – он стукнул кулаком по ладони другой руки. – Вы поняли? Ну и дикий народец. Вот вам их любовь к культурному наследию, а все остальное – сказки.
Херонимо положил в рот леденец и поехал дальше.
– Я бы так не сказал.
– Что ты имеешь в виду?
– Почем я знаю? Этот недоносок алькальд намеренно чего-то недоговаривал, темнил. Подозрительный дядька. К тому же еще вчера вечером, когда мы, возвращаясь, проезжали здесь через площадь, какой-то проклятый паралитик сделал в нашу сторону непристойный жест, ничего не крикнув. Не знаю, мне кажется, они настроены враждебно к нам. Тут страстно ненавидят дона Лино, тот из соседнего селения, а нас, хочешь не хочешь, рассматривают как его сообщников. У меня такое впечатление, что они нас всех в один мешок свалили.
– Значит, этот дон Лино не из Гамонеса? – спросил Кристино.
– Конечно, нет. Он из Побладура, селения, граничащего с этим. Вот в чем сложность. Вы же знаете: Сосед соседу глаз выдерет.
Едва они снова тронулись в путь, как Фибула, выпрямившись на заднем сиденье, посмотрел в ветровое стекло между головами Херонимо и Кристино.
– Глядите, еще одна! – И, смеясь, прочел: – «За-пре-ща-ет-ся-де-лать-рас-коп-ки». – Он снова захохотал, – Во дают, не скажешь, что им не хватает воображения!
Херонимо поставил машину у скалы, на которой, невысоко от земли, грубо выведенное черной краской, предстало перед ними в третий раз все то же предупреждение. Пока они вытаскивали из багажника мотки веревки, мотыги, лопаты и вешки. Кристино, пригнув голову к плечу и глядя на Херонимо, спросил у него:
– Как по-твоему, эти объявления для нас развешаны?
Херонимо мрачно пожал плечами.
– Откуда я знаю? Для дона Лино, для нас, для черта, дьявола, для господа бога. Для всех вместе и ни для кого в отдельности, так я полагаю. Это предупреждение.
Небо по-прежнему было затянуто, но уже какой-то нежный молочный свет, слабое сияние пробивалось сквозь тяжелые серые тучи. Кристино поднял глаза.
– Туман, – сказал он, – После обеда рассеется.
– Сразу, парень, ясно, что ты из деревни, – засмеялся Анхель.
Они молча постояли около ямы, перед тем как начать работать, так было у них заведено. Первым прервал молчание Фибула, предварительно облизнув верхнюю губу:
– И как подумаешь, что здесь десять миллионов бабок тысячи лет пролежали в земле, удавиться можно, ребята!
Детское личико Анхеля осветилось улыбкой,
– А что бы ты сделал, если б нашел?
– Я? Рот бы себе заклеил, переплавил все, выждал время да и зажил бы в свое удовольствие. Ей-богу!
– Не говори глупостей, – вмешался Херонимо.
– Глупостей? Ты и в самом деле веришь, что это глупость? Думаешь, наша работа когда-нибудь даст нам десять миллионов?
Херонимо машинально дважды пожал плечами.
– Хороши бы мы были, если бы занимались только тем, что считали миллионы, – сказал он презрительно, – Ты что, никогда не думал о том, что докапываться до истоков, до самых глубин, в которые уходят наши собственные корни, есть само по себе нечто настолько прекрасное, что не идет ни в какое сравнение с деньгами?
Фибула с сомнением пожал плечами,
– Не знаю, старик. Если ты говоришь…
Анхель подошел к самому краю скалы и нагнулся. Внизу маленькое стадо коров, за которым приглядывал мальчик, спускалось от мельницы к реке, и гармоничный перезвон колокольцев четко долетал до вершины крепостного холма. На тропинке, тянущейся по правому склону, жал на педали велосипедист, а на полпути, по ковильясской дороге, лениво полз желтый рейсовый автобус. Внезапно Анхель схватил Кристино за руку и, смеясь, потащил к краю уступа сопротивляющегося друга.
– Отпусти ты, идиот! – Кристино вырвал руку, когда был уже в трех шагах от пропасти. – Ты что, не знаешь, что у меня голова кружится?
Анхель и Фибула смеялись. Херонимо схватил моток веревки.
– Работайте, – сказал он. – Уже около одиннадцати, надо спешить, – Он протянул моток Кристино и отметил нулевую точку, – Вы знаете – триангуляция 3-4-5, две ортогональные оси.
Парни работали молча, Анхель, как всякий раз, когда он сосредоточивался на каком-либо занятии, легонько покусывал кончик языка. По указанию Херонимо они отграничивали веревками и полдюжиной вешек соответственный квадрат, точно по ширине огнезащитной полосы,
– Немного правее, – сказал Херонимо, обращаясь к Кристино, – Здесь нужно лицом к магнитному полюсу. Иначе мы никогда не сориентируемся.
За несколько минут место огородили веревками: работали, не делая ни единого лишнего движения, словно по заранее составленному плану. В центре квадрата зияла вырытая доном Лино яма; рядом с ямой холмик выкопанной земли казался выше, чем был на самом деле. Херонимо взял тесло и поскреб тщательнейшим образом один из краев ямы; Анхель и Фибула ловко вбивали вешки. На южной половине квадрата сейчас же натолкнулись на первые тесаные камни. Херонимо предупредил:
– Внимание! Не трогайте. Само их расположение может многое значить.
Часом позже благодаря самоотверженному труду четверых молодых мужчин на отрытом месте появились нижние ряды кладки каменной стены, образующей угол. Херонимо провел кисточкой по структуре и внимательно рассмотрел черную землю вокруг. Его помощники, заложив руки за спину, выжидающе смотрели, что он делает.
– Ну как? – заинтересованно спросил Фибула. Херонимо вытер обшлагом потный лоб. Раздраженно сказал:
– В том, что это жилище, сомнений нет. – Потом добавил: – Но этот козел дон Лино слишком глубоко прокопал.
– Слишком?
– Он пробуравил пол, вот что я хочу сказать. Сейчас надо освободить жилище, а там увидим.
Мало-помалу появлялись на свет то зола, то кости, го керамические обломки, которые Херонимо заботливо откладывал в сторону.
– Давай, ребята! – подбадривал он. – Это уже интересно.
Анхель выпрямился, потер поясницу, пожевал кончик языка и протянул Херонимо какой-то разрисованный осколок керамики.
– А это? – осведомился он.
Херонимо сдержал радость.
– Конечно, это не убор из захоронения, как мы сначала думали, – Он придирчиво разглядывал осколок, лежавший на ладони, – Такая керамика, в прямоугольных жилищах, может прояснить нечто важное: проникновение кельтиберов на северо-восток Центрального плоскогорья. Он сложил собранные остатки в кожаную сумку, отряхнул с рук землю и посмотрел на старые часы, которые достал из брючного карманчика у пояса.
– Четверть третьего, – удивился он. – Нужно спуститься поесть. Если нам хоть чуточку повезет, завтра мы наверняка разберемся.
– А почему не сегодня после обеда? – тут же спросил Кристино.
Херонимо указал пальцем на огромную груду земли, извлеченную доном Лино.
– Надо это просеять, прежде надо это просеять. Ты знаешь, я не люблю оставлять недоделанную работу. Хоть и маловероятно, но, может, мы что-нибудь там найдем. А кроме того, надо снять план стены.
Херонимо вылез из раскопа и принялся внимательно разглядывать его северную стенку. Через минуту он добавил:
– Тут надо расширить раскоп с этой стороны. Нужно заложить еще один шурф, назовем его А 2. Мы сделаем его завтра, пока будем углубляться в А 1. Обязательно документировать все это. А сейчас пошли есть, уже пора.
Забрал свою куртку из дубняка, где она валялась, набросил на плечи и сказал с пафосом:
– Если я не ошибаюсь, мы решим завтра нашу проблему, и Арадасский холм раскроет часть своей тайны. Как жалко, что покойного дона Вирхилио нет с нами!
5
Сеньора Олимпия, сидевшая на корточках у очага, спиной к столу, медленно поднялась и обернулась. Щеки ее побагровели от жара пылающих дубовых поленьев, понемногу прогоравших и рассыпавшихся в уголья. Она сняла с огня сковородку жареной картошки и водрузила ее посреди стола, под которым стояла жаровня, а вокруг сидели археологи и уплетали за обе щеки бараньи отбивные, держа их прямо руками за косточку. За спиной у Фибулы было открытое окно, и через него с улицы доносилось нежное квохтанье кур и звонкое пение петуха. На противоположной стене, между тянувшимися рядами полок и шкафчиков с тарелками и глиняными мисками, широко улыбалась им с прошлогоднего календаря девушка в купальном костюме. Сеньора Олимпия, толстая и медлительная, постояла подбоченясь минутку, проверила, всего ли хватает на столе, а пока она стояла и смотрела, Кристино сидел, пригнув голову к плечу, и рассеянно обгрызал кость. Херонимо разозлился:
– Ты что, ни на секунду не можешь забыть о своем лице? Не знаешь, как отвлечься? Посмотри ты хоть разок прямо, не пригибай голову!
Сеньора Олимпия, снова присев на корточки, раздувала огонь, собираясь поставить на него котелок с кофе. Вид у Кристино был удрученный.
– Чего ты пристал? – спросил он. – Началось как тик, а кончилось комплексом. Не могу теперь избавиться.
